Вернуться на главную страницу
De politica (о политике). Часть IV О политическом филистерстве и его преодолении
Часть IV О политическом филистерстве и его преодолении
На напряжённом логическом и психологическом переходе немецких профессоров стоит завершить рассмотрение объективной проблемы отношения теоретического коммунизма к практическому. Остаётся проблема субъективная и объяснение о том, почему «автор не применяет классовый анализ». Применение классового анализа оправдано только тогда, когда мы рассматриваем возможности массовых организаций и главные влияния внутри них. Политический коммунизм последние годы стремительно сужается к востоку от Лабы везде, кроме Германии. Поэтому классовый анализ политического коммунизма до достижения «дна падения» будет всё менее продуктивен, тем более, что политический коммунизм в условиях его собственного суицида - это не очень-то и коммунизм. Теоретический коммунизм также не имеет широких организаций. По своей природе он без них может долгое время обходиться, что обуславливает его живучесть. Здесь масштаба классового анализа мы тоже не достигаем, точнее, классовый анализ тут почти целиком сводится к анализу гносеологическому. Массовости, на которой мы имеем право выбросить единичные результаты анализа гносеологического в пользу классового, мы здесь, увы, ещё не достигаем. А классовый анализ буржуазных организаций, спекулирующих на коммунизме, это не предмет интереса в данной статье, ведь она про коммунизм, стремящийся соответствовать своему понятию. Пока же все показанные логические переходы абстрактны в том смысле, что на костях нет живого мяса, что они не обрели силу организованных тысяч и миллионов конкретных носителей политического сознания. Конечно, хочется дожить до того времени, когда за каждым упомянутым логическим переходом будут действия тысяч живых людей и за каждой сталкивающейся тенденцией будут миллионы. Увы, это зависит не от моей мыслительной способности и не от умения моих рецензентов делать классовый анализ, а от исторической конъюнктуры. Её можно понять, но не всегда можно преобразовать даже после её понимания. Историческая конъюнктура, кроме объективных факторов, содержит и субъективные, такие как, например, уровень сознания, недостаточный для своего действенного понимания, т.е. преобразования данной исторической конъюнктуры.
Однако, мы немного отвлеклись. Хорошо бы вернуться к «политическим филистерам» и к «исчезающим профессорам», которые им либо противоположны, либо являются выходом из «политического филистерства». В этом должен разобраться сам читатель. А для этого попробуем разобраться с термином «политическое филистерство» и попытаемся через польскую политическую зарисовку выйти на практику, образующую понятие «политического филистерства».
***
Полный смысл «политического филистерства» выяснить не так просто. Ничего подобного польский или немецкий политический лексикон не включает. Очевидно лишь, что контекст термина не предполагает положительного смысла. Если попытаться найти определение филистерства в российском политическом контексте, то кроме как от Белинского помощи взять не от кого. Прадед Великого Октября определял филистеров так: «толпа есть собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету, другими словами - из людей, которые
Не могут сметь Своё суждение иметь».
Такие люди в Германии называются филистерами, и пока в русском языке не приищется для них учтивого выражения, будем называть их этим именем».[1]
Что такое политическое филистерство? Это неспособность иметь своё суждение в политике. А такая неспособность с хорошей погрешностью сводится к отсутствию политической организации, превращая полемику в суждение о политической организации. Суждение приходиться выносить на основании обстоятельств и опыта, которые чужды российским товарищам, но другого выбора нет, поскольку (по верному замечанию Тушканчикова) «ни один беспартийный философ не может быть «полностью прав» в отношении любой революционной организации, пусть даже революция относительно слаба.»
