Вернуться на главную страницу
Предварительные итоги отложенной евроинтеграции. Часть 4
Телевизионная революция
В 2003 году появился замечательный фильм, который сняли режиссеры Ким Бартли и Донача О'Брайан о событиях в Венесуэле в апреле 2002 года, когда миллионы венесуэльских бедняков вышли на улицы Каракаса и предотвратили поддержанный спецслужбами США военный переворот против правительства Уго Чавеса. Фильм назывался «Революцию не покажут по телевизору».
Так вот, события, которые происходят сейчас в Киеве, не имеют ничего общего с венесуэльскими, хотя многие их участники и говорят о революции. Но это, скорее, та революция, которая от начала и до конца рассчитана на то, что ее покажут по телевизору. Собственно, только в телевизоре она и происходит, а центр Киева — это только съемочная площадка, на которой «делается революция».
Пожалуй, главным отличием евромайдана от «оранжевой революции» 2004-2005 гг. является то, что это событие так и не смогло захватить широкие массы. Это видно невооруженным глазом. О евромайдане не говорят в транспорте. Если в 2004 году буквально через неделю после начала протестов в киевских вузах прекратились занятия по причине того, что все студенты ушли на Майдан, то в этот раз, наоборот, в течение недели прекратились ежедневные походы колонн и тех немногочисленных студентов киевских вузов, которые туда ходили. Евроинтеграционные ленточки практически не были видны не только на улицах, но даже в тех киевских вузах, которые заявлены в качестве поддержавших евроинтеграцию, и ректоры которых побывали на майдане. С ленточками ездили только единичные автомашины. Притом, не только в Киеве, но и, например, в Ивано-Франковске. Это даже удивительно — в центре Киева стрельба, взрывы светошумовых гранат, появились первые жертвы, а город не просто живет своей обычной жизнью, но создается такое печатление, что все специально игнорируют происходящее, делая вид, что ничего не происходит.
Но, возможно, именно потому, что евромайдан не захватил широкие массы, является, с одной стороны следствием, а с другой - условием того, что он оказался гораздо радикальнее, чем «оранжевая революция». Речь, конечно же, не идет о том, что результаты евромайдана будут радикально отличаться от результатов «оранжевой революции». Это как раз маловероятно и точно не входит в планы его организаторов. Речь о том, что гораздо более радикальной является «стихийная» составляющая евромайдана. Слово «стихийная» берется в кавычки потому, что эта стихия постоянно подогревается принадлежащими «революционным» олигархам СМИ, поощряется опозиционным триумвиратом, который не в силах контролировать радикалов, но и не в силах осудить их действия, поскольку надеется поиметь с них политические дивиденты, а потом уже «кинуть», поощряется властями и «общественностью» западных стран, которые питают те же самые надежды.
Тем не менее, самым главным уроком этих событий должно стать то, что сегодня массы, особенно, массы молодежи, возбуждаются и приходят в движение очень легко. Притом, обратите внимание, что лозунги собственно евроинтеграции привлекли куда меньше людей, чем ненависть к правительству, которое применило силу по отношению к протестующим. Силовое подавление вызвало не страх, а ненависть и готовность поддержать побитых, независимо от того, за что собственно, они были побиты.
Уже начиная с воскресенья 1 декабря движение начало обнаруживать некоторые признаки самостоятельного, независимого от воли его организаторов, развития. Вопросы евроинтеграции отошли на задний план, а на первый вышли в общем-то антикапиталистические лозунги. Мы продолжим называть рассматриваемое нами явление евромайданом для удобства, прекрасно понимая, что, собственно, уже с 1 декабря 2013 года, не говоря уж о 19 января 2014, вопрос о подписании соглашения с ЕС забылся как несущественный. Собственно, ни «Правый сектор», дерущийся на Грушевского, ни даже идейные сторонники «Свободы», не являются сторонниками вступления Украины в ЕС.
Осмелимся предположить, что, начиная с 1 декабря 2013 года людей выводила на майдан, скорее ненависть к правительству, чем евроиллюзии.
Ненависть к правительству быстро начала дополняться возмущением по поводу засилья олигархии и даже призыв к «революции» лег на благоприятную почву. Притом, заметьте, об «оранжевой революции» по вполне понятным причинам вспоминать старались поменьше, так что дело было не в «оранжевости», а именно в революции.
