Вернуться на главную страницу

Сандинистская революция: взгляд из следующего столетия

2014-07-24  Александр Харламенко Версия для печати

Сандинистская революция: взгляд из следующего столетия

Трудно поверить: с того незабываемого дня прошло уже тридцать пять лет. В полтора раза больше, чем отделяло победу народа Сандино над наследниками его убийц от такого же триумфального вступления колонн Повстанческой армии в Гавану. С такими же молодыми командирами, под такими же красно-черными знаменами, которые у революций Пылающего континента не украсть и не испохабить никакой сволочи по другую сторону океана.

Но еще Гераклит из Эфеса учил: нельзя дважды войти в одни и те же воды. Двадцать лет в революционную эпоху - очень и очень немало, не только хронологически. Еще более долгий, во всех смыслах, срок - тридцать пять лет эпохи мировой контрреволюции. Ибо именно родине Сандино довелось вписать в историю самого революционного века последнюю - не только в Латинской Америке[1], но и во всем взаимосвязанном мире - победоносную страницу, а затем до дна испить горькую чашу отступления, тяжких компромиссов, временного поражения.

Тем удивительнее, что и сегодня, уже в следующем столетии, в сильно изменившемся мире, никарагуанская революция в отличие от многих других не канула в Лету. Ее авангард - Сандинистский фронт национального освобождения - в 2006 году вернулся к власти и с тех пор прочно держит ее, демонстрируя блюстителям буржуазной демократии бесспорную поддержку большинства народа. Новая Никарагуа идет в строю передовых стран новой Латинской Америки, передавая ей и всему миру «огонь, но не пепел» минувшего двадцатого века. Нам, менее счастливым наследникам своей Революции, об этом внятно напоминает достойная и смелая поддержка, оказываемая сегодняшней России в тревожные дни небольшой страной, познавшей империалистическую агрессию, как говорят в испаноязычных странах, «на собственной плоти» (en carne propia).

1. Истоки сандинизма

Почему столь важная историческая роль выпала именно Никарагуа? Ведь даже на фоне центральноамериканских соседей, имевших до последних десятилетий незавидную репутацию «банановых республик», эта страна не выделялась ни богатствами недр, ни уровнем промышленного развития, ни социальным весом рабочего класса и политическим влиянием его организаций, ни даже остротой аграрно-крестьянского вопроса при не столь уж плотном населении. Однако судьбу Никарагуа в решающей мере обусловила двуединая - географическая и историческая - особенность: она на редкость подготовлена природой для прокладки канала между Атлантическим и Тихим океанами. По сравнению с единственным конкурентом, Панамой, перешеек здесь хотя и шире, но ниже по рельефу и почти весь пересечен естественным озерно-речным путем, к тому же более богатым пресной водой для заполнения шлюзов. И если Панамский канал более чем на сто лет опередил Никарагуанский, то не в силу природно-географических преимуществ, а ввиду геополитического удобства для империалистических агрессоров. При этом «великий северный сосед», одолевший к началу XX века соперников в борьбе за Панаму, всегда стремился, в лучших традициях «американского применения динамита к конкуренту» (В.И. Ленин), заранее присвоить себе и альтернативную трассу межокеанского пути.

Никарагуа раньше и больше других центральноамериканских стран - да и вообще любой страны, кроме Мексики и Кубы, - подверглась не просто экспансии монополий США, а прямому военному вторжению. Североамериканские войска неоднократно высаживались на ее земле еще в XIX в., а с 1911 по 1932 г. практически непрерывно оккупировали ее. Оккупационный режим при формальном сохранении национально-государственных институтов представлял собой нечто среднее между тогдашним статусом «полуколоний» египетско-панамского типа и нынешним положением Афганистана, Ирака, Палестины, ряда африканских стран. Тяготы и унижения оккупации не компенсировались хотя бы крохами со стола хозяев действующих межокеанских трасс, как в тех же Панаме и Египте. При этом, в отличие от последних, Никарагуа имела уже столетнюю традицию официально признанной государственности в семье латиноамериканских республик, что формировало самосознание патриотов, усиливало солидарность с ними всех поборников независимости региона, передовых людей мира.

По всему этому Никарагуа стала ареной самого долгого и упорного в регионе сопротивления оккупантам, возглавленного с 1926 г. Аугусто Сесаром Сандино. В известном смысле борьба патриотов завершилась победой: Вашингтону пришлось вывести войска и формально признать суверенитет не одной Никарагуа, но и других стран региона. Это стало международным событием не только латиноамериканского, но и всемирного масштаба как один из факторов, противодействовавших фашизации США, что внесло важный вклад в победу над фашизмом.

Но самой Никарагуа победы пришлось ждать почти полвека. Уходя, интервенты оставили вымуштрованную, до зубов вооруженную жандармерию - «национальную (?!) гвардию» вроде тех, что сколачивают теперь от Афганистана до Украины. Во главе поставили достойного командира - Анастасио Сомосу, латифундиста средней руки и потомственного коллаборациониста. Внук бандита, повешенного за убийства на большой дороге, сам в молодости едва избежавший расстрела за фальшивомонетничество, он отличился на службе оккупантов готовностью выполнить любой преступный приказ. По указке посла США в феврале 1934 г. Сомоса учинил вероломную расправу над Сандино и его товарищами, а вскоре удостоился от президента-демократа памятного отзыва: «Он, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын».

Крупная буржуазия в Никарагуа до оккупации не успела окрепнуть, а в дальнейшем ее «нишу» фактически заняла сомосовская «семья» в обычном и мафиозном смыслах. В 50-х годах Никарагуа называли фамильным поместьем Сомосы, и в этом не было особого преувеличения. Конечно, тиран и не думал посягать на интересы всемогущей «Юнайтед фрут», хозяйничавшей на всем атлантическом побережье, как на своей плантации. По отношению к монополиям США Сомоса-старший знал свое место, хотя, бывало, в традициях чикагских гангстеров брал иного менеджера в заложники, пока не добивался желаемых условий сделки. Даже в подобных случаях бывшие юристы «Юнайтед фрут», сидевшие в госдепартаменте и ЦРУ, обеспечивали «своему сукину сыну» полную безнаказанность. Что уж говорить об обращении с соотечественниками. Всеми неправдами правящий клан завладел лучшими плантации кофе, какао, хлопка, сахарного тростника, риса, тропических фруктов, скотоводческими имениями. Банки, страховые компании, морские порты, железные дороги, авиакомпания, текстильные, цементные, бумажные, табачные и спичечные фабрики, доходные дома, водоснабжение городов, радио, телевидение, одна из ведущих газет - все было в руках «семьи». Золотые прииски диктатор делил с североамериканской компанией. Улицы запрещено было асфальтировать, чтобы не создавать конкуренции компании, производившей брусчатку. Молоко могла продавать только одна компания, продукция остальных, как не отвечавшая санитарным нормам, сливалась в реки. Чьи были компании-монополисты, догадаться нетрудно.

Периферийно-монополистический базис формировал соответствующую надстройку. Сомосе дольше, чем другим центральноамериканским тиранам, удавалось держать страну в изоляции от передовых идей. Буржуазная оппозиция пресмыкалась перед ним. Крестьянское движение было разгромлено, рабочее только зарождалось. Социалисты, считавшиеся за рубежом коммунистами, ни в чем не преступали «легальности». Об уровне их идейной подготовки можно судить по тому, что лидеры партии, по признанию самих социалистов, не читали «Манифеста Коммунистической партии». Режим чувствовал себя настолько уверенно, что активно помогал хозяевам расправляться с народным движением в соседних странах: в 1948 г.- в Коста-Рике, в 1954 г. - в Гватемале. Запятнавшая себя кровью народа «национальная гвардия» и после вывода войск США оставалась придатком их военной машины, по существу продолжавшей в интересах хозяев оккупацию своей страны, а иногда и соседних.

Но история не стоит на месте и в годы глухой реакции. Прежний буржуазно-олигархический порядок, державшийся на агроэкспорте, так и не оправился от Великой депрессии. С середины 50-х гг. мировые цены на кофе, хлопок, сахар шли вниз. Центральная Америка необратимо вступила на путь урбанизации и, пусть медленного, индустриального развития. Запасы сырья и дешевой рабочей силы стал привлекать не одних воротил агробизнеса, но гораздо более широкий круг монополий. Им уже не требовалось душить национальную промышленность в зародыше: из ее роста под своим контролем можно было извлекать максимум прибыли. В этом их интересы совпадали с интересами новых групп местной буржуазии, вступая во все большее противоречие с господством кучки североамериканских и местных олигархов, сделавших ставку на Сомосу и ему подобных. Трещина в господствующем блоке дала выход социально-политическому протесту.