Заблуждается тот, кто считает, что политическое филистерство - это только польская или советская проблема. Пути преодоления какого явления обсуждают немцы, пытаясь познать его по логическим переходам из «Науки Логики»? Что собирается преодолевать первым делом каждый польский социалистический школьник? На что жалуются в Варшаве нечастые белорусские гости из страны, где в смысле сообщества нет ни политического, ни теоретического коммунизма? О чём пишут покаянные письма[2] представители украинских «левых»? Про что в первую очередь спрашивают у чехов, немцев и венгров литовцы, изредка попадающие на конференции по материалистической диалектике? Ясное дело про политическое филистерство, про невозможность работать в растущей количественно и качественно, более-менее широкой политической организации. Причём в этой невозможности мы с согласия читателя не будем различать её формы, будь то классическую (т. е. кустарничество) или менее развитую (т. е. сектантство или групповщину), а также крайнюю в сторону индивидуализма форму - собственно политическое филистерство. Ведь, как известно, чтобы понять роль и смысл частных форм, нужно наметить логику взаимного превращения всеобщих форм.
Как только в центре внимания оказывается проблема политической неорганизованности, то появляются несколько типичных решений, которые примерно сводятся для личности до дихотомии - найти или создать подходящую организацию. Прежде чем разворачивать эту дихотомию, следует всё-таки сообщить о том, для какой цели организация должна подходить. Эта цель - получение всей полноты государственной власти для сознательного, ускоряющегося и по возможности необратимого преодоления товарности в общественном производстве. Задача эта очень непростая, ибо сопротивление неизбежно необходимому попутному акту национализации «господствующих высот» экономики не может не быть в современных условиях бешеным. И тут же стоит помнить, что без этого акта и просветительство, и системы типа «Киберсин» и ОГАС, и механизмы прямой демократии, и политехническое образование и отмирание философии и религии как особых форм сознания и многое другое невозможно. В отношении этого бешеного сопротивления есть несколько мнений. Кто-то считает, что его преодолеют уже существующие организации, кто-то считает что эти организации нужно немного просветить, и они смогут его преодолеть, наконец есть те, кто считает что это бешеное сопротивление нужно исследовать не детально, но до существенных черт достоверно. Требование исследования того сопротивления, которое окажет буржуазия, следует отождествить просто с добросовестным отношением к будущей революции, вне зависимости от того, произойдёт она при нашей жизни или после неё. Эта добросовестность должна рассматриваться как важнейшая черта политической революционной традиции. Конечно, добросовестное отношение к выяснению трудностей на пути революции зависит в некоторой степени от уровня нашего сознания и мужества следовать за истиной, которая может оказаться не там, где нам нравится. Но «правда сделает вас свободными» - говорит главная книга католицизма, а значит, из будущего царства свободы извергаются те, кто «имеет истину за пазухой» и только ждёт момента когда все отвернуться, чтобы выставить на публику готовое изделие. Стоит ли доказывать, что разделение догматической и сократической линии в современных условиях имеет колоссальную политическую значимость?
Не имея в себе свободы, бороться за освобождение по меньшей степени неразумно. Вряд ли тот же Ильенков не оказал на современников почти никакого собственно политического влияния только потому, что не имел развитого политического сознания. Нет, дело как раз в том, что Ильенков имел достаточно развитое политическое сознание, но тот «малый дух», что вещал Сократу, говорил Эвальду Васильевичу о подлинных возможностях его политического влияния. Ильенков не всегда слушался своего «малого духа» и однажды написал одно относительно широко известное в Германии и Польше письмо, которое показало нам, что в некоторых условиях собственно политическое влияние для теоретического мышления невозможно. Что ж, если это интересно читателю, то мой «малый дух» тоже иногда вещает такое, что частенько я страстно желаю быть неправым, хотя и знаю, что прав, и притом прав правотой постижения логики самого предмета. «Политический коммунизм» один из таких предметов. Мы все является свидетелями его краха в форме суицида на просторах от Одры до Енисея, но, вообще говоря, процесс замещения кадров, когда «вместо старых придут новые», совсем не механический и почти повсеместно сопровождается крахом старых организационных форм. Особенности этого краха мы исследовали выше, где вопрос ставился содержательно в отличие от моего первичного вполне гегелевского по форме абстрактно-логического ответа. Чтобы понять, откуда в мыслительной жизни отдельной личности появляются указанное выше требование к жизнеспособной организации, способной сделать капитализм нежизнеспособным, придётся окунуться в такой сомнительный жанр как «робинзонада», а точнее, на сцену вызывается польский социалистический школьник.