Понятно, что к революции первым призывал все тот же «полевой командир» оранжевого Майдана Луценко, а плодами этой революции готовились воспользоваться еще более одиозные политические силы, чем в 2005 году. Но сам факт того, что сегодня даже самая дикая контрреволюция вынуждена надевать на себя личину революции, желая переманить на свою сторону массы, очень примечателен. Точно так же, как самые одиозные капиталистические силы, желающие использовать в своих интересах массы народа, вынуждены выдвигать радикальные антибуржуазные лозунги.
Но даже с этой поправкой мы вынуждены констатировать, что объективно массы созрели для решительных действий против капитализма гораздо больше, чем те политические силы, которые позиционируют себя как антикапиталистические.
Движущие силы революции
Собственно, все партии и общественные организации, действующие сегодня на Украине, если рассматривать их по существу, а не по риторике (по риторике все они как раз очень даже левые и антикапиталистические), делятся, как выражался когда то замечательный советский философ Валерий Алексеевич Босенко, на правые и крайне правые.
Это очевидно хотя бы из того, что все они в конечном счете выступают за вступление в ЕС, только на разных условиях. Даже Симоненко в свое время заявлял, что Украине нужно интегрироваться в ЕС, но только вместе с Россией. Одни партии отстаивают интересы «отечественного производителя» — то есть крупных капиталистов, другие — мелкого и среднего бизнеса, третьи несмело прибавляют к мелкому и среднему бизнесу еще и пролетариат, но это слово они произносят весьма неуверенно, поскольку им кажется, что на самом деле пролетариата то ли уже нет, то ли он постепенно исчезает. В любом случае, голосов на выборах он много дать не может.
И по-своему последние правы, поскольку пролетариат сегодня и в самом деле — «никто, и зовут его никак». Сегодняшние пролетарии сами не понимают, что они пролетарии. Они считают себя просто обычными людьми, точно также как не считают себя эксплуататорами капиталисты. Первые вопринимают тот факт, что их эксплуатируют, как нечто вполне естественное. Точно так же — как дар судьбы — воспринимают свою возможность жить чужим трудом (иногда даже очень неплохо жить) их эксплуататоры. Им просто повезло. Так считают и пролетарии, и капиталисты. Конечно, от этого не исчезает такой факт как классовая ненависть, но вместо того, чтобы прояснять ум, она застилает глаза.
В результате, эта чисто классовая ненависть очень успешно используется теми или иными группами капиталистов в своей конкурентной борьбе. Собственно, фашизм, нацизм, неонацизм — это есть самый лучший пример такой слепой классовой ненависти. Эти партии отнюдь не случайно назывались национал-социалистическими, а иногда и рабочими, или трудовыми. Они и в самом деле являются таковыми по своему составу и социальной базе. Но отнюдь не по мировоззрению. Напротив, они не допускают даже саму мысль о том, что рабочие сами могут взять власть и организовать жизнь общества на новых основаниях. В этом отношении очень интересно интервью человека, по призыву которого радикальная часть майдана двинулась на улицу Грушевского, после чего и начались кровавые столкновения. Он не только не чувствует никакой ответственности за происходящее, но и на многочисленные вопросы ведущих о том, чего, собственно, добивается он и та часть Майдана, которую он представляет, не может ответить ничего, кроме того, что им «нужен лидер».
Еще интереснее в этом отношении интервью с Игорем Загребельным — одним из идеологов ВО «Тризуб», организации, которая открыто заявила, что это ее активисты воюют на улице Грушевского и объявила себя инициатором «Правого сектора» майдана. Этот молодой человек, в отличие от лидера «Автомайдана», не импровизировал. Но и ему, оказалось, нечего сказать, по поводу целей движения. Он тоже надеется на лидера, но при этом не прочь, чтобы представители «Правого сектора» получили должности в силовых ведомствах.
В связи с этим мы позволим себе в качестве такой большой автоцитаты привести одну статью, написанную гораздо раньше и при других обстоятельствах
Фашизм как апофеоз коллективной безответственности
Почему обыватель обычно выступает против революции? В первую очередь, потому, что он как огня боится что-либо менять в общественном устройстве. Но за последние десятилетия, когда революция дружно подвергалась анафеме как властями, так и обывателями, произошли такие крутые изменения, которых не видывала никакая революция. Притом изменения эти были явно не в лучшую сторону. Уничтожение производства, сокращение численности населения, полное разложение моральных устоев общества. Почему эти изменения не пугают обывателя?
