Я творю мир. II круг. Часть 10. Разговор с Гегелем
Мы снова встретились взглядом со Стагиритом. Но так как здесь всё было наоборот, то мы с ним не беседовали, а молчали. Но молчали об одном – о среднем члене. Действительно, где, в чем соединяются мышление и бытие? В принципе Ансельм с Фомой дали нам могучую подсказку с черенком Дуба. Совместная деятельность, деятельный результат сплотили святых отцов, примирили их позиции, но дальше куда двигаться? Ведь здесь, в Зазеркалье можно двигаться только вглубь, ещё дальше в себя. Но как правильно? Как не ошибиться? Может, знает кто правильный фарватер этой «глуби»? Нужен, нужен проводник! Мы с Аристотелем продолжали смотреть друг другу в глаза. И, похоже, учитель знал, кого мне сотворить, знал, но почему-то побаивался подтолкнуть своего Бога к этому. «Неужели такой крутой товарищ?», – задал я немой вопрос. Мой собеседник лишь прикрыл глаза.
«Георг», – сказал мужчина, неожиданно возникший, словно из преисподней. Я, будучи ещё весь в своих мыслях, не расслышав имени, переспросил: «Георгий?» «Георг Вильгельм Фридрих Гегель», – был ответ. Гордый мужчина был чем-то похож на Стагирита. Спрашивать я ничего не стал. Зачем лишние слова? Но вопрос, который я не задал, удостоился-таки ответа. Причем мгновенно. «Да, да, Валера, то бытие, которое ты сотворил с той стороны зеркала, отсюда лишь видимость. Оно здесь несущественно. «А что существенно?» – маякнул я. «Вот это мы с тобой и выясним. Ну, во-первых, существенна деятельность по обнаружению под покровом кажимости сути. Конечно, тут некоторая тавтология, но это так. Мы должны обнаружить весь механизм обнаружения сути. И способ этого обнаружения, способ снятия видимости назовём рефлексия. Рефлексия не есть простое самонаблюдение, интроспекция. Это именно познание. Здесь парадокс – познание ещё не знает себя, но уже познаёт». «А как это, снять видимость?», – спросил я. «Ну как… как одежду снимаешь».
– Поясни свою мысль, Георг, – диалог, а от него уже никуда не денешься, вступил в свою открытую фазу.
– Здесь, в Зазеркалье, важны не качественные различия между Милой, Платоном, Аристотелем, – здесь главное, что все сотворенное тобой есть ты сам. Здесь это выступает на первый план. Но это вовсе не значит, что ты не должен учитывать то, что ты сотворил с той стороны зеркала, иначе как бы ты себя определял? Помнишь, как ты искал врага в себе? Ты делал это абсолютно верно, но это было на уровне красивой сказки. Образ, добротный, хороший образ врага, подчёркивал исходное противоречие творчества. Именно с этого образа и начинает первый сотворённый тобой философ Платон свой фундаментальный труд «Государство». Понятно, что он эту книгу написал в помощь каждому думающему человеку. Но красочность образа врага затемняет главное – враг есть ты сам. Поэтому, как бы не был красив эстетический образ, но его приходится снять и оставить образ логический. И теперь скажи мне, мой Бог, что у нас осталось?
– Две голых категории – положительное и отрицательное.
– Хорошо, а ещё, ведь враг в тебе как абсолютная пустота, ничто, был отличен от твоего творящего бытия, рвущегося в бой, и одновременно абсолютно слит с ним.
– Получается ещё две категории, тесно связанные с первыми: тождество и различие.
– Ты уже понял, зачем этот процесс снятия сотворённого тобой бытия?
– Да, чтобы глубже понять третий постулат эксперимента: «Все сотворённое мной есть я сам». Ведь сам по себе этот постулат ничего не даёт. Обнаруживая под покровом видимости категории, мы отвечаем на вопрос: «Как всё есть Я?» Анализируя первые четыре категории сущности, приходим к выводу: положительное нигде и никогда не существует без отрицательного. То же самое можно сказать про тождество и различие. Различие всегда предполагает тождество.
– И это действительно так. Посмотри на наших святых отцов – в глазах Ансельма светится Фома, также и наоборот.
– Ты хочешь сказать, Георг, что соотносимость категорий между собой высвечивает не внешнюю значимость меня как творца, а обнажает основание творчества?
– Да, и это только первый шаг, маленький шажок к пониманию тебя собой. Действительно, ты уже понял, что тождество и различие, так же, как положительное и отрицательное, только тогда соотносимы между собой, когда у них есть что-то общее. Ты назвал его основанием. Это тебе наглядно продемонстрировали Ансельм с Фомой, посадив черенок дуба. Но где гарантия, что основание является истинным? Ведь основанием деятельности святых отцов было лишь откровение, откровение, исходящее от тебя. А ты сам, как показала практика первого круга творчества, оказался основанием и для хороших поступков, и для дурных, не случайно Фома усомнился в твоём совершенстве. Ведь у Милы было основание творить деньги, частную собственность, гетер?
– Было. Ты хочешь сказать, Георг, что категорию основания нужно куда-то развить, и очевидно в сторону более чёткого выявления истины и устранения заблуждения?
– Да, нужно продолжать путь, так как в этом первом шаге ты уже дошёл до предела, ибо понял, что всё, что есть в твоём мире испорченного, а это, в первую очередь, извини, твоя грэтхен, испорчено на хороших основаниях. Нет никакого дьявола – это сказки для дураков, ты сам есть дьявол, когда творишь мнение, а не мысль. Поэтому двинемся дальше.
– Но куда?
– Куда? А ты не соскучился по свежему воздуху? Как это не парадоксально, сущность никогда не поймёшь, исследуя лишь сущность. Сущность должна являться! Вынырнем и мы из Зазеркалья, обогащённые первыми плодами рефлексии.