Ненависть к национальному предательству, узаконенному рэкету и террору сконцентрировалась на фигуре тирана. Казалось, стоит уничтожить его, и страна обретет свободу. 21 сентября 1956 г. молодой поэт Ригоберто Лопес смертельно ранил Анастасио Сомосу-старшего. Чуда не произошло. Охранники диктатора изрешетили пулями Ригоберто, его немногочисленные товарищи после пыток были убиты «при попытке к бегству», студенческие активисты брошены в тюрьмы. Попытки ветеранов армии Сандино снова взяться за оружие были потоплены в крови.

Власть поделили сыновья убитого: Луис стал президентом, Анастасио-младший принял командование «национальной гвардией». Заговоры в рядах «гвардии» и вне ее пресекались по принципу покойного: «Серебро - своим, свинец - врагам, палка - всем прочим». Иностранные инвесторы освобождались от налогов при условии, что доля акций отойдет «семье». Это устраивало обе стороны: запрет забастовок и любых профсоюзов, кроме желтых, гарантировал дешевую рабочую силу.

Без передовой идеологии, программы, четкой организации, связей с массами освободительное движение не могло победить. Первый марксистский кружок в городе Леон создал в 1956 г. 20-летний Карлос Фонсека Амадор. На студенческих собраниях он призывал товарищей соединиться в борьбе с рабочими и крестьянами. Брошенный за решетку после 21 сентября, он сказал товарищу: «Я признался им только в одном - что все мы коммунисты». Протесты студентов, не страшившихся дубинок и пуль, заставили диктатора освободить узников. Когда Сомоса попробовал подольститься к Эйзенхауэру, заставив университет присудить президенту США звание почетного доктора, студенческие протесты приняли такой размах, что тот предпочел не приезжать за дипломом.

Революционный кризис получил мощный импульс от победы Кубинской революции. Только воды Карибского моря отделяли Никарагуа от Острова, освободившегося от такой же кровавой и грязной тирании, от ненавистных империалистических хищников. Куба указывала понятный и близкий путь борьбы, давала ей политические ориентиры, идейное знамя. Однако Никарагуа значительно уступала предреволюционной Кубе по уровню развития борьбы трудящихся. Сопротивление же классового противника, внутреннего и международного, резко усилилось после того, как он почувствовал настоящую угрозу. Пытаясь отгородить народ от заразительного примера, Сомоса одним из первых разорвал отношения с Гаваной. В Никарагуа открылись секретные лагеря, где инструкторы из США на деньги ЦРУ готовили «гусанос» к войне против бывшей родины. Отсюда в апреле 1961 г. флот компании «Юнайтед фрут» доставил их к Плайя-Хирон, где они были разбиты.

Подготовку агрессии против Кубы с территории Никарагуа первой разоблачила Никарагуанская патриотическая молодежь - организация, созданная в 1960 г. Карлосом Фонсекой и его товарищами (старшим был 29-летний Томас Борхе, младшим - 14-летний Даниэль Ортега). НПМ приняла участие в съезде эмигрантов в Каракасе, наладила связи с рабочими. Строители и шоферы провели первые успешные забастовки, но следующие были жестоко подавлены. «Гвардия» расстреливала крестьян, пытавшихся занимать пустующие земли латифундий. Молодежь убеждалась, что в условиях тирании даже элементарные требования трудящихся предполагают политическую борьбу, а та - вооруженную. Первыми молодых революционеров поддержали коммунисты Острова Свободы. Отряд будущих повстанцев прошел на Кубе военное обучение.

Начало военно-политической организации было положено в июле 1961 г. созданием Движения Новая Никарагуа. В 1962 г. оно было преобразовано во Фронт национального освобождения. Вместе с молодыми борцами во Фронт вступил Сантос Лопес, полковник армии Сандино. К. Фонсека считал необходимым опираться на освободительную традицию народа. В 1963 г. организация обрела название, под которым вошла в историю: Сандинистский фронт национального освобождения.

В отличие от прошлого, борьба повстанцев должна была опираться на хорошо организованное городское подполье. Под руководством К. Фонсеки было налажено издание нелегальной газеты «Тринчера» («Окоп»). В ней была опубликована программа-минимум: свержение тирании и роспуск «национальной гвардии», создание правительства национального единства при ведущей роли Фронта, передача земли крестьянам и независимое развитие индустрии, освобождение от экономического и политического господства монополий янки. В марте 1963 г. бойцы Фронта захватили радиостанцию столицы и передали в эфир заявление протеста против встречи центральноамериканских президентов с Д. Кеннеди.

Начать вооруженную борьбу предполагалось с территорий соседних стран. Никарагуанские рабочие в Коста-Рике и коммунисты этой страны активно поддержали повстанцев. Первый лагерь был создан в сельве Гондураса с разрешения президента. Но по указанию посла США гондурасские военные разгромили лагерь. Пришлось спешно переходить границу в глухом краю, населенном индейцами мискито. Те симпатизировали повстанцам, но участвовать в борьбе готовы не были. В первых же боях у реки Бокай в августе 1963 г. отряд был разбит. Причину поражения К. Фонсека видел в отсутствии организации масс, особенно на селе.

В том же году скоропостижно скончался Луис Сомоса. Президентом стал Р. Шик, тесно связанный с кланом Сомос. Шефу «национальной гвардии» из Вашингтона велели сосредоточиться на карательной миссии регионального масштаба. Еще в 1962 г. под нажимом США началось создание военного блока - «Совета центральноамериканской обороны», стали проводиться совместные маневры по борьбе с «подрывной деятельностью». «Помощь» США в основном сводилась к поставкам оружия и обучению армии и полиции войне со своим народом. Основную силу группировки составляли проверенные каратели сомосовского клана. Среди латиноамериканцев, обучавшихся в США и Зоне Панамского канала антипартизанской борьбе, сомосовские «национальные гвардейцы» числом уступали только военным огромной Бразилии. В 1965 г. США подключили СЦАО к интервенции в Доминиканскую Республику. В марте 1972 г. войска блока восстановили у власти сальвадорского президента Молину, свергнутого собственной армией за фальсификацию выборов; через полгода высадились в разрушенном землетрясением Манагуа под предлогом поддержания порядка, а на деле - чтобы удержать у власти Сомосу-младшего. Всякий раз блок действовал по указанию Вашингтона и при поддержке вооруженных сил США. Обнаглевшие сомосовцы всерьез помышляли о карательных походах в Коста-Рику, Панаму и даже на Кубу.

Вашингтон пытался подвести под экспорт контрреволюции экономический фундамент и в то же время лишить революционное движение массовой базы. Президент США лично добился ратификации договора пяти стран Центральной Америки о создании Центральноамериканского общего рынка со свободным перемещением товаров, услуг и рабочей силы, едиными тарифами в торговле с третьими странами. Опыт периферийной модели «общего рынка» рекламировался как образец для всего «третьего мира». Больше всех от нее выиграли транснациональные монополии. Под давлением Вашингтона и международных финансовых организаций во всех центральноамериканских странах были приняты законы, предоставлявшие иностранным инвесторам условия, самые выгодные в тогдашнем мире: они могли без ограничений переводить прибыли в материнские компании, освобождались на несколько лет от налогов, а в дальнейшем получали крупные льготы.

Иностранные, главным образом североамериканские, капиталы устремились не только в агробизнес, но и в промышленность: текстильную, обувную, мебельную, пищевую, цементную, химическую, нефтепереработку, фармацевтику. Однако разрекламированное «замещение импорта» свелось к тому, что вместо готовых продуктов начали импортироваться необходимые для их производства товары. Машины, оборудование, промышленное сырье и полуфабрикаты, технология рекламы приобретались на самых выгодных корпорациям и невыгодных странам Центральной Америки условиях. Чаще всего на местных предприятиях осуществлялась лишь сборка изделия из деталей, произведенных в развитых капиталистических странах, в основном в США. Экспорт за пределы региона не был в состоянии сбалансировать возросший импорт. Внешнеторговый дефицит рос как снежный ком.