В первую очередь, потому, что они произошли как бы сами собой, обыватель за них не чувствует ответственности. Говорят о том, что виноват Горбачев, «мировое правительство», но все понимают, что это глупости. Хотя, конечно же, не понимают, как все произошло на самом деле. Тезис о том, что развал Советского Союза и поражение социализма были неизбежны и естественны, что по-другому и быть не могло – точно такая же глупость, только злонамеренная. На самом деле за всеми этими изменениями стоит одно существенное обстоятельство — товарный характер производства, рынок. Это — главное; все остальное — производные. Лишь в той мере, в какой при социализме товарный характер производства и рыночные отношения не только не были преодолены, но с определенного времени стали всемерно расширяться и укрепляться, и стало возможно разложение социализма и последовавший вследствие этого развал Советского Союза.
Товарное производство порождает соответствующий тип человека — человека-функцию, то есть человека по определению безответственного. Для этого типа человека ответственность всецело состоит в том, чтобы соответствовать сложившимся обстоятельствам, чтобы приспособиться к ним с максимальной выгодой и минимальными для себя потерями. Такой человек может быть необычайно ответственным как агент производства, как винтик огромного механизма воспроизводства капитала, но он ни за что не отвечает перед самим собой.
Такой тип личности рождается товарным производством далеко не сразу, а только по мере превращения товарного производства в капиталистическое товарное производство и перерастания капитализма в империализм, когда власть капитала становится глобальной, вследствие чего присущая товарному производству стихийность приобретает всеобщий характер.
Фашизм рождается, когда даже иллюзия того, что человек способен управлять собственными коллективными силами, исчезает. Коллективность заменяется корпоративностью. Индивид снимает с себя ответственность перед обществом за свои действия. Он только исполняет приказы и распоряжения, законы, инструкции, долг (в том числе и супружеский), обряды. Отвечает начальник, президент, фюрер, бог. Кто угодно, только бы не сам.
Внутренним условием возникновения фашизма внутри той или иной нации является неразрешенность противоречий между крупной и мелкой буржуазией. Крупная буржуазия безжалостно разоряет мелкую. Мелкий буржуй не только возмущен тем, что его разоряют, но и завидует крупному и всегда готов его удавить, чтобы самому занять его место. Но обе стороны всегда готовы к компромиссу за счет "третьей стороны". Обычно такой компромисс происходит за счет рабочего класса. И тогда в фашизме не только нет никакой необходимости, но и нет условий для его появления. Точно так же невозможен фашизм, когда рабочий класс хорошо организован и в состоянии отстаивать свои интересы.
Фашизм возможен только при условии, когда рабочий класс удается нейтрализовать каким-либо способом. Способом такой "нейтрализации" может быть как разгром его передовой части и соответственно, его дезорганизация, так и подкуп его за счет включения в "широкую коалицию" со всеми слоями "своей" буржуазии с целью совместно поживиться за счет других народов. Надо полагать, что именно в этом состоит политико-экономическая основа фашизма. В других случаях мы имеем дело с использованием уже готовых, выработанных фашизмом форм и более или менее успешными попытками наполнения этих форм соответствующим содержанием.
Экономический смысл фашизма – в претензиях того или иного национального капитала на мировое или региональное господство. Фашизм рождается исключительно в ходе "борьбы за передел уже поделенного мира". Но если обычно эту борьбу ведут крупнейшие монополии в пределах определенных исторически складывающихся правил, а мелкая буржуазия и рабочий класс только пользуются объедками от жирных кусков, отхваченных "своим" национальным капиталом, то фашизм, как правило, связан с тем, что мелкая буржуазия возглавляет борьбу "своего" капитала за первенство, а рабочий класс активно в нее включается на стороне "своего" капитала. Крупный же капитал, хотя он политически уходит в тень, но экономически очень сильно от такой политики выигрывает.
