Социализм революционный и социализм реакционный. Часть 1.
Cоциализм всегда был продуктом критики существующих порядков, строя эксплуатации и угнетения, но далеко не всегда эта критика была революционной, еще реже она была научной. Марксизм - это далеко не единственное и, тем более, не самое первое социалистическое учение.
Умные люди самого разного времени видели несправедливость и бесперспективность общества, в котором все построено на господстве и подчинении. Они страстно бичевали его и строили проекты нового общества. Такие теории получили название утопического социализма.
Одной из первых утопий принято считать работу древнегреческого философа Платона "Государство". Будучи свидетелем первых симптомов разложения древнегреческого полиса, Платон абсолютно точно указал на развитие частной собственности как причину этой болезни греческой культуры, которая, как он и предупреждал, оказалась смертельной. Греческая культура во многом представляет собой попытку сохранить родовые отношения в условиях, когда никаких условий для этого не осталось, когда господствует рабовладение. Старым, родовым способом управлялись греческие города-полисы, где верховная власть принадлежала народному собранию, а цари избирались. Все это, помноженное на вызванные к жизни развитием морской торговли достижения ремесла, давало силу греческой культуре. Античный грек не мыслил себя вне полиса, он был в первую очередь его гражданином, а только потом уже частным лицом со своими интересами. Он знал, что за его плечами всегда стоит его род и его город, поэтому и сам он полностью отдавал себя роду и городу. Это вовсе не приводило к потере индивидуальности, а наоборот, давало необычайный простор ее развитию. Ведь каждый всесторонне готовил себя к служению обществу. Он должен был уметь делать все, что умеют делать другие. Греческая система образования была построена таким способом, чтобы подготовить человека всесторонне. Гимнастика, музыка, обучение танцам, письму, чтению, а позже - риторике и философии должны были способствовать гармоническому развитию каждой личности. "Быть всегда лучше и превосходить остальных", то есть достичь славы и чести, чтобы и после смерти продолжать жить в человеческой памяти. При этом речь не шла не только о тщеславии, но даже о том, чтобы зарабатывать с помощью своих знаний и умений средства к существованию. Ведь греки были уверены, что только та деятельность достойна свободного человека, которая основывается на его духовных способностях и не служит зарабатыванию средств к существованию.
Развитие отношений частной собственности, увеличение количества рабов и использование их в целях увеличения богатства (очень долго в Древней Греции господствовало так называемое патриархальное рабство, в условиях которого рабы использовались разве что в качестве домашней прислуги, а для включения их в сельскохозяйственные работы их сначала включали в состав семьи с соответствующими правами, за исключением политических) приводило к разрушению общинных порядков, к распаду полиса, что грозило крахом всей античной культуре. Платон очень точно почувствовал основную опасность, которая грозила античному обществу - частная собственность. Поэтому в его идеальном государстве нет места частной собственности. Все подчиняется законам Истины, Добра и Красоты.
Естественно, что учение Платона не имеет ничего общего ни с научным коммунизмом, ни с социализмом вообще. Оно реакционно, поскольку является отражением стремления родовой аристократии затормозить движение истории, по приговору которой общинный строй (первобытный коммунизм, как его иногда называют) должен был уступить место строю господства и подчинения. Но реакционное - не всегда глупое. Учения Платона - это была реакция, но это была вполне естественная реакция на наступление эпохи частнособственнического интереса. Это была несправедливая, античеловечная эпоха. Против господства частной собственности восставало все человеческое в человеке. Известна точка зрения К.Каутского, изложенная в его книге "Происхождение христианства", согласно которой Исус Христос - революционер, а христианство возникло как религия протеста, революционного сопротивления наступлению царства Маммоны, господства денег. Впрочем, уже через короткое время после признания христианства Римским государством, его иерархи прилежно служили именно этому безжалостному и бессовестному богу. Но лучшие из христиан, не желавшие продавать свои убеждения за деньги и почести, снова и снова обращали свои взоры к идее коммунизма, которую они вычитывали из евангелий.
Идея общности имуществ и красное знамя вдохновляли немецких крестьян во главе со священником Томасом Мюнцером, выступивших на борьбу с князьями и папством в годы Крестьянкой войны в Германии. Отчаянную борьбу против власти богатства вели многочисленные еретические секты Средневековья.
