Выходила на берег «Катюша»

2013-11-19  Н. А. Царев Версия для печати

В этот день, 19 ноября, в Советском Союзе отмечался день ракетных войск и артиллерии. Отмечать этот праздник именно в этот день было решено, поскольку 19 ноября 1942 года после мощной артиллерийской подготовки началось контрнаступление Советской Армии под Сталинградом. В связи с этим праздником мы публикуем отчет о встрече редакции с полковником-инженером в отставке Николаем Андреевичем Царевым — ветераном Великой Отечественной войны, участником Сталинградской битвы, всю войну провоевавшим в частях реактивной артиллерии, на вооружении которых стояли легендарные «Катюши». Представляем вашему вниманию изложение его интереснейшего рассказа.

***

Май 1941 года. Страна празднует величие трудовых побед в третьей пятилетке. По улицам в городах и селах идут демонстрации, на плакатах — рапорты о выполнении планов. О войне никто еще не думал и не знал, хотя она уже, как говорят в народе, была на носу.

Я в это время уже сдал экзамены в Ленинграде, учась в восьмой специальной артиллерийской школе. Это было нечто вроде кадетских корпусов, которые готовили кадры для артиллерийских училищ. В Ленинграде таких артиллерийских училищ было, вместе с артиллерийской академией, аж пять.

Тогда артиллерийские училища не знали особых трудностей с набором курсантов. И нас в конце мая направляют пять человек в московское артиллерийское училище, а остальные все распределились в Ленинграде. Первое ленинградское артиллерийское училище готовило артиллеристов малого калибра, на конной тяге. Второе готовило корпусную артиллерию, которая уже была на механической тяге, третье ленинградское артиллерийское училище готовило кадры для артиллерии большой мощности, это 203-миллиметровые и даже 315-миллиметровые орудия. И артиллерийское техническое училище готовило технические кадры для того, чтобы ремонтировать артиллерийские орудия. Назвали нас ленинградцы сразу же «по-царски», как во времена царя — кадетами.

Чем отличались эти спецшколы от обычных общеобразовательных школ, хотя они тоже тогда входили в систему наркомпроса? Изучались те же самые предметы, и экзамены те же, но у нас была развитая сеть кружков по физической подготовке, мы изучали топографию, умели ориентироваться на местности, занимались строевой подготовкой. Заканчивалась спецшкола маршем — 100 км пешим порядком, это от Луги примерно — и до Пскова. Мы делали малые и большие привалы, сами готовили пищу, доходили таким манером в район Пскова, а после этого распределялись по училищам. Впечатление от этой спецшколы у меня осталось великолепное.

На территорию училища нас привезла машина, и мы услышали, что наступила война. Мы не знали, что она будет длиться долго, будет кровопролитной. «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей клочка не отдадим» — под таким лозунгом мы воспитывались. Почему мы в первые дни начали так быстро отступать? Мы в это время ровно на три года отставали от немцев по качеству вооружения и качеству подготовки этого вооружения. Нашей задачей было за эти три года перевооружиться и иметь такое качество вооружения, которое соответствовало бы качеству немецкого. А Германия к этому времени что представляла? Она завоевала уже пол-Европы, всю Западную Европу, кроме Англии и части Скандинавского полуострова. Вся промышленность Германии к этому времени была переведена на военный лад, она выпускала первоклассное вооружение для всех родов войск. У Германии была коалиция в лице Венгрии, Румынии, Словакии, еще раньше был заключен так называемый антикоминтерновский пакт — Рим-Берлин-Токио — который был направлен четко против Советского Союза. А мы в единственном числе, окруженные враждебно настроенными государствами, и даже такие страны, как, скажем, Иран, Турция, и они имели какие-то претензии к Советскому Союзу, хотя пока открыто не вступали в коалицию с Гитлером.