Аграрная реформа, объявленная по настоянию США, оказалась издевательством: безземельным предлагали выкупать у государства клочки малярийных болот в самой глуши. Нищета выталкивала людей из деревни, демографический взрыв быстро множил ряды молодежи. К концу 60-х гг. Никарагуа стала самой урбанизированной страной Центральной Америки: горожане составляли 39% населения[2]. Однако зависимая пародия на индустриализацию не обеспечивала занятость растущей массы людей. Разбухал «сектор услуг», в большей части лишь прикрывавший безработицу. Города опоясывали все новые кварталы нищеты.

Используя приоткрывшиеся было возможности полулегальной работы, сандинисты вступили в союз с соцпартией. В городских трущобах они совместно организовывали комитеты жителей, заставлявшие власти подводить электричество, асфальтировать улицы, открывать школы. В сельских районах севера бывшие бойцы герильи организовывали профсоюзы. Были приняты законы о минимуме зарплаты и аграрной реформе. Несколько оживилось профсоюзное движение.

Однако возможности отстаивать повседневные требования трудящихся оказались предельно куцыми. Ни один профсоюз не получил прав юридического лица. На селе для создания профсоюзной организации требовалось минимум 42 человека, из них 60% грамотных. Всего профсоюзы смогли охватить 8% трудящихся в городе и 0,6% - в деревне - меньше, чем где-либо в Центральной Америке.

В августе 1966 г. Анастасио Сомоса-младший был выдвинут кандидатом в президенты. Это был плевок в лицо всем принявшим игру в демократию всерьез. Студенты в знак протеста заняли университет. Социалисты объединились с буржуазными партиями в Национальный союз оппозиции, выдвинувший единого кандидата - консерватора Ф. Агуэро. Сандинисты участвовать в выборах под контролем сомосовской «гвардии» отказались. Все кончилось повторением, точно в 62-ю годовщину, российского кровавого воскресенья: 50-тысячная манифестация была расстреляна возле президентского дворца, сотни людей убиты и ранены. Лидеры НСО не решились не то что призвать народ к сопротивлению, но и отказаться от участия в фарсе «законного избрания» диктатора президентом.

Сандинисты в то время готовили вторую попытку вооруженной борьбы. Местом ее начала они избрали горный район Панкасан. Крестьяне, помнившие Сандино, вливались в отряд, но к партизанской дисциплине готовы не были. Когда враг окружил Панкасан, почти все бойцы из крестьян поверили обещанию амнистии и сложили оружие. Осенью 1967 г., когда в Боливии погибал отряд Че Гевары, сандинистам пришлось покинуть горы.

Жертвы были не напрасны. Фронт завоевал уважение нового поколения молодежи. Все больше юношей и девушек давали революционную клятву: «Перед памятью Аугусто Сесара Сандино и Эрнесто Че Гевары, героев и мучеников Никарагуа, Латинской Америки и всего человечества, перед историей я, положив руку на красно-черное знамя, означающее «Свободная родина или смерть», клянусь защищать с оружием в руках национальную честь и сражаться за интересы угнетенных и эксплуатируемых Никарагуа и всего мира. Если выполню эту клятву, пусть наградой мне будет освобождение Никарагуа и всех народов, если же нарушу ее, пусть меня постигнет позорная смерть и презрение будет мне наказанием».

Фронт укреплялся организационно и идейно. В 1969 г. было сформировано Национальное руководство, генеральным секретарем стал К. Фонсека. Были опубликованы устав и программа, известная позже как «Историческая».

Стратегической целью Фронт ставил «взятие политической власти и создание революционного правительства, опирающегося на союз рабочих и крестьян и поддержку всех патриотических, антиимпериалистических и антиолигархических сил страны». Были намечены первоочередные меры революционного правительства. В первую очередь оно должно было обеспечить народу участие в органах власти, основные права человека, в том числе свободу создания в городе и деревне профсоюзных, крестьянских и других организаций. Политических прав лишались те, кто занимал высокие посты в результате фальсификации выборов или военного переворота. Антинациональная «гвардия» подлежала роспуску. Новая, народная армия должна была создаваться на основе всеобщей воинской обязанности.

Программа предусматривала экспроприацию собственности Сомосы и его приспешников, приобретенной преступным путем. Национализации подлежали банки и природные ресурсы, на государственных предприятиях предусматривался рабочий контроль. Внешняя торговля ставилась под контроль государства. Земли латифундий бесплатно передавались крестьянам; тем из крупных землевладельцев, кто помогал партизанам, полагалась компенсация. В деревне намечалось поощрять кооперативное движение.

В программе ставилась задача ликвидировать «несправедливые условия жизни и труда, от которых страдает рабочий класс в результате жестокой эксплуатации»: обеспечить 8-часовой рабочий день, выплату зарплаты в установленные сроки, регулярный отпуск, запретить незаконные увольнения, распространить социальное страхование на всех рабочих и служащих, ввести двухмесячный отпуск по беременности и родам. Новая власть обязывалась положить конец спекуляции жильем и начать широкое жилищное строительство. Медицинская помощь и все виды образования должны были стать бесплатными. Намечалось в сжатые сроки ликвидировать безграмотность, материально поддерживать учащихся из бедных семей.

В программе Фронта, как и в принятой тогда же Основной программе Народного единства Чили, программа-минимум и программа-максимум не были отчетливо выделены. Рядом с общедемократическими мерами стояли по сути социалистические: планирование экономики, ликвидация безработицы, принцип «кто не работает, тот не ест».

Революционное правительство должно было положить конец вмешательству США во внутренние дела Никарагуа, отказаться от признания ущемляющих суверенитет договоров и навязанных монополиями займов. Отвергая проимпериалистическую интеграцию, сандинисты понимали единство народов Центральной Америки как «координацию усилий в целях достижения национального освобождения и установления новой социальной системы без империалистического господства и национального предательства». Революция должна была положить конец использованию национальной территории в целях агрессии и активно поддержать борьбу всех народов, в том числе «негритянского народа и всего народа США», против общего врага - североамериканского империализма[3].

До решительного сражения должны были пройти годы незаметной работы, которую позже назвали «молчаливым накоплением сил». Подпольщики создавали ячейки в городах и горах, сеть конспиративных квартир и явок, готовили новые кадры, копили оружие. Молчание нарушалось лишь изредка, когда окруженным карателями подпольщикам приходилось принимать бой. Сотни «гвардейцев» не могли справиться с двумя-тремя, а то и одним героем, пока танки и авиация не сравнивали все с землей. Народ воочию видел боевой дух и мораль той и другой стороны.

Все больше людей разного социального положения и разных взглядов помогали сандинистам чем могли. Среди тех, кто укрывал подпольщиков, было немало священников, некоторые сами сражались в рядах Фронта. Эту реальность отражали положения Исторической программы о том, что новая власть «будет оказывать поддержку священникам и другим религиозным проповедникам, которые защищают трудящийся народ».

В октябре 1970 г. группа священников и студентов заняла кафедральный собор Манагуа и подняла над ним сандинистское знамя, требуя освободить политзаключенных. Выступлением руководил священник Фернандо Карденаль. Его брат Эрнесто, знаменитый поэт и тоже священник, возглавил кооператив на острове Солентинаме, где пытался осуществить идеи «теологии освобождения» на практике. «Остров Утопия» по-никарагуански просуществовал несколько лет, а затем был разгромлен сомосовцами.

Диктатор пытался маневрировать. Президентские функции были до следующих «выборов» переданы триумвирату, куда согласился войти Агуэро. Но даже однопартийцы участников сделки - консерваторы и либералы - поспешили отмежеваться от нее. Католическая церковь, умеющая вовремя улавливать настроения паствы, резко осудила сделку с тираном. Далеко не левый архиепископ М. Обандо-и-Браво пошел на секретные переговоры с К. Фонсекой.

Тем временем во всей Центральной Америке экономические подпорки олигархических режимов зашатались. Расчеты Вашингтона и местной буржуазии на региональную интеграцию повернулись другой стороной. Основной поток иностранного капитала устремился в наиболее развитые из центральноамериканских стран: Гватемалу, Коста Рику, Сальвадор. В этих странах быстрее развивалась промышленность, они имели активное сальдо в торговле с соседями. Их буржуазия, ассоциированная с империалистическим капиталом, выступала посредницей в системе его господства как над своими народами, так и над более отсталыми странами. Но это неизбежно порождало внутри ЦАОР противоречия, грозившие взорвать интеграционный блок. В 1968 г. Сомоса пригрозил выходом Никарагуа из «Общего рынка». В Центральную Америку срочно прибыл президент США, пытавшийся спасти витрину буржуазных реформ. Но помощи в 65 млн. долл., предложенной им пяти странам, не хватало одной Никарагуа. Рассчитанная на ЦАОР индустриализация стала буксовать, поток иностранных инвестиций - мелеть; некоторые ТНК перенесли производство в другие регионы мира.