В Манифесте коммунистической партии Маркс и Энгельс писали о так называемом буржуазном социализме и причисляли его к числу реакционных учений, поскольку его сторонники требовали возврата к отжившим свое производственным отношениям начального периода становления капитализма. Так вот, фашизм есть буржуазный социализм эпохи империализма, когда его реакционность как учения смешивается с его консервативностью как реального движения в защиту интересов отечественного капитала.
Сущность фашизма – в антикоммунизме, а не в антидемократичности, как думают его буржуазные критики. Мало того, фашизм – это как раз буржуазная демократия, доведенная до своего логического завершения.
Обычная буржуазная демократия насквозь лжива. Она построена на заведомом несовпадении провозглашаемого и реально существующего. Она обеспечивает свободу только для богатых. Фашизм вырастает из протеста против всевластия капитала. В этой мере он есть социализм. Но социализм, как уже отмечалось, бывает разный, в зависимости от того, интересы какого общественного класса выражает протест против всевластия капитала. Феодалы и крестьяне ведь тоже страдали от капитализма. Так родился феодальный социализм, смысл которого состоял в том, чтобы остановить колесо истории и вернуться к раннефеодальной форме общественной организации, каковой была община.
Пролетарский социализм провозглашает идею уничтожения классов вообще и организацию производства не на основе обмена, а на основе рационально спланированного распределения произведенного общественным образом продукта. В отличие от реакционного феодального социализма, зовущего назад, пролетарский социализм устремлен в будущее, революционность является его принципом. Поэтому он невозможен без хорошей теории, которая позволяла бы предвидеть последствия тех или иных практических шагов.
Фашизм же есть эмпирический социализм. Он вырастает не из теоретического обобщения предшествующей истории всего общества, а из повседневной практики отдельных членов общества. Мелкие предприниматели, рабочие, деклассированные элементы, еще на занявшая определенного места в классовой структуре общества молодежь, возмущенные гнетом, который они испытывают со стороны капитала, но не понимающие действительных причин такого положения вещей, становятся весьма благодарным материалом для фашистской пропаганды. Ведь фашисты, в отличие от коммунистов, требующих от рабочих освоения теории, жертвования личными интересами во имя коренных интересов класса и всего общества, предлагают решения легкие и не требующие особого ума. И апеллируют они не ко всемирной истории, а к очевидным фактам: тебе живется плохо потому, что капиталами владеют евреи, впрочем, вместо евреев легко можно подставлять "кавказцев", "москалей" и т.д. и т.п., в зависимости от потребности. Другими словами: тебе не повезло выиграть в конкуренции, иди и возьми "свое" силой.
Фашизм есть игнорирование правил буржуазного общества, но само это игнорирование происходит по правилам буржуазного общества. Основной принцип буржуазного общества – принцип господства капитала над трудом – фашизмом не только не подрывается, а укрепляется. Фашизм означает абсолютное господство капитала над трудом, вплоть до того, что капитал начинает полностью господствовать над головами и душами рабочих. Рабочий класс страны, где победил фашизм, воюет за дело "своей" национальной буржуазии не просто по принуждению, а как за свое собственное дело. В этом военно-политическая сущность фашизма.
Если не учитывать это обстоятельство, практически невозможно понять, как "англо-саксонские плутократы", которых фашисты с самого начала объявили своими главными врагами и поклялись уничтожить, позволили Гитлеру набрать силу и не задавили фашизм в зародыше. Английский, французский капитал потворствовал Гитлеру только по той причине, что не мог надеяться на своих собственных рабочих в борьбе с самым главным своим врагом – с коммунизмом. Они чувствовали, что война против СССР с их стороны вполне может превратиться в гражданскую. Фашисты, которые сумели сплотить рабочих в борьбе за интересы "своей" буржуазии, были последней надеждой мирового капитала в его стремлении задушить коммунизм военным путем. Эта надежда была последней потому, что в экономическом соревновании буржуазные страны тогда однозначно проигрывали динамично развивающемуся Советскому Союзу. Поэтому английские, французские, американские капиталисты готовы были рискнуть даже собственными национальным интересами для того, чтобы разрешить общеклассовую задачу – покончить с коммунизмом. А говорить об интересах такой капиталистической мелочи, как Чехословакия, Австрия, Польша, вообще не приходилось.