Германия очень быстро покорила Европу: Францию за 3 месяца, Польшу — за 44 дня, за неделю — Бельгию. Вся экономика, вся промышленность Европы начала работать тоже на Германию. Оккупировав Польшу, Германия не увела свои войска куда-то во внутренние округа, они все были приближены к советским границам, и численность их составляла порядка 5 млн. человек. Это огромнейшая армия по тем временам — 5 млн человек, вооруженных первоклассным оружием. Кроме этого, гитлеровцы развернули великолепную дезинформацию, которая шла под вымышленным названием «Морской лев». Согласно этой директиве, война должна начинаться против Англии, а не против Советского Союза. И более того, даже те командующие, которые находились на французском побережье и готовились к высадке десанта на территорию Англии, они сами даже не знали, что должно произройти на самом деле — настолько это было секретом. Не смотря на это, мы, конечно, знали, что Германия нападет на нас, но для того, чтобы на равных с ними бороться, нам нужно было 3 года.

Гитлер, утверждая план Барбароссы, надеялся на блицкриг — надеялся на то, что он за короткое время, до осени, покорит всю советскую территорию. И на что же он рассчитывал? Что вот это наше многонациональное государство СССР распадется как карточный домик. А оно не распалось, а укреплялось с каждым годом. И победа началась уже в 41 году. Под Москвой началось контрнаступление, на фронтах погибло к этому времени уже более миллиона немецких солдат и офицеров. Они не могли уже восполнить потери как в технике, так и в личном составе. И уже в Московскую битву мы отогнали немцев от столицы от 150 до 250 км. Это была великая победа, это был крах плана Барбаросса. Вот что такое московская победа. Это конец их военной доктрины блицкрига — молниеносной войны.

Они разослали пригласительные билеты всем своим высокопоставленным лицам для того, чтобы посмотреть в ноябре месяце парад на Красной площади, так сказать, утереть нос Красной Армии. Не состоялось. Билеты то он разослал, а парад проводили мы, и, в том числе я, поскольку я в этом параде участвовал.

Тогда я был курсантом. Выпускной дивизион нашего училища был на фронте и поддерживал на волоколамском шоссе дивизию Панфилова и училище им. Верховного Совета СССР. Они вернулись к этому времени, их одели, обули. Прошел еще день, мы сидели в ленинской комнате, готовились к занятиям. Нужно сказать, что занятия длились по десять часов — трудно было. Москву ежедневно бомбили. Мы только садились ужинать — тут сразу тревога, и мы разбегались кто куда — кто на крышу сбрасывать зажигательные бомбы, кто патрулировать. Так вот, мы сидим, прослушали выступления с торжественного заседания Моссовета 6 ноября, которое происходило на станции метро Маяковская. Сталин сделал там доклад, в котором сказано было: «Победа будет за нами!».

На следующий день нас подняли по тревоге. Мы расхватали свои новые карабины, выскакиваем на улицу, а там уже стоит наш оркестр с начищенными трубами, знамя училища. Когда построились, начальник училища говорит: «Товарищи курсанты, сегодня, как и всегда в этот день, будет парад на Красной площади. Нам оказана огромная честь открыть его».

Таким образом, наше училище открывало парад. И вот мы форсированным маршем прибыли на Красную площадь. Погода была такая мерзкая, холодная. Кругом изморозь. Окна все перекрещены газетными полосами — от бомбежек. На улицах — ежи. Все было по-военному. Ведь в Москве было военное положение.

И вот стоим мы около Исторического музея, где сейчас обычно стоит академия имени Фрунзе, ждем начала. Ровно в 8 часов утра бьют кремлевские часы, из Спасской башни выезжает Семен Михайлович Буденный на лихом коне. А мы знали, что принимать парад будет Сталин. Поэтому сразу начали думать — он же на лошади ездить не умеет, как же он будет принимать парад? Но вот так вышли из положения, что объезжал войска Буденный, а Сталин сразу появился на трибуне, откуда он потом делал доклад.

В этом докладе он сказал: Пусть вдохновляют вас великие образы наших предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Кутузова. Эта речь вдохновила народ: раз Сталин сказал, значит, победа будет за нами. Народ всколыхнулся. Весть о том, что в Москве прошел парад, мгновенно облетела весь мир. Москва торжестовала. Во всех газетах мира появились сообщения о том, что русские начинают тревожить немецкую непобедимую армию. И в самом деле, немецкие войска считались непобедимыми. Они же не потерпели ни одного поражения в Европе.

