Вернуться на главную страницу
От свободной конкуренции к господству монополий
Конкуренция - слово, без преувеличения, важнейшее в лексиконе современных обществоведов: экономистов, философов, политологов. Оно давно вошло в речь вузовских преподавателей и телекомментаторов. «Честная конкуренция», уверяют они, и есть тот волшебный фактор, который приведет наше общество к процветанию. При этом часто приводят в пример страны Запада - обетованную землю свободной конкуренции. Как же возникло и завладело умами людей представление о том, что конкуренция - благо?
В Средневековье такого представления быть не могло. Существовавшее тогда деление общества на сословия идеологически оформлялось идеей божественного порядка, согласно которому крестьяне и феодалы каждый на своем месте исполняют предначертанное.
По мере ухода мрачных Средних веков рождалась новая идеология, нужная набирающей силу буржуазии. Для Гоббса человечество - уже не запутанная паутина отношений феодального подчинения, а простая совокупность индивидов, «атомарных людей» (подробнее об этом см. статью Е. В. Босенко «Атомарный человек. Философия и политика»). Он и его последователи - теоретики общественного договора - рассматривают естественное состояние общества как абсолютную конкуренцию, «войну всех против всех», которую люди ограничивают, заключая общественный договор. Как видно, и эти люди не в восторге от господства отношений конкуренции.
Сегодня на слуху понятие «гражданское общество», идущее в связке с конкуренцией. Представители классической немецкой философии были идеологами гражданского общества. Но следует ли из этого, что они похожи на нынешних восторженных либералов? К примеру, И. Г. Фихте высказывался об экономической конкуренции так: «Возникает в торгующей публике бесконечная война всех против всех в виде войны между покупателями и продавцами. Эта война становится все ожесточеннее, несправедливее и опаснее по своим последствиям... То, что при простом образе жизни наций обходилось без большой несправедливости и притеснений, превращается при повысившихся потребностях в кричащую несправедливость и источник большого страдания». К сожалению, выход, который он предлагает, совершенно утопический: запрещение внешней торговли.
Классик либерализма Адам Смит поет дифирамбы конкуренции, которая должна обеспечивать свободу личности. Смит защищает принцип невмешательства (laissez-faire), который порицает вторжение в свободную игру рыночных сил. Кроме того, Смит - автор выражения «невидимая рука рынка». Все мы хорошо помним, какие надежды возлагались на эту руку. Почему-то мало кому приходило в голову, что невидимая рука - это рука невидимки, а невидимка обязательно слеп.
Интересно заметить, что понятие конкуренции существует не только в экономике, в биологии оно тоже играет важную роль. В связи с этим было остроумно замечено, что Дарвин, описав борьбу за существование в животном мире, создал карикатуру на своих современников-англичан.
Как известно, развитие конкуренции с неизбежностью порождает монополию, чего упорно не хотят признавать многие идеологи, предлагающие избавление в виде антимонопольного законодательства. Сама жизнь смеется над этими иллюзиями. К примеру, UMC и "Киевстар" поделили 98,6% пользователей Украины(51,7% досталось UMC и 46,9% "Киевстару"). Процесс на этом не остановился: не так давно UMC стала частью более крупной фирмы - российской МТС. И хотя в периоды кризисов государства с некоторых пор начали идти на регулирование рынка, т. е. на ограничение конкуренции, после кризисов наступает эпоха «просперити» и глашатаи свободной конкуренции снова голосят на каждом перекрестке. Кстати сказать, это «процветание» совсем не отменяет концентрации капиталов, а всего лишь означает большую вероятность выжить для мелкого предпринимателя.
Может, конечно, возникнуть вопрос: почему, собственно, конкуренция порождает монополию? Это нетрудно объяснить. В самом деле, конкурирующие субъекты находятся в неравном положении, хотя бы потому, что в мире нет ничего одинакового. Те, кому счастливый случай, мошенничество или, скажем, наследство доставили преимущество перед конкурентами, рано или поздно одерживают победу в борьбе и концентрируют капиталы в своих руках. Ведь обладателям больших капиталов легче повышать производительность труда на своем производстве, что позволяет им снижать цены на продукцию этого производства, а это вынуждает конкурентов следовать их примеру. Бывало даже так, что продукция продавалась себе в убыток, лишь бы разорить конкурента. Ясно, что обладатели небольших капиталов этого себе позволить не могут.