В конце 1972 г. землетрясение превратило никарагуанскую столицу и близлежащие города в руины. На бедствие откликнулись Латинская Америка и весь мир. Помощь социалистических стран Сомоса отверг, поступившую -  присвоил. Источником наживы стала даже донорская кровь, которую выгодно продавали в США. Строительный бизнес сделался для Сомосы и его присных золотым дном, но центр столицы и через шесть лет лежал в развалинах. Еще одним тяжелым ударом для страны стало повышение мировых цен на нефть, начавшееся с 1973 г.

Зато в Никарагуа рванулся транснациональный капитал специфического рода - молодая поросль нуворишей Техаса, Флориды, юга Калифорнии. Сколотив капиталы на нефти и военных поставках, они не брезговали совместно с мафией наживаться на игорном бизнесе, секс-туризме, наркоторговле. С приходом в Белый дом Р. Никсона эти дельцы получили поддержку администрации США и легко нашли общий язык с центральноамериканскими диктаторами. Например, известный миллиардер-авантюрист Хьюз совместно с Сомосой занялся строительством гостиниц для богатых туристов на Атлантическом побережье Никарагуа и получил от диктатора нефтяную концессию на все побережье и шельф. Никсон, давно сотрудничавший с Хьюзом, назначил его бывшего менеджера Т. Шелтона послом в Манагуа. Свои в этой компании, кубинские контрреволюционные иммигранты - флоридские гусанос взяли в руки все, чего лишились на Кубе: казино, кабаре, бордели, наркопритоны.

Вконец зарвавшийся монополистическо-мафиозный клан стал ненавистен не только народу, но и большинству буржуазии, которую он вытеснял из выгодных сфер бизнеса. Режим изолировал себя политически, но это не означало, что он падет сам собой. Диктатура опиралась на «гвардию», повязанную кровью и поголовно втянутую в темный бизнес. Чтобы положить ей конец, вооруженной силе надо было противопоставить вооруженную силу. Ею смогли стать только сандинисты.

Создав систему снабжения и подготовив кадры к войне в условиях гор, Фронт с мая 1974 г. вновь развернул герилью. 27 декабря тринадцать сандинистов захватили особняк бывшего министра, где шел праздник в честь посла США. Тот успел уехать, но многие родственники и приближенные Сомосы, а также посол Пиночета оказались заложниками. Партизаны потребовали освободить политзаключенных, передать по всем СМИ документы Фронта без купюр и искажений, выплатить 5 млн. долл. выкупа, а также повысить минимальную зарплату и пособия рабочим и жалованье солдатам. Все требования, кроме последнего, диктатору пришлось выполнить.

Сомоса попытался взять реванш. Он ввел в очередной раз военное положение. Следуя указаниям советников из ЦРУ, уже реализованным в Гватемале и Чили, сомосовцы старались не брать революционеров в плен. Карательные экспедиции жестоко расправлялись с крестьянами.

Репрессиями не ограничивались. Новый посол США, ставленник Рокфеллеров, руководил целым штатом гражданских советников, ведавших созданием официальных кооперативов. Филиалы ТНК стали распределять небольшую долю прибыли среди трудящихся. Все это должно было оторвать крестьян и рабочих от партизан.

Сандинистам предстоял выбор политической линии в новых условиях. В руководстве Фронта возникли разногласия. Одни считали, что победу может дать только сельская герилья. Другие ориентировались в первую очередь на рабочее движение городов. Третьи полагали, что надо готовить общенародное восстание против диктатуры. Так возникли три течения: «длительной народной войны», «пролетарское» и «повстанческое». Полемика вышла за рамки товарищеской дискуссии, поставив организацию на грань раскола.

Карлос Фонсека нелегально вернулся на родину, поставив главной задачей восстановить единство сандинистских рядов. Но место сбора командиров выдал предатель. 7 ноября 1976 г. от рук карателей погибли четверо лидеров Фронта. На следующий день в бою пал К. Фонсека. Из основателей Фронта в живых остался один Т. Борхе: его арест получил огласку, и расправиться с ним без суда диктатор не смог. Организация осталась без единого руководства; каждое из трех течений действовало самостоятельно.

Сомосовцы праздновали пиррову победу. Лидер социалистов в интервью советской печати пародировал плехановское «не надо было браться за оружие». На самом же деле до победы революции оставалось всего тридцать два месяца.

2. Революционная ситуация

Во второй половине 70-х гг. родина Сандино стала самым слабым звеном системы империалистического господства в субрегионе.

Падение мировых цен на главные экспортные товары - хлопок и кофе - в сочетании с истощением хищнически эксплуатируемых земель подорвали крупный агробизнес - старейшую опору господствующего класса Никарагуа в целом и семейства Сомоса в частности. К концу 70-х гг. шестистам крупных земледельцев принадлежало около трети обрабатываемых земель (большая часть земель не обрабатывалась), 34 тысячам мелких - полтора процента, треть сельского населения не имела земли вовсе. В деревне преобладали полупролетарии - крестьяне в один сезон и рабочие в другой. Постоянными сельхозрабочими считались примерно 25%, трудившиеся по найму не меньше 9 месяцев в году и жившие как правило в пригородах[4]. Сельское население было задавлено нищетой, недоеданием, полным отсутствием социального обеспечения, школ, больниц, террором, оторванностью от мира.

К этому времени как латифундии, так и мелкие землевладельцы исчерпали резервы плодородных земель. В деревне оставалось все меньше людей. Одни перебирались в город, другие уходили в горы и болота Атлантического побережья, где отвоевывали у сельвы клочки земли под маис и фасоль. Режим Сомосы и целенаправленно переселял туда безземельных, о чем диктатор говорил: «Аграрная реформа, которую мы проводим в стране, без кровопролития, без беженцев и без нарушения священного права частной собственности, - бесспорный плод либеральной демократии, служащей Никарагуа оплотом, о который разобьются марксистско-ленинские волны, пытающиеся затопить континент»[5]. Но этим режим лишал крупный агробизнес дешевых рабочих рук сельских полупролетариев и дешевого продовольствия, производившегося раньше в крестьянских хозяйствах. Страна, худо-бедно обеспечивавшая себя продовольствием, теперь вынуждена была его ввозить. «Капитал в поисках более высоких прибылей все больше отдалял себя от источника собственного богатства - временной рабочей силы крестьян. Рабочим-крестьянам становилось все труднее прожить на временный заработок полупролетариев, а крестьянам-рабочим было все труднее обрабатывать свои парцеллы, прежде позволявшие им существовать»[6].

Промышленность, получившая импульс от центральноамериканской интеграции 60-х гг., по доле в ВВП (21%) почти сравнялась с сельским хозяйством (24%). 70% ее продукции давали пищевая, текстильная, кожевенная, деревообрабатывающая отрасли; в 70-е гг. стали развиваться металлообрабатывающая и химическая. 80% предприятий находилось на тихоокеанском побережье, две трети - в столице с пригородами. Практически все контролировались ТНК, в основном североамериканского происхождения, которые скупали местные предприятия либо навязывали им соглашения о совместном производстве или разделе рынка. Треть импорта шла из США, свыше половины приходилась на компании США и их филиалы в Центральной Америке[7]. Фабрики укомплектовывались оборудованием, отслужившим там; любую запчасть приходилось втридорога заказывать за рубежом: в интересах материнских компаний ремонтные службы не развивались. Сырье тоже было импортным; даже для легкой промышленности ввозилось из Штатов от трети до половины того, что можно было намного дешевле приобрести дома. Естественные источники энергии не использовались, электростанции работали на импортном мазуте, из США ввозились подержанные автомобили, пожиравшие уйму бензина. На импорте оборудования и сырья страна теряла больше, чем экономила на импорте готовых изделий.

Свыше половины населения, больше, чем где-либо в Центральной Америке, жило в городах. Пролетарии и полупролетарии составляли большинство нации. Но считать никарагуанский город промышленным не приходилось. 52% ВВП - больше, чем промышленность и сельское хозяйство вместе взятые - приходилось на торговлю и сферу услуг. Мираж легкого заработка манил в города все больше людей, в большинстве оседавших в трущобах и прозябавших в нищете. По официальным данным, 69% жилищ представляло собой хижины с земляным полом, 94% жителей села не имело доброкачественной воды и 90% было заражено паразитами, 57% детей страдали от недоедания и авитаминоза, 12 детей из 100 не доживали до пяти лет. Каждый второй никарагуанец, семеро из десяти крестьян, девять из десяти сельских женщин были неграмотны[8].