Войска прямо с парада шли на фронт. Через короткое время наступление врага было окончательно остановлено, наши войска перешли в контрнастпление и отбросили фашистов на 150 км.

Так Вы с парада прямо пошли на фронт? В пехоту превратили вас?

– Да нет. Ни в кого нас не превратили. Это войска, которые сняли с поездов, пошли прямо на фронт, то есть продолжили свое движение. А нас ждала другая судьба. В это время начала развиваться полевая реактивная артиллерия, или, как в народе называется, «Катюши». И наше училище из первого московского артиллерийского училища сразу же после парада преобразуется в первое гвардейское минометное артиллерийское училище. И отправляют нас в Челябинскую область овладевать этой техникой — «Катюшами». Нужно сказать, что овладели мы ей очень быстро. В мае месяце 1942 года нас уже выпустили. Мы с моим другом Борисом Юрьевым прибыли на Юго-западный фронт, который в это время готовился к освобождению Харькова.

Но это я о себе рассказываю, а теперь немного о том, что такое «Катюша». Впервые я увидел их еще до войны на полигоне нашего училища в Подмосковье. Там нам показали образцы нового артилерийского вооружения, в том числе и наши БМ-13. В это время их было мало. В Москве, насколько я помню, всего 10 штук. Из них нам показали четыре штуки, и когда они дали там залп, то это произвело огромное впечатление. Правда, знатоки артиллерии увидели там очень большео рассеивание. Но, не смотря на это, с началом войны было принято решение сформировать на базе нашего училища батарею этих установок под командованием капитана Флерова — он из академии к нам был направлен, также как и все командиры взводов оттуда взяты были. И вот эта батарея выехла на Западный фронт, где она 25 июля 1941 года дала первый боевой залп. В батарее было 7 машин. Одна была на Военно-морском флоте, а две — на опытном заводе «Коминтерн», где продолжали разработывать не разработанные до конца пусковые установки БМ (боевые машины).

Что они собой представляли? Это реактивная система залпового огня — РСЗО. Это — не пушка, это — ракета. Чем она отличается от всего прочего? В первую очередь, это маневренностью. Сама эта система очень проста. Она была смонтирована на автомбиле ЗИС-6. Это был на то время у нас автомобиль с самой высокой проходимостью. С шасси машины была соединена поворотная рама. На поворотной раме крепились фермы, составленные из трубчатых конструкций, а на этих фермах крепились три ланжерона, на которых лежали двутавровые балки, на которых устанавливались ракеты — по две на каждую балку, сверху и снизу. Противооткатных приспособлений не было, поскольку они были не нужны — это ведь реактивная установка. Устойчивость обеспечивалась просто двумя домкратами, которые монтировались сзади. В качестве приспособления для наведения использовалась обычная артиллерийская панорама. Овладеть этой боевой машиной хороший артиллерист мог бы даже за сутки. Вот такая простая штука, и это стало очень важно, когда они стали производиться массово.

Была еще модификация БМ-8, которая отличалась от БМ-13 тем, что если здесь калибр снаряда был 132 мм, то у БМ-8 — 82 мм. Ее устанавиливали не только на автомобилях, но и на легких танках Т-40, Т-60. И вот на этих установках крепилось по 32 снаряда, то есть, в два раза больше, чем на БМ-13, а потом и 48. Например, полк трехдивизионнного состава, в котором я воевал, за один залп выпускал по противнику 576 снарядов. Каждый снаряд весил 43,5 килограмма. Дальность стрельбы составляла примерно восемь с половиной километров. Это предельная дальность этой установки. Она не могла стрелять прямой наводкой, потому что направляющие шли над кабиной, и получалось возвышение. Но мы выходили из положения. Когда нужно было стрелять прямой наводкой, мы выкапывали ровики под передние колеса и таким образом получалась нолевая линия прицеливания. В результате применения такого метода, если раньше минимальная дальность стрельбы была 1,5 км, то теперь можно было поражать цели и на 500 метров.

