Вернуться на главную страницу
Речи к представителям самообразовательных теоретических сообществ о воспитательном значении текстологической работы. Речь I. Ab ovo - Выйсце крыніц - Сначала.
Это было давно. В конце основной школы в классе, где мне, подобно всем прочим одноклассникам, приходилось расплачиваться глупостью за ещё неизвестное нам общественное устройство, появились слухи. Это были обычные школьные слухи о том, что существуют какие-то явления: запойный алкоголизм, монашеские ордена, новые компьютерные игры-боевики, лавки списанной техники, ЛГБТ-сборища, выживший со времён Народной Польши клуб моделирования судов и прочее и прочее - мало ли про что говорят в школах. Очередной предмет интереса полагалось научиться отличать от других, похожих, разобраться что к чему, и где это может быть рядом, а потом переходить к следующему предмету. Лишь один предмет совсем не поддавался этой схеме. Примерно за полгода до перехода в гимназию, в школу попали слухи о нежелательной литературе. Никто не знал точно о том, что в ней нежелательного, но все знали, что она есть. Если о запойном алкоголизме какой-нибудь школьник живо рассказывал на примере своих родственников и об ЛГБТ-сборищах кто-нибудь предупреждал, что в воеводском городе лучше не задерживаться на углу таких-то улиц, то тут ни распространители слухов, ни те, кто брался узнать что-либо получше, ничего точного не могли сообщить.
На первом году гимназии в обновившемся на четверть классе слух о «нежелательной литературе» стал постоянным и продержался без уточнения почти полтора года - крепкий орешек держали в памяти долго, надеясь на то, что он рассыпется или от постоянного возобновления поисков, или от силы времени. Не рассыпался и не поддался. Просто слухи, не получавшие подкрепления, оттеснились на задний план. Дольше из слухов не держалось ничего. Правда, была одна мысль, которую поддерживала больше половины класса. И эта поддержка регулярно возобновлялась почти все гимназические года. Эта была довольно абстрактная мысль о том, что «прогнило что-то в датском королевстве». Но какие выводы из этого делать, никто не знал, точнее, какие первые попадутся, те обычно начинали пассивно поддерживать. Мысль о глубинных беспорядках поддерживалась весьма навязчивым фактом: на фоне довольно удобной и крепкой мебели, плотных окон, хорошей краски стен и прочных дверей только учителя были явно обделены как денежным, так и нравственным довольством. Всей школе был известен случай, когда закупка несложного оборудования для одного из лабораторных кабинетов была оплачена в размере, четырёхкратно превосходящем средний учительский доход. Вещи побеждали людей. Подсознательное беспокойство было подлинно всеобщим. Учителя наши не были ни безнадёжными тупицами, ни догматическим скотами, но все видели, что они держаться из последних сил. Понимание того, что наша школа была относительно благополучна не благодаря, а вопреки обстоятельствам, было всеобщим. Алкоголизм, начётничество, тупой садизм и полузнание ещё не были господствующими тенденциями. Но параллели с описаниями католических и православных семинарий из классической литературы уже воспринимались на уроках словесности как своеобразные предсказания. Членовредительство, бессмысленный и жестокий вандализм, алкоголизм - всё это уже проявлялось в успешно дезорганизованных по команде Бальцеровича сельских школах, о чём многим в классе было известно. Относительное благополучие в школе почти все воспринимали как незаслуженный подарок судьбы, которым нужно пользоваться. Ведь все знали, что наша школа едва ли не наиболее благополучная по учительскому составу в целой половине воеводства. То есть школа была исключительна уже тем, что почти все учительские должности были заняты. А ведь в те годы были и школы без трети учителей - так учил Бальцерович своих сограждан неизвестным в Народной Польше реалиям расширяющегося буквально на всё рынка. Те из школьников, кто желал задумываться над ролью школы (таких было больше половины класса), понимали, что сама школа как повторяющаяся много раз форма общения является одной из опор того самого скотства, которое начиналось за школьным забором. Этому отнюдь не мешало то, что инерция Народной Польши ещё чувствовалась именно в нашей школе. Скорее исключительность этой инерции подтверждала худшие подозрения относительно состояния сферы образования и всего общества вообще. Воспроизводимое в школах и школами скотство проявлялось по разному, но почти везде и всегда довольно явно. За проходными городских мастерских воровали из-за бесхозяйственности и мелочности администрации. В субботних скверах горько пили из-за невозможности приложить куда-нибудь свои силы и получить соразмерный доход. В костёлах произносили речи в оправдание любой ситуации, которая складывалась за его дверями. В полиции укрывали крупных бандитов и с показательной жестокостью обходились с мелкими. В туалетах ночных клубов немецкие фирмы по переработке пластика устанавливали корзинки для использованных шприцов с невинной надписью вроде «помогите переработать пластик - облегчите планете жизнь». Из всего этого нужен был какой-то выход...