Польский социалистический школьник решает вопросы.
Логически чистую форму субъективного порождения понятия политической организации в современных условиях можно ясно разглядеть, если присмотреться к далёкому миру польских социалистических школьников, который завораживает своей универсальностью. Польский социалистический школьник - универсал в лучшем смысле. Если уж ненависть к школе вызвала именно такое самоопределение, то он готов развиваться в любых направлениях - к экономизму, к терроризму, к политическому филистерству, к многолетней эффективной борьбе и, наконец, к отказу от всякой деятельности. Такое тоже случается. Мы возьмём не самый лучший и не худший, но хороший (а потому редкий) случай, когда социалистическому школьнику удаётся получить умственные средства, позволяющие оценивать современные проблемы преодоления разделения труда почти без прекрас. Это значит, что во всё время размышлений истина остаётся для него так же неожиданной и такой же естественной, как и при его первом самоопределении как сторонника социализма.
Исторически первые мысли польского социалистического школьника просты: частная собственность ужасна и её давление на Польшу едва выносимо. При этом все коллизии, порождённые общественным разделением труда, воспринимаются скорее чувственно, с опорой на польскую классическую литературу, чем теоретически, с опорой на их эффект в обществопреобразовании. То, что противостоящие частной собственности элементы чувственности могут существовать в массовой форме, но оттого не иметь никакой действенности, - этого польский социалистический школьник ещё не знает. Вообще, на этом этапе революционные заботы он переносит на плечи «профессиналов», которыми могут представляться как члены политических организаций, так и окружение автора какой-нибудь чудом попавшей в провинцию современной социалистической книги. Кого считать «профессионалами» - это скорее вопрос случайности. Мне известно, что в Западной Польше за них принимали распространителей немецких социалистических и коммунистических журналов, которые раз в месяц приезжали - городок. Эти люди преимущественно вербовались из знающих польский немцев или из навещающих родину польских эмигрантов в Германии.
По представлениям польского социалистического школьника, «профессионалам» открыты врата Асгарда, - они в случае чего сообщат о революции и скажут что нужно делать. По умолчанию польский социалистический школьник ставит себя во второй эшелон. Нельзя сказать, что в таком самомнении нет здорового начала, но настоящая беда не в том, что школьник неверно оценивает себя как начинающего и относительно слабого, а в том, что он не знает своей силы и преимущества перед «профессионалами». Обычно польский социалистический школьник даже не догадывается, что эти преимущества есть. За установлением контакта с первым попавшимся «профессионалом» у польского социалистического школьника обычно начинается политическая эпопея. Заканчивается она по-всякому, и её финал сильно завит от того, какой собственно «профессионал» попался на пути. В худшем случае дело заканчивается запугиваниями судебным процессом по знаменитой «коммунистической» статье Кодекса Карного в кабинете школьного директора. В лучшем случае дело заканчивается тем, что школьник знакомится со всем спектром демократических, социалистических и коммунистических организаций своей местности. Какой-то из этих организаций школьник начинает помогать и куда-то он обычно записывается. Через год-два оказывается, что выбранная организация расширяется не так быстро как школьный социалистический кружок, да и большинство её членов настроено не так оптимистически. Например, никто