А по каким целям стреляли в основном?

– О, это интересный вопрос. Я уже говорил, что у этих установок большое рассеивание. Отклонение по дальности и боковое отклонение доходило до ста метров. Для ствольного артиллериста — это кошмар. Поэтому боевая единица для наших установок была не батарея, а дивизион. Для того, чтобы создать плотность огня у цели. Конечно, по пулеметам мы не стреляли — нет смысла при таком рассеивании. Это было оружие массированного огня. Возимый запас был до пяти залпов. Один залп — это боекомплект. И если первый залп осуществляли 7 боевых машин, то под Берлином мы имели 7 ракетных дивизий, 11 отдельных тяжелых бригад, 114 полков, 48 отдельных дивизионов. И это все делали наши заводы. А что такое наша дивизия? В весовых категориях один ее залп — это 420 тонн. Для того, чтобы подвезти эти 420 тонн, надо 140 автомобилей. Для того, чтобы показать ее эффективность, я приведу пример. Когла наша дивизия поддерживала Воронежский фронт, возникла необходимость пробить брешь в немецкой обороне, ключевым пунктом которой была высота на главном направлении. И вот дивизия сделала предложение создать такой огонь, чтоб у врага не осталось никаких шансов. По этой высоте было сделано 3 залпа, каждый по 3720 тонн, кажется, — сравняли к чертям эту высоту и почти без потерь пробили оборону. Вот такая мощь дивизии. Когда маршал Жуков, освобождая Берлин, докладывал верховному главнокомандующему, то писал, что самой эффективной силой была реактивная артиллерия. Было достаточно 3-4 снарядов, запущенных по занятому немцами дому, чтобы тот развалился — такая мощь. К слову сказать, поскольку в условиях города применять машины практически невозможно, придумали использовать отдельные направляющие, которые использовали для того, чтобы проламывать стены домов, в которых засел враг, вручную затаскивали даже на верхние этажи, укрепляли их в оконных проемах и стреляли по противнику прямо из окон.

Большой недостаток этой установки — это демаскировка. Потому что снаряд реактивный, он оставляет след. Кроме того, пока снаряд идет по направляющей, струя ударяет в землю, поднимает пыль, что еще сильнее демаскирует. Поэтому после залпа нужно было быстро менять позицию. Первое время, когда у нас еще было мало боевых машин, мы их очень берегли. Те машины, которые могли сманеврировать быстро, конечно, сразу же уходили. Но бывали случаи такие, что нужно было стоять на открытой позиции насмерть.

Немцы же охотились за этим оружием?

– У нас все было секретно, не дай бог к немцам попадет. В каждом дивизионе были контрразведчики по штату (и в нашем тоже), в чьи должностные обязанности входило сохранить это оружие в секрете.

Что вы ели, и сколько раз в день, когда стояли на огневой позиции?

– Если в обороне, то все по распорядку дня: завтрак, обед, ужин. Если я нахожусь на оружейном пункте, мне солдат ползком притащит термос, и мы кушаем из него. А на огневых позициях сама батарейная кухня подходит с котлом. Сначала личные котелки были неудобные — круглые, без крышки, но затем их заменили овальными, куда можно было положить первое, а в крышку второе. А когда целый день идет бой и к вечеру затихает, тебе приносят термос, и ты уплетаешь и за завтрак, и за обед, и за ужин.

Ну а водку каждый день давали? 100 грамм?

– Когда я только попал на фронт, в это время тем, кто находились на передовой, полагалось двести грамм наливать. И вот я прибыл, никогда еще в рот не брал спиртного, прихожу, а они обедают, и по двести грамм у каждого. И мне двести грамм налили. Я выпил один раз, а они — еще. И помню, что, когда обед закончился, я определил, что Земля вращается. После этого я вообще не пил. И в моей батарее был сухой закон. Сто грамм пейте, пожалуйста. Но если кто напивался — такого человека мы воспитывали моментально. Сто грамм хорошо помогают в непогоду, когда идет дождь со снегом, а ты сидишь в окопе и уже настолько устал, настолько стал немощным, что можешь уснуть (а просыпаешься — и ты к чему-то уже примерз). Вот в таких случаях сто грамм помогали.