В деревне и в поясах нищеты на городских окраинах накапливалось все больше социальной взрывчатки. Но сельский пролетариат был обескровлен десятилетиями репрессий и массовой миграции, городской - исторически молод и весьма неоднороден. На фоне деревни и миллионной массы городской бедноты жизнь рабочего выглядела неплохо. Инвестиции ТНК создавали немного рабочих мест: на самом крупном предприятии трудилось 700 человек. 133 профсоюза насчитывали всего 27 тыс. членов, но целых пять «профцентров»: одним руководили связанные с США боссы, другим - Социал-христианская партия (СХП), третьим - относившая себя к коммунистическому движению Никарагуанская социалистическая партия (НСП), четвертым - проалбанская Компартия Никарагуа (КПН), пятым - троцкисты, громко именовавшие себя «Движение народного действия» и «Рабочий фронт». Ни на что кроме локальных экономических стачек эти группки способны не были. Враждуя между собой, они сходились в главном: понимали под пролетариатом только промышленных рабочих, считали его слишком слабым для самостоятельной борьбы, в сандинистах видели «мелкобуржуазных революционеров», гегемонию в борьбе за демократию признавали за «национальной буржуазией».

Однако, таковой в стране не существовало. 70% частного капитала приходилось на две монополистических группировки - Никарагуанского банка (БАНИК) и Банка Америки (БАНАМЕР), объединявшие филиалы ТНК (Esso, Toyota, IBM, World Trade Co, Coca Cola, Морганов, Шредеров и др.) и местную буржуазию. В руководящих советах обоих банков заседали представители 20 «аристократических» семейств вроде Лакайо (по-испански «лакей»), но возглавлялась первая группировка рокфеллеровским "Chase Manhattan Bank", вторая - "First National Bank of Boston". Обе группировки начали в 50-е гг. с квотированного экспорта сельхозпродукции в США, а к середине 70-х вложили капиталы в промышленность, строительство, спекуляции недвижимостью, туристский и игорный бизнес. БАНИК и БАНАМЕР руководили объединениями аграриев, промышленников и торговцев, куда наряду с крупными капиталистами входила многочисленная средняя буржуазия. Они же распределяли поступавшую из США «экономическую помощь». Каждая из группировок финансировала свою партию: БАНИК - Независимую Либеральную (НЛП), БАНАМЕР - Консервативную. Старейшую газету «Ла Пренса» финансировал БАНИК, но ее главный редактор принадлежал к семейству, вложившему капиталы в БАНАМЕР. Обе телестудии, существовавшие в стране, контролировала транснациональная сеть АВС: одну через БАНИК, другую совместно с Сомосой.

Третьим монополистическим объединением, контролировавшим около 30% экономики, был клан Сомосы. Размеры состояния дона Анастасио-младшего, сколоченного отцом, братом и им самим путем присвоения национального богатства, не поддавались точному исчислению, оценивались же минимум в 400 млн. долл. Сердцевиной монополии был Центральноамериканский банк, название которого говорило о масштабе операций. Когда гватемальский коллега по диктаторскому правлению и строительным подрядам позвонил дону Анастасио и сообщил о землетрясении, разрушившем половину его столицы, тот с усмешкой спросил: «Которую - твою или мою?»

Вложив капиталы во многих странах обеих Америк, клан Сомосы интегрировался в транснациональную финансовую олигархию. К 1975 г. диктатор только официально участвовал в более чем 500 АО, в том числе совместных компаниях с «Юнайтед брэндз», IBM, компаниями Хьюза и Моргана и другими ТНК. Совместно с БАНАМЕР он образовал сахарную монополию, получившую от США часть отнятой у Кубы квоты; совместно с БАНИК монополизировал экспорт хлопка, для чего был даже построен специальный порт - Пуэрто Сомоса. В середине 70-х гг. по примеру Панамы была учреждена «свободная индустриальная зона», где ТНК освобождались от налогов. Клан не скупился на избирательные кампании обеих партий США, имел там много лоббистов в деловом мире, среди чиновничества и в Конгрессе.

Два поколения Сомос застраховались от военного переворота, превратив «гвардию» в преступную корпорацию. Рядовых набирали в сельской глуши. Крестьянские парни, соблазнившиеся сытной едой, обмундированием, неплохим жалованьем и возможностью бесплатно лечить семью и учить детей, превращались в повязанных кровью наемников, которым не было пути назад. Офицерам же открывались широкие возможности обогащения - от присвоения земель и имущества врагов режима до узаконенной контрабанды, наркоторговли, игорного бизнеса. Но им в отличие от членов правящего клана запрещалось иметь за рубежом банковские вклады и иную собственность, чтобы они могли сохранить нажитое, только защищая режим до конца. Крепко спаянную мафию в униформе нельзя было устранить иначе как вооруженной силой.

«Гвардия» по существу оставалась тем, чем была изначально: частью оккупационной армии США. 4 119 из 13 000 «гвардейцев», больше, чем в любой латиноамериканской армии, прошли обучение в «Школе Америк». Военная помощь США Никарагуа была вдвое больше, чем Сальвадору, втрое, чем Гондурасу, вчетверо, чем Панаме, и даже больше, чем Мексике.[9]

Режим Сомосы составлял главную силу «Совета центральноамериканской обороны», предоставлял Вашингтону потенциальную трассу нового межокеанского канала, выступал штрейкбрехером в рядах бананового картеля, финансировал и вооружал костариканских и панамских ультра. Пока родина Сандино оставалась под пятой его убийц, ни одно правительство Центральной Америки, претендовавшее на суверенитет и демократию, не могло чувствовать себя в безопасности. Поэтому вполне логично, что Торрихос уже с середины 70-х годов поддерживал контакты со сражавшимися с Сомосой сандинистами, давал им убежище и тайно снабжал оружием. Теперь были все основания считать, что решающий час близок.

3. Подготовка

Времени на всестороннюю подготовку революции история не отпустила. Очень скоро должно было решиться, кто овладеет инициативой и будет решать судьбу страны - буржуазная оппозиция или сандинисты.

Сандинистский фронт национального освобождения (СФНО) был единственной организацией, четко поставившей задачу уничтожения военно-полицейской машины диктатуры в ходе народной революции. Поиски путей ее решения в усложнившихся условиях 70-х гг. разделили сандинистов на три течения. Сторонники «длительной народной войны» считали необходимым сосредоточиться на усилении повстанческих сил в сельской местности, опираясь преимущественно на сельскую бедноту. «Пролетариос» отдавали приоритет развитию рабочего движения и преобразованию Фронта в пролетарскую партию. «Терсеристы» во главе с братьями Ортега - сторонники третьей по сравнению с предыдущими линии - предлагали перенести центр вооруженной борьбы с гор в город, ориентируясь на всенародное восстание. Первые два течения сходились в том, что для серьезной подготовки революции и освобождения трудящихся от влияния буржуазии требуется время; третье считало, что уже пора переходить к наступательным действиям, даже если ради создания антидиктаторского фронта потребуется компромисс с буржуазными силами внутри и вне страны.

Сомосе не удалось стать до конца своим в кругу ТНК. Большинство их, как и местный крупный капитал, были недовольны мафиозными порядками и чудовищной коррупцией, ростом налогов, безысходным экономическим кризисом. Они полагали, что страна и весь регион привязаны к ним достаточно прочно, призрак коммунизма отступил и надобности в одиозном режиме уже нет. Недовольство усилилось после землетрясения 1972 г., когда правящий клан стал вытеснять их из самой прибыльной сферы - строительных подрядов, а приближенные к нему финансовые спекулянты начали вывозить из страны все больше капиталов. С началом же мирового кризиса трудно было не видеть, что «модель» пошла вразнос. Доля внешней торговли в ВВП с 1950 по 1979 г. поднялась с 36 до 67%[10], ее дефицит рос год от года; как только подскочили цены на нефть, видимости процветания пришел конец. Внешний долг за 1974-78 гг. удвоился и достиг миллиарда долларов - половины годового ВВП[11], инвалютные резервы свелись к нулю: что не тратилось на оружие для войны с собственным народом, оседало на зарубежных счетах диктатора и его приближенных. Когда же Сомоса обложил агроэкспорт дополнительным налогом, терпение буржуа лопнуло: выражавший мнение частного сектора Институт развития вспомнил и о «несправедливом и неравном распределении национального дохода», и о безграмотности, и о детской смертности и вообще о том, что так жить нельзя. Больше всего патронат был встревожен тем, что «условия жизни большинства населения социально и политически взрывоопасны»[12].