не думает о том, «откуда взять кадры, достаточные для контроля над национализированными предприятиями». Дальше всё зависит от культуры решения противоречий, потому что тенденции в школьном кружке и в той организации, куда школьника рекомендовали «профессионалы», обычно не просто разные, а резко контрастные до несовместимости. Например, в школе делают попытки количественно рассчитать оставшееся до революции время, а «дяди» не забивают себе голову ничем, кроме нервного и обычно слабо мотивированного «вычисления» простого предиката: при их жизни, или уже нет. В школе без всякого финансирования какой-нибудь знаток немецкого переводит статьи о материалистическом прочтении Фихте, а у «дядей» проходит мимо даже польская литература и пресса, не говоря о в общем-то понятной украинской или, тем более, в общем-то непонятной немецкой. И проявляется «выбор» - либо апатичные ноющие политики, либо «политическое филистерство». Выбор без выбора. Появляется не сразу, конечно. Приглядываясь к выбранной «организации», социалистический школьник обычно не пропускает мимо себя никакой доступной внутренней литературы, если она вообще циркулирует. Бывает, что «организации» глубоко наплевать на то, какой образ мыслей имеют её участники и имеют ли они вообще его в выраженном виде, ибо много где нужно для лучшей карьеры иметь образ безмыслия. Вряд ли стоит говорить о том, чем заканчивается столкновение с явными «политиками-исполнителями», ноющими в свободное время о бесперспективности политической работы. Такие «исполнители» полюбившихся некогда доктрин чаще всего самоотверженно имитируют мышление и потому циркулирование какой-нибудь литературы поддерживают, хотя и без энтузиазма. Здесь школьник может встретиться с классической партийной литературой: получить исследования по биографиям Варыньского и Дзержиньского, «Что делать?» Ленина или даже «Вопросы ленинизма». Эта литература понимается школьником обычно совсем не так, как она задумывалась авторами и совсем не с той стороны, с которой ожидали её рассмотрения «дяди». Подобно античному мыслителю, школьник воспринимает социалистическую литературу с точки зрения открываемой ей целостности и за сохранение этой целостности восприятия школьник обычно готов очень много отдать (если бы сам он знал, как он в этом прав). В социалистической литературе школьник видит утверждение целостности. Именно так, вполне по-спинозистски (как мне приходилось неоднократно убеждаться), молодёжью прочитываются «Вопросы ленинизма». В образе целосообразности мира из социалистической литературы социалистический школьник закономерно видит целесообразность революции. Дальнейшая борьба включает в себя противостояние ходячим позитивистским установкам, но она нам не интересна, ибо установив антагонизм Кружка и Политики, польский социалистический школьник очень превратно понимает их диалектику. Беда, если к моменту конфликта между ним, Любителем и «профессионалом» диалектическое мышление не освоено. Так польский коммунизм ежегодно теряет по разным оценкам от 300 до 1500 человек молодёжи - своих лучших возможных работников.
Если же диалектическое мышление оказалось хотя бы в начальной форме освоено польским социалистическим школьником, то наступает момент острого разрешения противоречий - «Голгофа». Помните как в главной книге католицизма Езус Христос просит «нести чашу эту мимо»? На «Голгофе» невозможно, сохранив социалистическую аффирмацию, принять исполнимость задач познанного масштаба для себя, «ничтожного червя». В то же время, реальные способности существующих объединений тоже осознаны к моменту «Голгофы» без иллюзий. Не отсюда ли происходит «политическое филистерство»?