Противостояние буржуазной демократии и фашизма относительно, а их обоюдная враждебность коммунизму абсолютна. Доказательств этому – тьма. Начиная с того, как буржуазно-демократические режимы поощряли Гитлера перед войной (это не только Мюнхенский сговор, но и фактическая сдача Польши) с целью направить его против Советского Союза, и заканчивая тем, что та же, например, Эстония была радостно принята в ЕС, хотя там на официальном уровне чествуется память местных соединений СС. В «демократическом» сознании Пиночет – положительный герой. Насаждение спецслужбами США откровенно фашистских режимов в Латинской Америке в 60-е-70-е годы, осуществление там плана «Кондор» по физическому уничтожению без суда и следствия не только коммунистов, но и любых демократических деятелей и членов их семей – все это спокойно вписывается в рамки буржуазной демократии. И сегодня США укрывает тысячи фашистских преступников из стран Латинской Америки, Африки, Азии. Не говоря уж о том, что после разрушения СССР Соединенные Штаты Америки практически перманентно ведут войны во вполне фашистском духе.
***
Очень часто вопрос о фашизме пытаются свести к фашистской символике и фашистской риторике, то есть к каким-то внешним признакам, по которым можно было бы распознавать, насколько реальной является угроза фашизма. Но дело не в признаках, хотя их обязательно нужно изучить. Солдат, безусловно, должен назубок знать отличительные знаки армии противника. Но обречена та армия, в которой офицеры и генералы знают только то, что знают солдаты, и ничего больше. Сущность фашизма вовсе не в свастике и даже не национализме и расизме. Не всякий национализм есть фашизм. Но всякий национализм может в него превратиться при определенных обстоятельствах.
Сущность фашизма – в особом способе разрешения противоречий между крупным капиталом и мелкой буржуазией внутри нации и в специфическом соотношении сил между монополиями на международной арене. Соответственно, пока в мире господствует капитал и пока власть в мире контролируется монополиями, опасность фашизма всегда остается актуальной. Собственно, современный капитализм и фашизм – нераздельны. В хронической форме фашизм после второй мировой войны существовал все время. Господствующие в мире монополии, в первую очередь, американские, прибегали к фашистским методам всякий раз, когда их интересам грозила опасность.
Фашизм в открытой, острой форме, по типу немецкого нацизма – есть оружие монополий "слабых" империалистических наций в борьбе против своих более мощных конкурентов. Втайне желающих побороться с американским империалистическим монстром за мировое господство – хоть отбавляй: от все той же Германии и до все той же Японии, к которым теперь прибавились еще Россия и Китай.
И в этой борьбе капиталисты не только готовы пожертвовать своей хваленой демократией, но и не остановятся перед риском погубить жизнь на Земле вообще. Не потому, что они кровожадны и безрассудны, а потому, что такова логика становления капитализма как общественного строя, где интересы капитала – все, человек – ничто. В первой мировой войне было уничтожено более 10 млн. человек. Но разве это остановило капиталистов перед тем, чтобы развязать вторую, которая унесла жизни уже более 50 миллионов?
За годы капиталистической реставрации население России уменьшилось на 5 млн. чел, Украины – более чем на 7 млн. Куда они исчезли? Кто за это отвечает? Никто!
А что же пролетариат?
Ведь у него же историческая миссия, как известно. Увы, ничего пролетариат в такой ситуации не может. Неподходящие условия для исполнения его миссии.
Маркс в предисловии ко второму немецкому изданию «18 Брюмера Луи Бонапарта» писал, что «...в Древнем Риме классовая борьба происходила лишь внутри привилегированного меньшинства, между свободными богачами и свободными бедняками, тогда как огромная производительная масса населения, рабы, служила лишь пассивным пьедесталом для этих борцов». Причиной такого положения дел, было то, что как заметил Сисмонди, «римский пролетариат жил на счет общества, между тем как современное общество живет на счет пролетариата».
Сегодня в Украине мы имеем похожую ситуацию, с той лишь разницей, что современные наемные рабы (в Риме рабы и пролетарии составляли совершенно разные категории населения, а при капитализме они счастливо соединились) время от времени используются различными группировками привелегированного меньшинства в своей «внутриклассовой» борьбе». Но даже речи не идет о том, чтобы это самое большинство выставило в этой самой борьбе свои собственные требования и лозунги.