Очередное «переизбрание» диктатора в 1974 г. выявило глубокий кризис политической системы. Тридцать лет подобные фарсы проходили как по маслу, на бессильные протесты НЛП мало кто обращал внимание. Теперь к ней примкнули две группировки консерваторов, СХП и НСП с руководимыми ими профсоюзами и отколовшиеся от партии диктатора «либеральные конституционалисты». Все они объединились в Демократический союз освобождения (ДСО); по его призыву половина избирателей бойкотировала «выборы».

Возглавил ДСО консерватор Педро Хоакин Чаморро. Выходец из старейшей семьи крупных землевладельцев и промышленников, он в молодости был студенческим активистом, прошел тюрьму и пытки, а в зрелые годы стал редактором единственной неподконтрольной Сомосе газеты «Ла Пренса». В народе в нем видели вождя сопротивления диктатору, а в либеральных кругах Никарагуа, соседних стран и США - лидера, способного удержать перемены в буржуазном русле.

В программе ДСО было немало общего с программой-минимум СФНО. В рядах сандинистов сражались один из сыновей и несколько племянников дона Педро. Но лидеры ДСО добивались не революции, а реформ в рамках буржуазного строя, хотели не распустить «гвардию», а лишь подвергнуть ее чистке, рассчитывали добиться отставки диктатора массовыми невооруженными действиями; они не боялись даже всеобщей забастовки, зная, что рабочее движение раздроблено и в большинстве идет за связанными с ними профлидерами.

В августе 1977 г. ДСО заявил, что диктатура вступила в период острого кризиса, и потребовал отмены осадного положения и цензуры, амнистии политзаключенных и эмигрантов, свободы политической и профсоюзной организации, назначения командующим офицера, не принадлежащего к клану. В Белом доме и Конгрессе США впервые зазвучала критика «своих сукиных сынов» за нарушение прав человека. В Палате представителей заслушали левых никарагуанских священников Фернандо Карденаля и Мигеля д´Эското. 32 миссионера-капуцина из США, а за ними и никарагуанские епископы осудили пытки, убийства и «исчезновения» своих прихожан. Правда, это не помешало святым отцам отслужить за полтора месяца 233 мессы «за выздоровление сеньора Президента от легкой сердечной недостаточности».

19 сентября Сомосе пришлось отменить осадное положение и цензуру. «Ла Пренса» смогла пустить в ход накопившийся за годы компромат на диктатора и его окружение. Недовольство режимом публично выразили руководители союзов предпринимателей. Но буржуазию, уже видевшую в президентском кресле дона Педро, ждало разочарование.

«Новые правые» в США встали на защиту своего лучшего друга, уверяли соотечественников, что Сомоса - самый верный союзник, в Никарагуа нет ни политзаключенных, ни пыток, ни исчезновений людей, а в оппозиции только коммунисты и террористы. Администрация, озабоченная судьбой панамских договоров, не хотела еще больше дразнить гусей. Конгресс проголосовал за продолжение военной помощи Сомосе, но приостановил экономическую помощь Никарагуа, перекрыв оппозиционной буржуазии кислород. Ей оставалось только обратиться к единственной реальной силе, противостоявшей режиму. Расчет был на то, что потерявшие большинство вождей и расколотые на три течения сандинисты вынуждены будут плясать под ее дудку. Терсеристы рискнули на компромисс, полагая, что он пойдет на благо революции.

18 августа в Мексике команданте Хосе Бенито Эскобар согласовал программу будущего демократического правительства с 12 лидерами гражданской оппозиции. Среди них были Серхио Рамирес, известный писатель, недавно вступивший в ряды Фронта; адвокат Хоакин Куадра и коммерсант Фелипе Мантика, связанные с группой БАНИК; Артуро Крус, бывший функционер Межамериканского банка развития; Ф. Карденаль и М. д´Эското, священники; Карлос Туннерман, бывший ректор университета. «Группа 12» стала связующим звеном между Сандинистским фронтом и частью средних слоев и буржуазии.

12 октября боевые группы терсеристов атаковали казармы у границы с Коста Рикой, через пять дней - в городе Масая и в окрестностях столицы. Не будучи успешными в военном отношении, эти акции вызвали политический резонанс. «Ла Пренса» опубликовала обращение к нации «группы 12», где признавалось, что страна нуждается в «новой форме общественной организации» и выход из кризиса невозможен без сандинистов.

18 октября архиепископ М. Обандо-и-Браво призвал к общенациональному диалогу. ДСО и объединения предпринимателей согласились принять в нем участие, «группа 12» и терсеристы поставили условием отставку Сомосы. Диктатор отверг инициативу архиепископа.

В начале января 1978 г. П.Х. Чаморро заключил с сандинистами соглашение о создании единого антидиктаторского фронта. Этим он подписал себе приговор. 10 января в самом центре столицы лидер ДСО был застрелен. Преступление, совершенное под руководством сына диктатора, вызвало стихийный взрыв народного гнева. Десятки тысяч людей вышли на улицы. Запылали офисы банков диктатора и его фирмы по экспорту донорской крови. Затем протест принял форму организованных демонстраций и забастовок. Рабочие, студенты, предприниматели требовали немедленной отставки диктатора. Пули «гвардейцев» больше не устрашали народ, а только усиливали гнев. Революционная ситуация, назревавшая несколько лет, стала реальностью.

Как и предполагали терсеристы, центр борьбы переместился в город. В борьбу против диктатуры впервые включились сотни тысяч рабочих, студентов, полубезработных обитателей «кварталов нищеты». Но прежде чем откликнуться на призыв сандинистов к оружию, массам предстояло на опыте убедиться, что иного пути, кроме восстания, нет.

23 января началась двухнедельная всеобщая забастовка под лозунгом отставки диктатора. В ней приняла участие вся оппозиция. Сандинисты создавали комитеты защиты забастовщиков и боевые группы, вели за собой организации студентов, старшеклассников, рабочей молодежи, женщин. Но в Национальном забастовочном комитете тон задавали не рабочие, а капиталисты. Они рассчитывали, что в Вашингтоне заставят диктатора уйти в отставку и вручат власть им, и потому решились закрыть предприятия и оплатить рабочим дни простоя..

Администрация США осудила убийство Чаморро, в очередной раз призвала Сомосу к расширению свобод, но никаких конкретных мер против него не приняла. Более того, помощник президента по межамериканским делам подтвердил поддержку диктатора, а посольство США добилось прекращения стачки, обещав забасткому приостановить военную помощь Сомосе.

Буржуазия дала отбой поднятому ею же народному движению и потому стала терять контроль над ним. В феврале стихийно вспыхнуло восстание в Монимбо, индейском предместье города Масая. Его жители, следуя боевым традициям предков, поднялись чуть не с одними мачете. Сандинисты не видели шансов на победу восстания, но остановить народ были не в силах и, как подобает революционерам, решили его возглавить. Камило, младший из братьев Ортега, с небольшим отрядом прорвался в Монимбо и героически погиб под бомбами и снарядами «гвардии» вместе с большинством восставших.

США не только не сделали ничего, чтобы прекратить бойню, но и возобновили военную помощь диктатору. Главным для них было не допустить народной революции. Стоило Сомосе имитировать либерализацию (провести муниципальные выборы, объявить о предстоящей легализации всех партий и разрешении им участвовать в выборах 1981 г.), как США возобновили экономическую помощь, а Картер поздравил диктатора с улучшением положения в области прав человека. Стараясь не ссориться с правыми, чтобы не потерять голоса при ратификации панамских договоров, администрация США бросила буржуазную оппозицию в Никарагуа на произвол судьбы.

Инициатива стала переходить к сандинистам. Под их руководством была создана Ассоциация сельских тружеников, возрожден разгромленный диктатурой профсоюз учителей, прошли стачка рабочих столицы и общенациональная забастовка студентов. Съезд журналистов поддержал борьбу СФНО и сформировал комитеты защиты политзаключенных. Под нажимом протестов в стране и за рубежом режим был вынужден ослабить нажим на оппозицию. «Двенадцати», ранее вынужденным эмигрировать, разрешили вернуться и действовать легально, видимо рассчитывая, что они помогут договориться с оппозицией. Но возвращение и поездка по стране известных оппозиционеров, встреченных первыми за много лет легальными демонстрациями, придали антидиктаторскому движению новый импульс.