Отсюда, конечно же, не следует, что христианская церковь когда-либо, а тем более, сейчас, имела что-либо общее с коммунизмом. Она была и остается реакционным учреждением, верной служанкой богачей. Просто в эпоху Средневековья, когда религия оказалась господствующей формой сознания, никакие, даже самые прогрессивные идеи не могли быть ни высказаны в другой форме, кроме религиозной, ни восприняты широкими массами. Но христианская церковь немедленно отвечала самыми жестокими преследованиями на любую попытку усомниться в священности частной собственности - этого единственного нелицемерного ее догмата.
Даже основатель протестантизма - этой самой демократичной формы христианства - Мартин Лютер, идеями которого и вдохновлялись противники папства в Германии, немедленно выступил в защиту реакции, как только народные массы взялись всерьез за реализацию его идей и стали посягать не только на привилегии папства, но и на имущество богачей, требуя установления сегодня и сейчас "царства божьего", в котором бы не было бедных и богатых, ни классовых различий, ни частной собственности, ни чуждого обществу и стоящего над ним государства. Мартин Лютер, который еще недавно призывал "...скорее напасть... на пап, кардиналов, епископов и всю остальную свору римского содома, напасть на них со всевозможным оружием в руках и омыть наши руки в их крови..."1, немедленно выступил на стороне объединенного союза бюргеров, князей, дворян, попов во главе с папой против "кровожадных и разбойничьих шаек крестьян", призывая не менее страстно: "Каждый, кто может, должен рубить их, душить и колоть, тайно и явно, так же, как убивают бешеную собаку"2.
Надо сказать, что богатые классы не замедлили выполнить призыв этого осатаневшего попа. В результате, после подавления Крестьянской войны в Германии осталось около трети населения.
Но как бы не бесновались церковь и богачи, судьба феодального строя была решена. Он должен был уступить место другой форме эксплуатации и угнетения людей труда - капитализму. Большинство просвещенных людей возлагали на буржуазный строй большие надежды, полагая, что это будет царство разума, что устранение сословного деления, феодальной монархии, засилия церкви в духовной жизни приведет людей к истинной свободе. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Юридическая свобода в условиях буржуазных порядков нашла свое естественное дополнение в свободе от средств к существованию, продажная и насквозь коррумпированная республика оказалась не менее надежным инструментом обеспечения ограбления бедных и обогащения богатых, чем абсолютная монархия, да и религия не собиралась сдавать свои позиции без боя. Буржуазный строй не принес ни разума, ни справедливости.
Впрочем, еще в 1516 году вышла в свет книга Томаса Мора "Утопия", в которой автор пишет и такие слова: "... повсюду, где есть частная собственность, где все измеряют деньгами, там едва ли когда-нибудь будет возможно, чтобы государство управлялось справедливо или счастливо".
"... я полностью убежден, что распределить все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Если же она останется, то у наибольшей и самой лучшей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот". "... законы могут облегчить и смягчить эти беды, подобно тому, как постоянными припарками обыкновенно подкрепляют немощное тело безнадежно больного. Однако, пока есть у каждого своя собственность, нет вовсе никакой надежды излечиться и воротить свое здоровье, и пока ты печешься о благополучии одной части тела, ты растравляешь рану в других ..." Можно только поражаться прозорливости и точности мышления этого английского вельможи (Томас Мор занимал ряд высочайших постов, в том числе спикера парламента и лорда-канцлера). Уже пять столетий прошло. Каких только "припарок" не придумывали ученые коновалы этого скотского строя ради его спасения, сколько раз не объявляли о достижении "всеобщего благоденствия", а слова Томаса Мора не теряют ни своей свежести, ни актуальности.