Причина проста, украинское общество не живет за счет украинского пролетариата. Да-да, именно так. Не то, что пролетариата нет. Есть — притом соответствует самым строгим критериям:
не обладает собственностью на средства производства;
производит прибавочний продукт для тех, кто ею обладает;
не имеет никаких средств к существованию, кроме продажи своей рабочей силы.
Этим критериям, или, если короче, то приведенному Энгельсом в «Положении рабочего класса в Англии» определению, согласно которому «Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путём продажи своего труда, а не живёт за счёт прибыли с какого-нибудь капитала» сегодня в Украине соответствует больше 10 млн. человек (всего по найму работает 16,5 млн.), то есть чуть меньше половины экономически активного населения. Мало того, очень серьезная часть украинского пролетариата (по разным данным от 2 до 7 миллионов человек), в прямом смысле «не имеет отечества», то есть работает за рубежом.
Но сам факт наличия пролетариата ничего не говорит. Во-первых, как уже говорилось, украинское общество не живет за счет украинского пролетариата. Если точнее, оно живет, разумеется, за счет пролетариата (за чей же еще?), но не напрямую, а косвенно. Частью, оно, как и общества стран «золотого миллиарда», живет за счет пролетариата стран так называемого третьего мира. Конечно, труд части украинского пролетарита (те , кто работает на иностранный капитал в Украине) вливается в труд этого мирового пролетариата, но украинское общество пользуется его плодами только опосредованно, в виде объедков со стола стран-грабителей. Частью же и немалой (около 5% ВВП, больше чем сумма всех иностранных инвестиций в Украину) — украинское общество существует благодаря переводам украинских заробитчан из-за рубежа.
Это очень похоже на популярную сегодня систему заемного труда. Тот, кто пользуется рабочей силой, эксплуатирует ее тем вернее, что эта эксплуатация не прямая, а косвенная, но при этом, самому эксплуатируемому он ничего не должен. Так и украинское общество. Оно не только не чувствует себя обязанным украинскому пролетариату, но просто его «в упор не видит».
Очень примечательны слова депутата от «Батькивщины» Сергея Соболева. На вопрос о том, что в оргкомитете Майдана нет ни единого представителя Донецкой области, он ответил:
Я, к примеру, родом из Запорожья. Но наша организация строится не по географическому принципу, а представительства всего спектра украинского общества – журналисты, студенты, политические силы.
Кто-то сказал бы, что это «оговорка по Фрейду». Но на самом деле, это «оговорка по Марксу»: для них, как для власти, так и для оппозиции, это и в самом деле «весь спектр украинского общества», то самое «гражданское общество», которое они так навязчиво противопоставляют государству.
И для того, чтобы тот, кто сегодня является никем, стал всем, то есть стал той политической силой, которая повела бы давно созревшие к революции массы на серьезную борьбу, нужно для начала вооружить этот самый «несуществующий» пролетариат идейно, показать ему его действительное место в сегодняшнем мире, разъяснить для начала, что не он живет по милости работодателей и чиновников, а напротив, они живут припеваючи за его счет только потому, что они организованы, что в их руках находится власть — не только экономическая и политическая, но и духовная. Заметьте, что это практически одинаково относится как к власти, так и к оппозиции. Ведь оппозиция — это тоже власть. За оппозицией и властью часто стоят одни и те же олигархи.
Лучший пример — Порошенко. Начал свою карьеру как член СДПУ(о), которая в то время была карманной партией Кучмы, в 2001 году он — среди учредителей Партии регионов. В 2004-2005 — главный спонсор «оранжевой революции» и главный «любый друг». При Януковиче — министр экономического развития и торговли, и сегодня — снова во главе Майдана. Все остальные олигархи действуют точно так же, но не светятся лично, а действуют через «своих людей».
В связи с этим вспоминается одно замечательное откровение покойного Бориса Березовского, который как-то сказал, что выборы — это своеобразный тендер, с помощью которого капитал подбирает себе менеджеров высшего звена. Точно то же касается и любых других форм противостояния между действующей властью и оппозицией, включая не только уличные драки, но и полноценные военные действия. И вполне естественно, что капитал оплачивает расходы по проведению «тендера».
И если экономическая и политическая власть держится на всеобщей продажности и на принуждении, то духовная власть эксплуататоров держится в первую очередь невежеством масс и и полным отсутствием способности самостоятельно мыслить, критически воспринимать действительность. И такое положение дел в духовной сфере образуется не само собой. Оно культивируется правящими классами, тщательно насаждается ими всеми возможными способами.