При активном участии «группы 12» был создан Широкий оппозиционный фронт (ШОФ) - коалиция 15 партий и организаций. СФНО формально не вступил в ШОФ, но «12» проводили там его влияние. Им удалось разоблачить план сделки некоторых буржуазных лидеров и иерархов церкви с диктатором и его «гвардией». Архиепископу пришлось потребовать отставки Сомосы, буржуазной оппозиции - согласовывать действия с Фронтом. В свою очередь сандинисты нейтрализовали жупел коммунистической угрозы, признав, что выполнению программы-максимум будет предшествовать этап демократических преобразований с участием всех антидиктаторских сил.

Одновременно шло объединение левых. 22 организации, в том числе НСП, КПН, ряд профсоюзов, студенческих и женских организаций, образовали Движение единого народа (ДЕН). Сандинисты формально не вошли и в эту коалицию, но направляли ее работу через руководимые ими массовые организации. В программу ДЕН вошли основные требования СФНО: образование правительства демократического единства, конфискация собственности Сомосы, радикальная аграрная реформа и другие социальные преобразования.

Обе оппозиционные коалиции призвали провести в конце августа вторую всеобщую забастовку, но роль ее представляли по-разному. Буржуазные лидеры ШОФ считали забастовку главным оружием свержения диктатуры. Иной была точка зрения ДЕН: «Необходимо, чтобы рабочий класс решительно участвовал в этом крупном выступлении, которое должно послужить его цели: максимально объединить и развить его силы, чтобы углубить кризис сомосовского режима и добиться его свержения народными силами»[13].

4. Восстание

В канун забастовки, 22 августа, отряд терсеристов захватил здание Национального дворца во время сессии сомосовского «парламента» и взял в заложники полторы сотни депутатов. Как и в 1974 г., диктатор был вынужден принять требования революционеров. Освобожденные политзаключенные, в их числе Томас Борхе - последний оставшийся в живых из основателей Фронта, вылетели в Гавану. Народ увидел, что «гвардию» можно побеждать.

В переданном всеми СМИ заявлении терсеристы признали важнейшую роль рабочих профсоюзов в битве с тиранией, призвали к единству всех революционных сил, прежде всего сандинистов, и к созданию народно-демократического правительства. Осудив поддержку Сомосы и сомосизма со стороны империализма США, они отдали должное критике режима либеральными кругами. Столь же дифференцированно подошли к буржуазной оппозиции: «группе 12» и ШОФ предлагался союз, но попытки крупного капитала и церковных кругов сговориться с режимом решительно отвергались.

Объединения предпринимателей не решились возглавить забастовку, у рабочего движения не хватило на это сил. В столице забастовка не стала всеобщей, но средняя и мелкая буржуазия провинциальных городов активно включилась в нее. Группа офицеров во главе с полковником Бернардино Лариосом попыталась устроить переворот, но потерпела неудачу. Диктатор ввел чрезвычайное положение. Центральный банк лишил бастующие предприятия кредитов и передал их штрейкбрехерам. Буржуа дрогнули; забастовка грозила иссякнуть.

Терсеристы полагали, что пора переходить от стачки к восстанию, другие течения сандинистов - что массы еще недостаточно мобилизованы и вооружены. Но народ рвался в бой. Первой взялась за оружие Матагальпа, родной город Карлоса Фонсеки, где искрой послужила гибель демонстранта от пуль «гвардии». Герильерос течения «народной войны» спустились с гор и пришли на помощь восставшим.

9 сентября отряды терсеристов атаковали Манагуа, Леон, Масаю, Эстели. Они планировали заставить врага распылить силы, а затем нанести решающий удар со стороны костариканской границы и создать на юге временное правительство. Но отвлекающий удар превратился в главный: окраины городов оказались центром борьбы, отряды Фронта - каплей в море восставшего народа. Брусчатка фирмы диктатора, которой в обязательном порядке мостили улицы, очень пригодилась для баррикад, но оружия отчаянно не хватало.

В восстании участвовали все течения СФНО, КПН, часть НСП и другие левые организации, создавшие совместные с сандинистами отряды. Стены пестрели аббревиатурами организаций, имевших влияние в данном квартале. Координацию пришлось налаживать уже в ходе боев. Некоторую организующую роль сыграло ДЕН. Зачатком новой власти стали Комитеты гражданской защиты, которые организовывали снабжение продовольствием, строили баррикады, как могли запасались оружием, формировали отряды милиции, уничтожали полицейских агентов и небольшие группы карателей.

Революционеры недооценили противника. «Гвардия» не разбросала силы, а сосредоточила, чтобы прежде всего подавить восстание в столице, а затем штурмовать по очереди другие города. Против бойцов герильи и вооруженных самодельными бомбами милисианос Сомоса двинул танки и авиацию, войска Гватемалы и Гондураса, кубинских гусанос и сайгонских вояк. Бомбежки, уличные бои и расправы унесли более 5 тысяч жизней.

Администрация Картера не решилась ни стать на сторону Сомосы, ни отказать ему в поддержке, боясь и в том и в другом случае подорвать свое влияние в Латинской Америке и сыграть на руку «новым правым» дома. Только одного США не хотели ни в коем случае - победы восстания. Взамен североамериканского оружия «гвардия» с согласия США получила израильское. На словах осуждая насилие, Вашингтон заблокировал попытки Венесуэлы добиться обсуждения конфликта в ОАГ и СБ ООН, оказал нажим на Коста Рику, чтобы она не позволила сандинистам нанести Сомосе удар с юга. Коллективное письмо католического клира Никарагуа президенту США не возымело действия. 15 сентября все церкви, организации частного сектора и ШОФ призвали ООН, ОАГ и Комиссию по правам человека к посредничеству в политическом решении конфликта, но и это ни к чему не привело. Через два дня архиепископ и директор Института развития предложили Сомосе посредничество послов Колумбии, Мексики и Доминиканской Республики. Диктатор отказался; посредникам пришлось делать вид, что они ничего не предлагали.

19 сентября командование СФНО во избежание дальнейших жертв и разрушения городов дало приказ отойти в горы. В Вашингтоне и в штаб-квартирах буржуазных партий решили, что восстание потерпело поражение. Белый дом выдвинул план переговоров между сомосовской партией и ШОФ при посредничестве США, Гватемалы и Доминиканской Республики. Группа посредников предложила создать переходное правительство с участием оппозиции, сохранив главную опору существующего строя - «гвардию». Все три течения Фронта единодушно назвали этот план «сомосизмом без Сомосы». План сразу забуксовал: диктатор отказался подать в отставку. «Группа 12», НСП и связанный с нею профцентр вышли из ШОФ и осудили деятельность посредников. Оставшиеся в ШОФ буржуазные лидеры еще пытались договориться. Однако, Сомоса отверг их требования как противоречащие Конституции (!) и предложил провести плебисцит о доверии ему и оппозиции. Оппозиционеры было отказались, но Вашингтон настаивал на плебисците под международным контролем. В знак протеста из ШОФ вышли НЛП и часть консерваторов. Отказался от международного контроля и дон Анастасио, ставший в позу борца за суверенитет. Группе посредников ничего не оставалось, как прекратить деятельность.

Провал переговоров был закономерен. Нельзя было усидеть на двух стульях: «либерализовать» режим и подавлять народное движение штыками и бомбами «гвардии», придавая диктатору сил и наглости. «Сомосизм без Сомосы» не прошел. Все его противники убедились, что надеяться надо не на Вашингтон, а на свой народ.

5. Победа

2 февраля 1979 г. ведущие профсоюзы и партии средних слоев - НЛП и СХП - объединились с ДЕН и Группой 12 в Национальный патриотический фронт (НПФ). Целями провозглашались свержение диктатуры народом, национальный суверенитет, демократия и социальный прогресс. Коалиция признала авангардную роль СФНО. Из левых в нее не вошла только НСП, решившая остаться в ШОФ.