Многие ли солдаты болели простудой?

– Интересно, что практически никто не болел простудой. Может быть, психологическое состояние не позволяло, вся обстановка. Но, честное слово, я не помню, чтобы кого-то из моей батареи по болезни отправили в госпиталь или полковую больницу. Бывали такие состояния, что зуб на зуб не попадает, стоять уже не можешь, но чего-то выпил — и забыл.

А сто грамм выдавали только на переднем крае, или тем, которые на переформирование уходили, тоже сто грамм было положено?

– По двести грамм давали тем, которые на переднем крае. А тем, которые в тылу, — по сто грамм. Но как разделить, где тыл, а где — передний край? И поэтому происходили интересные случаи. Вот, например, был случай: разделительной линией был Северский Донец. Те, кто по одну сторону Северского Донца — тем давали 100 грамм, а тем, кто по другую сторону — 200 грамм. И на следующее утро после разделения на другую сторону потянулись целые караваны, повозки.

Как вы закончили войну и встретили 9 мая?

–Честно говоря, это был триумф. Причем, я был на 4 Украинском фронте, этот фронт расположился с правой стороны от северной Польши, посредине — Чехословакия, слева — Венгрия, 3 Украинский фронт, справа — 1 Украинский фронт, а мы — между ними. Помню наш последний бой — сильный бой, проходил недалеко от границы с Польшей, там были долговременные укрепления, и противник сопротивлялся. Главной задачей противника в то время было — убежать к американцам или англичанам. Боясь расплаты за свои деяния, они просто убегали. Воевать — почти не воевали, но старались оторваться. А у нас была задача — не дать оторваться, уничтожать или пленить.

И в это время уже был взят Берлин, а мы еще воевали. И вот в это время восстало в Праге население — рабочий класс. Там ведь взрывали города и села. А люди восстали, чтобы прекратить это. И восставшие призвали 4 Украинский фронт, 1 Украинский фронт помочь, освободить.

Ну и мы начали помогать. В Прагу первым вступил 1 Украинский фронт (с севера), они уже и Берлин в это время взяли, и бросили свои танки на Прагу. Потом туда же и авиация направилась и наш 4 Украинский фронт.

И когда мы вступали в Прагу — это уже была победа, уже был праздник. Все улицы были переполнены. На фасадах домов были вывешены национальные чешские флаги, наши красные флаги. Девчата пирожками всех угощали, парни — вином. Во так мы вошли в Прагу, неразрушенную, красивую... Все люди вместе — военные, невоенные — все соединялись на красивых улицах. Это был, конечно, праздник — конец войны.

После войны я продолжал служить в своем полку. Нужно восстанавливать было народное хозяйство, и шла непрерывная демобилизация. Полки сливались: из двух полков делали один. Я уже командовал дивизионом, когда мы пришли в Коломыю из под Праги. В это время начинает развиваться ракетно-зенитная артиллерия. Но кадров нет. Я в это время уже учился заочно в ужгородском университете на математическом факультете. И вот однажды вызывает меня командующий округом и говорит, поедешь в Москву. Я, конечно, очень обрадовался. Приезжаю в Москву. Мне говорят: «Ничего не записывайте. Вам все расскажут. Езжайте на электричке в Орехово-Зуево, там Вас встретят». Я приезжаю, меня действительно встречают на станции, сажают в автомобиль. Привезли меня в зенитно-ракетный полк. Там бункера бетонные, бетонные дороги пусковые столы стоят. Но тогда была только стадия строительства. Таких полков и дивизионов по стране уже было несколько. Один из них сбил американский разведчик U-2, пилотируемый Пауэрсом.