Где-то на втором году гимназии, после ухода с занятий, за складской постройкой мне попалась аккуратно прислонённая к стене книга. Она была хорошо упакована против дождя и ровно поставлена, но успела запылиться - очевидно, что её никто не забрал. Первая догадка была самой верной - это была «та самая литература». Нет, принципиально не то, что это было бумажное издание с польскими буквами (ведь теперь это может быть даже файл на полузаброшенном ftp сервере), а то, что книга представляла некий существенно иной строй мыслей. Она оказалась посвящена формированию материалистической диалектики, то есть книга была воплощением духа, который был более тесно связан с нашей действительностью, чем школьные учебники, речи ксёндза или телевизионная пропаганда.
Через месяц найденная книга была прочитана и понята в главном. Стало понятно, что основа для уничтожения школы найдена. И алкоголики, и ЛГБТ, и католические фанаты (в те годы в школах совсем немногочисленные и не уважаемые несмотря на то, что пассивное сочувствие к католицизму было очень распространено), и даже анархические конвенты (якобы сплошь антишкольные) - это всё на одной стороне, а практика Макаренко и способ рассуждения Маркса - это всё на другой стороне. Солнце остановилась, и Земля начала вокруг него движение, правда не по подлинной орбите, а по кругу. Но и этого было для начала достаточно. Не люди как придатки для кретинизирующей полумонастырской практики школы1, а школа как мелкий и подчинённый момент развития человеческой практики. Так выходило из теории Маркса, так проводил работу Макаренко. А ведь это была работа с результатами, прямо противоположными моей школе: там были всесторонне развитые люди из бывших преступников, а тут школа делала наркоманов и алкоголиков, деморализованных панков и тупых футбольных или католических фанатов из вполне благополучных школьников основной школы.
Порядок в голове наводился долго, но лёд был пробит - трещины стали расползаться по самым слабым местам, а, когда их стало достаточно, пласты льда пришли в движение.
На последнем году гимназии наш фрондирующий классный «нерд» заносчиво делился со всеми «тайной», что достал «Капитал» Маркса. Мне удалось к этому времени придумать нечто менее публичное, но более эффективное. После небольшого детективного расследования удалось найти в букинистических кругах одну польку, которая в итоге наводнила скопившейся у неё со времён Народной Польши «нежелательной литературой» несколько школ. Это было важнее обладания «Капиталом», ибо тут было бытие книг. Их читали, над ними задумывались. Представление о том, что кретинизирующая школа - это единственная доступная сфера деятельности спадало с читателей. Они обращались к действительной жизни и видели никчёмность школы и ценность подлинно человеческих проявлений. Потому усердные поиски администрации нескольких школ в повете ни к чему не привели - даже гимназисты умели «не сдавать своих» лучше, чем школьные директора подавлять «рассадники коммунизма».
Фромм к тому времени был одним из моих любимых авторов. Фундаментальную альтернативу нужно было учиться далее решать в пользу «быть», а не «иметь». Перед отъездом в Политехнику я был горд, что сделал что-то по самому существу против школьной тупости и скотства, что обеспечил некоторых одноклассников чем-то более понятным, чем «Капитал» у «нерда», но стопроцентно, - по самому основанию, - антишкольным. Лишь после приезда в Политехнику удалось осознать, что это были иголочные уколы, а драться нужно дубинами. Содействовать наводнению школ в повете социалистической литературой - это хорошо, но наводнять нужно было всю Польшу, а как оказалось ещё позднее, не только Польшу.
Увы, найти самообразовательную организацию до поступления в Политехнику не удалось. Создавать такую организацию было не из кого. Но доступная уже довольно обильная к тому времени «нежелательная литература» позволяла не тратить драгоценное время вне родительского дома на выбор - в Политехнике было понятно куда двигаться.