Если такое состояние будет продолжаться, то массы могут быть втянуты в куда более масштабные и поистине катастрофические за своими последствиями провокации. И не нужно думать, что это невозможно. Возможно, еще и как. Правящие классы ничто не остановит. Политический авантюризм — это совершенно обычное дело для капитализма. Собственно, он этим и держится. Выигрывает здесь обычно именно тот, кто более нахален и безответственен.
Что же с этого получится?
Ничего не получится. И не может получиться. Ведь телевизионная революция ничего не может поменять. Даже если Вы будете просматривать фильм о самой что ни на есть настоящей революции, в действительности от этого ничего не поменяется. Что уж говорить о революции поддельной.
Отличной иллюстрацией к мысли о том, что это всего лишь верхушечная разборка, служит новость о том, что 23 января Фирташ купил 100% акций Правексбанка. В центре Киева кипят страсти. «Правый сектор» бросает камни в «Беркут», вожди оппозиции мечут громы и молнии в адрес олигархов, а Фирташ прикупает очередной банк. Представьте, что бы делал Фирташ, если бы была хотя бы малейшая опасность действительной революции? Вряд ли бы он покупал у итальянцев украинский банк.
Или вот такой сюжет. Клычко уже несколько раз призывал к всеукраинской политической забастовке. Но никакой забастовки не получается. Мало того, в самый разгар событий преподавателей киевских вузов начальство заставило писать отпуска за свой счет на две недели, поскольку министерство, ссылаясь на отсутствие бюджета на 2013 год, не додало денег на первый квартал для выплаты зарплаты. Казалось, бы в такой напряженной ситуации власть должна была бы бояться идти на такой шаг — отнимать прямо из рук работников половину месячной зарплаты. И у кого — у той части киевского населения, которая скорее всего, и так настроена против власти и вполне может агитировать за майдан в студенческой среде. Ведь любой человек в такой ситуации обидится и будет апеллировать к майдану. Но власть не побоялась. И угадала. Никаких эксцесов в киевских вузах по поводу этого наглого грабежа замечено не было. Мало того, процедуру массового написания заявлений на отпуск без содержания организовывали начальники, которые открыто симпатизировали майдану. Даже сложно представить себе более наглядное доказательство того, насколько майдан далек от народа, и того, что от него никому в голову не приходит ждать каких-либо изменений реальной ситуации.
И их не будет. Будет очередное разочарование. Если даже поменяют местами Януковича и Тимошенко, от этого ничего не изменится.
Для того, чтобы что-то радикально изменилось, нужна совершенно другого рода революция.
Но не нужно думать, что до этой революции еще далеко. Конечно, она не настолько близка, чтобы Фирташ смог ее почувствовать и начать собирать свои чемоданы, а не докупать себе банки. Но она гораздо ближе, чем может показаться Фирташу.
В связи с этим я хотел бы привести слова, которыми К.Маркс открывает свой цикл статей о классовой борьбе во Франции с 1848 по 1850 г.
Эти слова позволят понять в современных событиях на Майдане гораздо больше, чем понимают в них и те, кто в них участвует, и даже те, кто ими — как им кажется — руководит. Они позволят понять их гораздо глубже, чем те, которые видят в этих событиях демократическую, национальную или антиолигархическую революцию, или те, кто считает, что это не что иное, как очередной пароксизм буржуазной контрреволюции. Вот эти слова:
«За исключением лишь немногих глав, каждый более или менее значительный раздел летописи революции с 1848 по 1849 г. носит заглавие: поражение революции!
Но в этих поражениях погибала не революция. Погибали пережитки дореволюционных традиций, результаты общественных отношений, не заострившихся ещё до степени резких классовых противоположностей, погибали лица, иллюзии, представления, проекты, от которых революционная партия не была свободна до февральской революции, от которых её могла освободить не февральская победа, а только целый ряд поражений.
Одним словом, революция шла вперёд и прокладывала себе дорогу не своими непосредственными трагикомическими завоеваниями, а, напротив, тем, что она порождала сплочённую и крепкую контрреволюцию, порождала врага, в борьбе с которым партия переворота только и вырастала в подлинно революционную партию».
