Нигилисты и революция
Это модное когда-то словечко уже без сомнений можно причислить к архаизмам или историзмам. А было время, когда слово «нигилисты» гремело во всей мировой печати, будоражило мировую общественность, вдохновляло писателей и художников. Фактически, все волнения, происходившие в России в 60-80-х годах, считались в Европе, в США делом рук нигилистов.
Так ли это было на самом деле? И какое содержание скрывается за этим словом, которое, в отличие от других «-измов», не несет в себе никакой «положительной» идеи, а воплощает только отрицание?
Владимир Маковский. Вечеринка, 1875-1897 г.
Первым знаменитым нигилистом стал тургеневский Аркадий Базаров. Появившись на свет, эта личность, как и подобает нигилистам, сразу вызвала массу толков, в которых было больше осуждения, чем симпатий. Он не умел вести себя как подобает, непочтительно и даже грубо разговаривал со старшими, для него не было ничего святого, он не знал и не признавал Пушкина и т.п. Базаров стал первым общеизвестным бунтовщиком против приличий, и это было в нем для публики главное, это несоответствие общественным правилам жизни публику настолько ослепляло, что увидеть росток нового в его бунте она уже не могла. А это новое было, это уже был не просто отказ от стандартной схемы жизни, как у бунтаря «старого поколения» Павла Петровича Кирсанова и но поиск новых взглядов на мир, поиск общественного смысла жизни. Опять-таки, поиск не на словах, не в мечтах, как в «Рудине» того же Тургенева, а поиск деятельный.
Тургенев писал свой роман как попытку критического взгляда на чуждое ему по духу молодое поколение, но, как прекрасный писатель, он, не понимая прототипа своего героя, понял самого героя и нарисовал его образ объемным, сложным, глубоким, достойным размышлений, а не плоского порицания (детальнее об этом – в статье Дмитрия Писарева «Базаров»). Не всякий современник мог оценить образ Базарова, но история показала неизбежность его появления, его необходимость.
У Тургенева Базаров одиночка. Ему не находится места в жизни, и он погибает, он – только предзнаменование начала больших общественных перемен.
Но знамя нигилизма, поднятое Базаровым, начинает все увереннее подниматься в действительной общественной жизни. Проходит годик-второй – и нигилистов стало в России хоть пруд пруди. Нигилистами стали называть всю несогласную со старыми патриархальными принципами жизни, демократически настроенную молодежь. Большая часть ее были студенты, откровенно бравировавшие своим протестом и выражавшие его прежде всего в своей внешности и поведении: вместо приличной одежды носили темные балахоны, вообще небрежно относились к своему виду, девушки стригли волосы, курили, стремились учиться.
Николай Ярошенко. Студент, 1881 г.
Нигилисты по-новому смотрели на брак, любовь: так, впервые в России появились фиктивные браки, заключенные лишь для того, чтобы девушка получила возможность уехать из семьи и начать учиться. История одного из таких браков лежит в основании сюжета фильма «Нас венчали не в церкви», в котором очень хорошо показана «ломка» взглядов на любовь вообще, которую переживала молодежь того времени. Между прочим, «продуктом» одного из таких фиктивных браков стала Софья Ковалевская – одна из первых в мире женщин-математиков. Что касается мировоззрения, нигилисты считали себя материалистами, атеистами.
Вместе с этими новыми взглядами распространялись по России и зачатки студенческих кружков. И вовсе неправильно было бы сказать, что нигилисты отрицали все и не имели никаких идеалов. Нет, как и всякое молодое поколение, они искали возможностей применения своих сил, они, не видящие для себя места в настоящей жизни, мечтали о том, какой эту жизнь нужно сделать. Конечно, их мечты были крайне наивны, программу их целей можно было бы назвать «абстрактным демократизмом», но это не умаляло их решительности и даже самоотверженности. Одну из историй такой жертвенной преданности рассказывает Софья Ковалевская в своей повести «Нигилистка»: молодая и красивая девушка Вера, решив посвятить свою жизнь прогрессивным идеям, выходит замуж за незнакомого ей раньше осужденного нигилиста и уходит за ним на каторгу лишь для того, чтобы облегчить его участь. Она отказывается от всех благ ради служения «делу», и видит в этом большое счастье.
Благодаря наивным идеалам нигилистов, благодаря их неприятию существующего положения в России постепенно установилась такая «общественная норма», что каждый молодой человек, студент должен волноваться за будущее, страдать за народ, бороться за новую жизнь. Чтобы обсуждать проблемы общества, парни и девушки собиралась, объединялась в группы. Наверное, впервые в истории России молодежь массово собиралась не вокруг развлечений, а вокруг общественных проблем.
Так из абстрактного отрицания рождалась новая жизнь, из совокупности отдельных бунтовщиков вырастали новые организационные формы. И это рождение было очень непростым.
Этапом становления революционной дисциплины была «нечаевщина». Сергей Нечаев был харизматической личностью, каких в революционном движении было всегда немало. Он требовал от участников своего «Общества народной расправы» беспрекословного повиновения, строжайшей дисциплины и конспирации, полного самоотречения, растворения в организации. Когда Нечаев столкнулся с неподчинением студента Иванова – он инициировал его убийство. В его «Катехизисе революционера» были такие строки: «Революционер — человек обреченный; у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни имени. Он отказался от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям. … Он презирает общественное мнение, презирает и ненавидит… нынешнюю общественную нравственность». Нечаев считал для революционера приемлемыми любые методы: он позволял себе лгать, шпионить, плести интриги, вскрывать чужие письма и т.п. «Нечаевщина» остро поставила вопрос о морали революционера, о его духовной свободе, о межличностных отношениях внутри революционной организации. Вопрос, ответ на который, как мне кажется, не найдешь у себя в голове – он, наверное, находится только историей. Нечаев не был единичным явлением, был еще кружок Николая Ишутина, были, скорее всего, и другие подобные кружки. Преломление прогрессивных революционных идей через линзу больного общества отлично показал Достоевский в романе «Бесы».
Сергей Нечаев
Другой тип революционной дисциплины начинался с кружка «чайковцев». Здесь, наоборот, господствовало взаимное доверие, уважение, забота, дружба. Из «чайковцев» вышли будущие герои-народники Софья Перовская, Андрей Желябов, Николай Морозов, Сергей Кравчинский, один из инициаторов русского рабочего движения Виктор Обнорский, один из первых русских марксистов Павел Аксельрод и другие крупные революционеры. Можно себе представить, как непросто было членам «Народной воли» — преемникам моральных принципов и отношений, сложившихся в кружке «чайковцев», — решиться на террор. Но таков, очевидно, парадокс истории: тот, кто больше других умеет любить, вынужден больше других ненавидеть.
Кстати, в отличие от Нечаева, Александр Михайлов, стихийный руководитель «Народной воли», считал, что революционер должен быть непогрешим даже по критериям той прогнившей общественной морали, в условиях которой он живет.
Революционное движение России созревало, набирало обороты и по мере этого созревания слово «нигилизм» уступало место другим, более точным названиям как внутри страны, так и за рубежом. Нигилизм был только моментом становления российской революции.