Хотелось бы обратить ещё внимание на такое свойство «политических филистеров» как долголетие. Чтобы не было никому обидно, я приведу в пример Давида Харви (David Harvey) из Нью-Йоркского городского университета. В своих ответах на вопросы он касается своего отношения к (говоря нашим языком) обвинениям в политическом филистерстве. Признавая некоторую свою ущербность, Харви одновременно просит соизмерить его жизнь с жизнью тех «политических нефилистеров», тех «сврехреволюционых элементов», которые так щедро кидают обвинения. Статистика неутешительна - большинство из них в качестве индивидуальных субъектов освободительного движения действовали не больше 2-8 лет, а позднее среди обвинителей оказывались самые тухлые расисты, выраженные консервативные либералы и другие типично буржуазные политики. Значит, есть что-то у всех этих «политических нефилистеров» такое, что превращает их «противостояние действительности» в процесс приобретения расистких или либеральных убеждений. Что же это такое вынуждает идти их не только против Ленина, но даже против Антисфена - заложившего кинизм сократовского ученика, призывавшего некогда: «Своими соратниками нужно делать людей мужественных и справедливых; лучше сражаться среди немногих хороших против множества дурных, чем среди многих дурных против немногих хороших». Главный порок, обуславливающий «быстрое выгорание» «политических нефилистеров», заключается в отсутствии диалектического мышления, ибо без него самые революционные действия могут быть не поняты именно тогда, когда они постепенно становятся самыми контрреволюционными.
Давайте посмотрим на мотивацию «политических нефилистеров». К выходу на сцену приглашается автор филиппик против «политического филистерства» Бартек (Bartek) из дискуссии на одном из польских сайтов. Его рецепт против политического филистерства прост - не заниматься глубоко аж до сущности исследованием действительности, чтобы не получить ненужных сомнений и примкнуть к широкой коалиционной партии с формальной социалистической направленностью. В Польше ранее это была Трудовая Партия Польши (PPP), а теперь Zmiana, в России это, по видимому, «Рот фронт». Чтобы понять перспективы этих организаций, нужно разобраться в том, смогут ли они преодолеть то бешеное сопротивление, которое буржуазия окажет при попытках национализации. Предположим, Бартек считает, что «Змяну» нужно немного подучить или развернуть в правильную сторону своей работой. Давайте посмотрим, чем же занимается «Змяна» и столь вдохновлённый ей польский комсомол (да, тот самый, что прислал своих представителей в Кельце). Ответ мы можем найти на сайте космомола, где к одной из публикаций прикреплено такое изображение, НЕ совпадающее ни смыслом ни текстом с польским якобы соответствием.
http://komsomol.pl/obr/Info.JPEG
Кстати лексический анализ этого «российского варианта» обращения легко показывает, что оно рассчитано на неких российских околопатриотических элементов, прикрывающихся социалистическими лозунгами. Внутрипольская деятельность комсомола, толерантного к символике похожей на символику РОА, как помним, не лучше. Nierządem Polska stoi (Польша держится непорядком), но также и её коммунизм.
Что же это за идея - развернуть в нужную сторону «Змяны» и «Рот фронты»? Как это сделать без «авось», а с учётом своего реального влияния? Надо заметить, что детально исследовать организационное влияние разных классов и группировок примыкающие к «большой организации», обычно не собираются. К чему это приводит? Слово Розе Люсембург:
«Идея Фурье - путем системы фаланстеров превратить всю морскую воду земного шара в лимонад - была очень фантастична; но идея Бернштейна - превратить море капиталистической горечи, постепенно подливая в него по бутылке социал-реформаторского лимонада, в море социалистической сладости - только более нелепа, но ничуть не менее фантастична»[3].
То есть от малых и даже стабильных многолетних влияний характер организации не очень изменится, если она вообще сохранится. Искусство организации исторического субъекта (и его партии) состоит в другом, о чём уже было написано ранее (см. конец II части). Написанное не значит, что в «Змянах» и «Рот фронтах» не нужно работать. Работать нужно, но не стоит ожидать от них того, чего они дать не могут - организационной силы, способной загнать решающий гвоздь в крышку гроба капитализма. Без сознательного выражения совершающегося исторического движения о такой силе речи быть не может.
____
[1] Белинский В.Г. Полное собрание сочинений в 13 томах. - Т.4. - С. 374-375.
[2] Речь идёт об цитировавшейся в первой части статье Андрія Мовчана «Мої обкусані лікті».
[3] См. http://www.redov.ru/politika/o_socializme_i_russkoi_revolyucii/p3.php