К сожалению, в советские времена в среде интеллигенции наряду с привычкой (именно привычкой, а не убеждением) уважать учения социалистов-утопистов, выработалось к ним отношение как бы слегка покровительственное: что, мол, они там понимали, выдумывали всякие утопии. Социалисты-утописты представлялись едва ли не маниловыми от коммунизма. Такое представление не имеет под собой никакой почвы. Едва ли вы найдете среди авторов утопий двух-трех человек, которые были бы кабинетными учеными, а тем более, малограмотными бездельниками-фантазерами. Большинство из них были не только авторами, но и страстными пропагандистами своих учений. А часть из них посвятили жизнь воплощению их в жизнь, хотя общество не всегда относилось к ним благосклонно. В тюрьме писал свою "Утопию" Т. Мор. Почти три десятка лет жизни провел в тюрьме отчаянный итальянский монах Томаззо Кампанелла, но это не заставило его отказаться от планов освобождения родины от захватчиков и организации ее жизни на разумных началах. Был гильотинирован мужественный Гракх Бабеф, который всю свою жизнь посвятил реализации своих идей. Фразу из его предсмертного письма жене и детям вполне могла бы служить моральным кодексом коммуниста: "Я не видел иного способа сделать вас счастливыми, как путем всеобщего благополучия..."
"Одним из основателей свободы Соединенных Штатов" называл себя успешно воевавший во время войны за независимость Сен-Симон. Всю свою долгую жизнь не прекращал борьбу Роберт Оуэн, который прославился не только опытом успешной организации на социалистических началах знаменитой фабрики в Нью-Ланарке, но и тем, что он заложил основы массового рабочего движения в Англии.
Тем не менее, в конечном счете, утопический социализм оказывается весьма реакционным течением.
"По мере того как развивается и принимает все более определенные формы борьба классов, это фантастическое стремление возвысится над ней, это преодоление ее фантастическим путем лишается всякого практического смысла и всякого теоретического оправдания. Поэтому, если основатели этих систем и были во многих отношениях революционны, то их ученики всегда образуют реакционные секты".3
Весьма показательно, что ко времени написания "Манифеста" социализм был представлен в общественной жизни Европы весьма широким спектром различных направлений. Но Маркс и Энгельс вовсе не рассматривают представителей этих направлений как союзников. Анализируя социалистическую литературу того времени, они выделяют в тогдашнем социализме несколько направлений: реакционный социализм, консервативный социализм, критически-утопический социализм и коммунизм.
К первому направлению они относят феодальный, мелкобуржуазный и немецкий или "истинный" социализм. Что касается последнего, то он имел сугубо местное, немецкое значение, которое потерял уже после революции 1848 года.
Феодальный же и мелкобуржуазный социализм стали хронической болезнью движения и поэтому их стоит рассмотреть подробней.
Аристократия, потерпевшая поражение в результате буржуазных революций, тем не менее, неохотно сдавала свои позиции. Ее не устраивал даже тот компромисс на шее у пролетариата, который ей предложила победившая буржуазия в ходе реставрации, неотступно следовавшей за любой из европейских революций. Аристократия, воспользовавшись тем, что пролетариат, принявший самое живое участие в этих революциях, оказался обманутым в своих надеждах на улучшение своей жизни и был разочарован их результатами, развернула агитацию против буржуазных порядков, апеллируя в первую очередь к тому, что красивые и правильные лозунги свободы, равенства и братства в результате захвата власти буржуазией очень скоро обернулись для пролетариата усилением эксплуатации, поскольку в этом деле буржуазия и впрямь получила полную свободу, устранив всякие средневековые ограничения. В конце концов, феодалу было невыгодно, если его крестьянин умирал с голоду, ведь крестьянин стоил денег. Капиталисту же это было безразлично: за воротами ожидали сотни таких же голодных и готовых работать. Рабочий был полностью свободен: мог жить, мог умирать. Соответственно, и равенство перед законом страдающего от ожирения и подыхающего с голоду оказывалось разве что злой насмешкой над идеалами революции. С революцией бедные в своей массе не приобрели, а потеряли, и это было питательной почвой для успеха аристократической критики буржуазного строя. Но возврат к феодализму устраивал рабочих еще меньше, поэтому успех этот был ограничен рамками литературы. Это была блестящая и вполне справедливая критика малограмотной, алчной, лицемерной буржуазии с высот утонченной аристократической культуры (яркий пример - творчество Оноре де Бальзака), но предложить что-либо новое представители данного направления уже не могли. А возврат к старому, то есть к феодализму уже был невозможен, да и никому не нужен.
1Цит. по Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. К.Маркс, Ф.Энгельс., Собр. соч. Т. 7, 395.
2Там же, с. 367.
3 К.Маркс, Ф.Энгельс. Манифест Коммунистической партии. К.Маркс, Ф.Энгельс., Собр. соч. Т. 4., с. 456.