___
Теперь в рамках «улучшения кадровой обеспеченности школьного округа» школы, выдавшей мне матуру, не существует, а учительское сообщество было разогнано. Здание оставлено без надзирающего взгляда, а всё то скотство, которое окружает нас повсюду (отнюдь не только в Польше), по-прежнему существует и воспроизводиться тысячами иных школ, место которых, как показали А. С. Макаренко и его соотечественник В. Ф. Шаталов2, на задворках человеческой жизни, а то и на помойке. Никакой педагогической или дидактической необходимостью не обладает теперь раздувание черырёхлетнего цикла вхождения в гущу проблем создания своей собственной гармоничной жизни до десяти лет схоластики в неестественном одновозрастном сообществе с главной опорой на иерархию едва ли не древневавилонского типа. А ведь Макарнко выполнял функции не «внешнего элемента стоящего над», а фермента для всей жизни коллектива колонистов. От понимания этой ферментной функции большинство наших учителей было бесконечно далеко. Да их и тренировали в Народной Польше в совсем другую сторону, почему они не в силах были даже оказывать взаимное возвышающее воздействие, не говоря о хотя бы минимальном подъёме множества школьников в нравственном отношении. Весьма часто многие учителя не демонстрировали никакого человеческого отношения - только свою усталость и профессиональный кретинизм. Представителями какой-либо сознательной нравственности они быть не могли - дела вершились сугубо стихийно, а в спорных ситуациях, чтобы не думать самим, всегда требовали указаний из министерства. На большинстве занятий было информирование. Без меры, без смысла, без предпосылок и ... без последствий для жизни после получения матуры. Воистину многознание не просто не научает уму, оно противостоит ему. «Увеличение потока информации» только и служит, что отлучению от соответствующего действительности способа мышления. А ведь школьников буквально нашпиговывают всяческим отрывом от практики, от кричащих потребностей того мира, который только и имеет надежду что на тех, кого школа не смогла сломать, оставив их небезразличными, деятельными и желающими мыслить.
Книги, начавшиеся с той самой, найденной за складской постройкой, помогли мне значительно продвинуться в осуществлении подростковой мечты - вычистить из себя школу - непрактичность, мелочность, формализм, кретинизм, безразличие к своей и общей судьбе.
*
Да, дело обстоит таким образом: познание бывает куплено лишь ценой потери невинности жизни. Когда Адам берётся за перо, то будьте уверены, что он уже изгнан из рая жизни, уже вкусил от древа познания добра и зла.
*
Знакомые приходят и уходят, а друзья - нет. Книги, ставшие нашими друзьями, никогда нам не надоедают.
*
Те же аффекты, что и люди, вызывают в нас книги, только воздействие их более абстрактно. Почему? Да потому что книги - усопшие души людей, у которых если не больше, то по крайней мере столько же жизни и силы, как и у живых людей, потому что они духовные индивидуальности, которые, подобно живущим, действуют на нас, отталкивая или притягивая.
Ludwig Andreas Feuerbach: Abälard und Heloise oder Der Schriftsteller und der Mensch. Aphorismen (1834)
Людвиг Андреас Феербах: Абеляр и Элоиза или Писатель и Человек. Афоризмы (1834)
В фотокопии http://reader.digitale-sammlungen.de/de/fs1/object/display/bsb10576123_00005.html а также https://archive.org/details/bub_gb_XwpCAAAAcAAJ. Многие сверенные цитаты приводятся по http://propaganda-journal.net/print/9739.html.
Ноябрь 2017
Продолжение речей от иных авторов следует
1 Удивительно, но кофессиональные школы имеют, по наблюдениям в Польше, менее кретинизирующий характер и обычно менее замкнуты в монастырском смысле, чем общегражданские.
2 О результатах этого замечательного педагога, уничтожившего цепью небольших изобретений почти весь школьный формализм удалось узнать только после того, как был выучен украинский язык.
Речь 2 18-09-16 http://propaganda-journal.net/10316.html
Речь 3. 18-09-24 http://propaganda-journal.net/10319.html
Что не так с текстологией?
19-03-27 Часть 1 http://propaganda-journal.net/10390.html
19-04-02 Часть 2 http://propaganda-journal.net/10394.html
19-04-14 Часть 3 http://propaganda-journal.net/10402.html
19-05-11 Часть 4 http://propaganda-journal.net/10412.html
19-06-05 Часть 5. http://propaganda-journal.net/10421.html