Крупная буржуазия тоже объединяла силы. В ноябре был образован Высший совет частного предпринимательства, на роль его политического представителя претендовало Никарагуанское демократическое движение (НДД) во главе с бывшим менеджером ТНК Альфонсо Робело. Но они не имели никаких шансов перехватить у сандинистов влияние на массы; чтобы выиграть время, пришлось выразить готовность к сотрудничеству с Фронтом. ШОФ тоже заявил о согласии участвовать вместе с СФНО в свержении диктатуры. Сомоса был изолирован и в международном плане. Правда, МВФ под занавес предоставил режиму заем в 60 млн. долл., но это уже не могло его спасти.

Сандинисты всех течений извлекли уроки из сентябрьской неудачи. Они объединили военные силы, пополнившиеся тысячами милисианос. Один из повстанческих фронтов был свернут, его кадры направлены на организационную работу. Под их руководством по всей стране создавались рабочие и крестьянские комитеты. 7 марта 1979 г. на совместном совещании было воссоздано Национальное руководство, куда вошли по три представителя каждого из трех течений, координатором стал лидер терсеристов Даниэль Ортега. Сандинисты провозгласили целью «свободное социалистическое общество», отметив, что ему должен предшествовать продолжительный этап демократических антиимпериалистических преобразований. Был взят курс на сплочение всех антидиктаторских сил. «Внутреннему фронту», действовавшему в городах, поручалась мобилизация масс на восстание и их военная организация. Повстанческие колонны были сведены в четыре фронта для нанесения последнего удара врагу. Действия повстанческих сил в горах и городах координировались по радио.

5 апреля 1979 г. СФНО опубликовал программу Временного правительства, отражавшую общие интересы антидиктаторских сил. Наличие союзников и попутчиков дало сандинистам на решающем этапе борьбы за власть то, чего не имело ни одно повстанческое движение Латинской Америки, - не слишком надежный, но все же тыл. Венесуэла предоставила сандинистам финансовую помощь, Коста Рика - возможность подготовки отрядов и отхода.

29 мая по договоренности со всеми союзниками СФНО призвал «покончить с агонией сомосовского режима» и начал решающее наступление. Из оппозиции только лидеры ШОФ пытались еще усидеть на двух стульях. 2 июня они сформировали «Комитет патриотического посредничества» во главе с архиепископом и предложили всем политическим силам вступить в диалог. Однако, вопрос о власти решался совсем иначе.

5 июня по призыву СФНО началась всеобщая забастовка. Работу прекратили 80% трудящихся, промышленность и транспорт были полностью парализованы, снабжение бастующих обеспечивали комитеты и милиция. 9 июня в столице и других городах началось вооруженное восстание, поддержанное отрядами сандинистов. 17 июня был сформирован Руководящий совет правительства национального возрождения (РСПНВ). В него вошли трое левых: Д. Ортега от СФНО, С. Рамирес от «Группы 12» и профессор Моисес Хасан от ДЕН, а также Виолета Барриос де Чаморро, вдова дона Педро, и А. Робело от ШОФ. Двоевластие стало очевидным. Совет в целях безопасности работал в Коста Рике, но его власть распространялась на половину Никарагуа.

Основные требования Фронта: национализация собственности клана Сомосы, демократические преобразования, независимая внешняя политика - вошли в программу РСПНВ, но в сильно разбавленном буржуазным либерализмом виде.

Задачей переходного периода провозглашалось формирование «строя подлинной демократии, справедливости и социального прогресса, который в полной мере гарантировал бы право всех никарагуанцев на участие в политической жизни, всеобщее избирательное право, а также право на создание и деятельность политических партий без какой-либо дискриминации по политическим мотивам за исключением тех партий и организаций, которые стремятся к возврату сомосизма»[14]. Правительство не должно было выходить за рамки «смешанной экономики, в которой будут сосуществовать: сфера государственной и общественной собственности с четко установленными границами.., сфера частной собственности и третья сфера, характеризуемая совместными капиталовложениями государственного и частного секторов»[15]. Оно признавало внешний долг прежнего режима и обязывалось выплатить его на условиях и в сроки, «наиболее благоприятные для национальных интересов».

Однако, в «исключительное и непосредственное ведение» государства передавались все природные ресурсы, а также экспорт продукции сельского хозяйства и импорт необходимых для него средств производства. Государство получало право контролировать цены на продовольствие и гарантировать снабжение им. Оно обязывалось «оказывать поддержку и содействие развитию национальных предприятий, главным образом мелких и средних, в условиях противостояния транснациональным корпорациям». Иностранные инвестиции должны были разрешаться «лишь в тех случаях, когда необходимые финансовые или технические ресурсы не могут быть обеспечены национальным частным сектором или государством» и при условии, что они не повлекут негативных последствий экономического или морального характера. Имущество, узурпированное семейством Сомосы и его приспешниками, должно было поступить в «фонд национальной реконструкции», предназначенный для борьбы с отсталостью, нищетой и безработицей. В новую армию наряду с бойцами СФНО и участниками восстания должны были войти «солдаты и офицеры, проявившие честность и патриотизм в условиях коррупции, репрессий и продажности в период диктатуры»[16], военнослужащим отказывалось в избирательном праве.

Восставшему народу пришлось еще месяц сражаться с вооруженным до зубов, готовым на все врагом. 2 тысячам бойцов регулярных сил СФНО и нескольким тысячам милисианос противостояла 12,5-тысячная «гвардия». Боясь появляться в восставших кварталах, сомосовцы засыпали тяжелыми бомбами города, где не было ни убежищ, ни даже подвалов. Чтобы спасти столицу от полного разрушения, а сотни тысяч людей - от гибели, сандинисты были вынуждены еще раз оставить Манагуа. Отход колонн с тысячами беженцев под бомбами и обстрелом с самолетов был одной из самых страшных страниц войны. Но сентябрьское поражение не повторилось. Держались Леон и другие города. Восстания сковали «гвардию» и не позволили ей преградить путь повстанческим колоннам, двигавшимся к столице с севера, востока и юга. На помощь сандинистам пришли добровольцы из Сальвадора, Гватемалы, Панамы, Венесуэлы. Молодые чилийские коммунисты, прошедшие военную подготовку на Кубе, помогли Фронту создать артиллерию. Левые организации нескольких латиноамериканских стран направили в Никарагуа интернациональную бригаду имени Симона Боливара.

В пользу революции изменилась и международная ситуация. Новое правительство признали Мексика, Коста Рика, Панама и Эквадор. США делали последние попытки спасти уже не Сомосу, а основы статус-кво. На совещании ОАГ 23 июня они предложили ввести в Никарагуа многонациональные силы. Большинством голосов это предложение было отвергнуто. Чтобы не остаться в сомнительной компании Пиночета и нескольких ему подобных, Вашингтону пришлось присоединиться к требованию почти всех латиноамериканских стран об отставке Сомосы. В Коста Рику был срочно командирован представитель США - добиваться пополнения Руководящего совета буржуазными политиками. Но даже Совет частных предпринимателей и ШОФ отвергли эту идею. Пришлось удовольствоваться тем, что оппозиция будет представлена во временном законодательном органе - Госсовете.

17 июля диктатор бежал. «Гвардия» развалилась, ее остатки бежали в Гондурас. 19-го столица встречала повстанческие колонны.

А.В.Харламенко

 Продолжение следует

 

[1] Венесуэльский революционный процесс, хотя и имеет истоки в последнем десятилетии XX века,  по своим основным достижениям и, главное, по объективному содержанию относится уже к XXI-му.

[2] Molina Chocano G. P. 50-52.

[3] Цит. по: Идейное наследие Сандино /Сб. документов и материалов. М.: Прогресс, 1985. С. 262-274.

[4] Nunez Soto O. Transicion y lucha de clases en Nicaragua (1979-1986). Mexico: Siglo XXI, 1987. P. 163-164.

[5] Ibid. P. 49.

[6] Ibidem.

[7] Nunez Soto O. Op. cit. P. 15.

[8] См. Nunez Soto O. Op. cit. P. 55.

[9] Wheelock Roman J. Imperialismo y dictadura. Managua: Nueva Nicaragua, 1985. P. 155.

[10] Nunez Soto O. Transicion y lucha de clases en Nicaragua. P.50.

[11] Ibid. P. 61.

[12] Ibid. P. 62.

[13] Цит. по: Fajardo J. Centroamerica hoy: Todos los rostros del conflicto. Bogota, 1980. P.94.

[14] Программа руководящего совета Правительства национального возрождения Никарагуа / Латинская Америка. 1980. № 2. С.61.

[15] Там же. С. 63.

[16] Там же. С. 62.

geolon.ru

история