Потом я попал в академиию им. Ф.Э. Дзержинского. Там открылось отделение ПВО, и мне командование предложило поступать туда. Конкурс был сумасшедший, но я прошел. Меня даже назначили командиром отделения слушателей. Закончил я академию в 1960 году. Дипломный проект писал на совершенно секретном заводе, который был причастен к выпуску автопилотов для зенитных ракет. У этого завода была тогда проблема, как и у всего ПВО страны — поскольку тогда еще полупроводниковых приборов не было, только ламповые, то для того, чтобы привести их в рабочий режим, требовалось минуты две. Те же две минуты требовались для того, чтобы раскрутить гироскопы до 6 тысяч оборотов в минуту. А самолеты-то ведь уже скоростные — за этих две минуты противник успеет выйти на цель и уничтожит ее. Вот эту проблему — как «ужать» эти две минуты до минимума — я и решал в своей дипломной работе. В Москве тогда была единственная на всю страну лаборатория, которая выпускала полупроводники. Из этих полупроводников я составлял схемы усилителей постоянного тока, защитительные усилители. Гироскопы раскручивал, давая толчок с помощью повышенного напряжения, неустановленного для этой задачи. В дипломной работе я доказал, что таким образом можно свести к минимуму эти злощастные две минуты. И мои разработки были внедрены.

После академии меня назначили старшим инженером-испытателем на полигон. Но тут моя жена «взбунтовалась», мол, с тобой, кроме леса, так в жизни ничего и не увидишь. А у нас к этому времени было уже две дочки. Пришлось доложить о ситуации начальству, которое отнеслось к моей просьбе с пониманием. Мой вопрос был рассмотрен в Министерстве обороны, и меня направили в Киев в качестве преподавателя в только что открытое Киевское высшеее зенитное ракетное инженерное училище, где я преподавал 11 лет. В 1971 году меня демобилизовали во время очередной кампании по омоложению армии. Но, поскольку эта кампания привела к тому, что резко понизился уровень преподавательского состава, для полковников было решено продлить срок службы еще на пять лет. На «гражданке» жизнь была тоже интересная. Я работал 19 лет в СКБ завода «Радиоприбор», на ПО им. Королева, на заводе «Электронмаш», где принимал активное участие в разработках и внедрении новой электронной техники.

***

И все эти годы я считал, что задача нашего поколения — передать историческую эстафету молодым, до нести до них историческую правду о войне и послевоенной эпохе. Сейчас все это искажается. Например, новые фильмы о войне делаются не так, чтобы показать, что было на самом деле, а так, чтобы угодить владельцу телеканала, властям.

Сейчас какая направленность в культуре? Разрушить все социалистическое, советское. А там культура стояла на первом месте. Считалось, что плохая культура — это тормоз в развитии экономики, политики и всего на свете. Человек воспитывался книгой, театром, кино. Все это отражало действительность. Тогда фильмы о войне, о послевоенном времени снимали гениальные режисеры. А сейчас — кто-то что-то сболтнул, что-то сказал, кто-то в интернете что-то прочитал — отсюда и черпают сведения о войне.

Я считаю, что тем, кто хочет знать правду о войне, нужно встречаться с ветеранами, которые видели это своими глазами, читать книги. Сейчас книги не читают, а ведь это тысячи томов, которые писались очень ответственными людьми. И только так можно сформировать свою собственную точку зрения на эти события.

 

***

 

От редакции. Наш материал мы назвали «Выходила на берег «Катюша»» еще и потому, что именно так называется вышедшая в свет в 2012 году книга Н. А. Царева, в которой он очень проникновенно рассказал о своих боевых товарищах, собрал их фронтовые стихи, опубликовал интереснейшие фотографии. Чтение этой книги позволяет не просто узнать о подвигах представителей того героического поколения, но и прикоснуться к их внутреннему миру и тем самым увидеть источник их стойкости и самоотверженности в борьбе.

Редакция благодарит Николая Андреевича Царева за интереснейшую встречу, поздравляет его с праздником и желает ему оставаться таким же активным и жизнеутверждающим человеком, каким мы его узнали.

история