До чего доходит монополизация, можно увидеть из следующих примеров. В относительно молодой отрасли - производстве программного обеспечения в России - доля продаж крупнейших десяти компаний уже составляет 31%. А производитель пива ВВН сам по себе занимает 39,5% своего рынка. В США 35% рынка строительной техники занято тремя крупнейшими фирмами. Есть и компании, для которых имеет смысл подсчет их доли в мировом рынке. К примеру, 18,1% мирового рынка персональных компьютеров занимает НР, 15,6% - Dell. Более половины мирового рынка морских контейнерных прервозок контролируется десятью крупнейшими фирмами.
Итак, конкуренция рождает монополию. Но уничтожает ли она этим сама себя? Как это ни удивительно, нет. Она только меняет форму, превращаясь из конкуренции между многими мелкими производителями в конкуренцию между монополиями. Вспомнить хотя бы пример с UMC и "Киевстаром", который приводился выше. Даже если монополия господствует в своей сфере безраздельно (как, скажем, метро), она конкурирует с другими сферами (в нашем примере это будут трамваи, маршрутные такси и т. п.).
Бывает и так, что монополии сохраняют и даже поддерживают мелкого производителя, включая его в свой производственный цикл. Можно вспомнить китайцев, собирающих на дому мобильные телефоны из заготовок. Судьбе таких людей трудно позавидовать, ведь, оказавшись в положении работника на дому, они сами, добровольно изнуряют себя непосильным трудом. Если же у них есть семья, то она служит источником даровой рабочей силы.
Как видим, тот факт, что монополии контролируют не все производство, не мешает им господствовать над ним. Для подчинения конкурентов достаточно захватить большой кусок рынка. Так, в США доля продаж четырех крупнейших фирм составляет: в авиастроении 59%, в металлургии 45%, в нефтеперерабатывающей отрасли 30%. И тем не менее это фирмы оказывают решающее влияние не только на страну, но и на весь мир в целом.
Пожалуй, самый известный пример этого - так называемые «банановые республики». Так называли страны Латинской Америки, которые превратились в источники дохода для американских компаний, которые не останавливались перед организацией переворотов, если им это было выгодно, как в Гватемале в 1954 году. Слово «банановые» указывает на печально знаменитую «Юнайтед фрут компани», которая превратила огромные площади в Латинской Америке в банановые плантации, а значительную часть населения - в батраков на этих плантациях. Типичную «банановую республику» со всеми ее прелестями изобразил О. Генри в «Королях и капусте».
Науке уже давно известно, что экономика современного типа периодически переживает кризисы разной интенсивности, причиной которых служит, в конечном счете, перепроизводство. Практикуются два способа выхода из кризиса: либо просто уничтожение произведенного (самые современные станки идут на металлолом, молоко выливается на землю, апельсины закапываются и т. д. и т. п.), либо уничтожение, связанное с резким ростом производства в некоторых областях - война. Этот второй способ труднее осуществить, чем первый, но он приносит больше выгоды, как за счет прибыли от военных поставок, так и потому, что недовольство масс направляется на внешнего врага. Самые известные примеры таких «экономических решений» - Первая (10 млн. погибших) и Вторая (50 млн. погибших) мировые войны. Есть серьезные основания опасаться, что третьего явления такого сумрачного экономического гения человечество уже не переживет. Но есть и оптимисты, которые прогнозируют «всего лишь» откат в каменный век; самые большие оптимисты обещают даже новое Средневековье.
Что касается альтернативы конкуренции, то впечатляющие успехи плановой экономики в первой половине ХХ века заставили западных экономистов обратиться к опыту Советского Союза для выхода из Великой депрессии. Так возникло знаменитое кейнсианство. Довольно долго, до 70-х годов, оно господствовало в экономической политике ведущих государств Запада. В 70-е кейнсианство сдает позиции монетаризму - одной из главных школ неоконсерваторов. По миру прокатилась волна приватизации, причем началась она не у нас, а на Западе. Сейчас мы наблюдаем обратный процесс - идет повсеместная национализация. Таким образом, государство протягивает руку помощи владельцам капиталов и перекладывает на плечи всех граждан тяготы содержания производства в кризисный период.
