Наполеон Бонапарт – первый архитектор Объединённой Европы
Уроки провала «евроинтеграции» двухсотлетней давности
Отмечая 5 мая 200-ю годовщину со дня смерти Наполеона Бонапарта (1769-1821), мы завершаем посвящённую ему трилогию статей («Наполеон Бонапарт, гений авантюры» (2015 года), "Все глядят в Наполеоны, но не все становятся" (2019).
Помнится, 250-я годовщина со дня рождения великого француза прошла два года назад на его родине вяло, даже как-то незаметно, о чём сокрушались некоторые французские газеты. Сейчас может получиться ещё хуже: из Соединённых Штатов, увлечённых BLM-переписыванием собственной же истории, во Францию полетели настоятельные рекомендации не чествовать Бонапарта, поскольку тот был расистом.
Разумеется, Наполеон был расистом и колонизатором. Он подавил - правда, ненадолго - восстание негров-рабов на Гаити под руководством Туссен-Лувертюра (а его самого сгноил в темнице!); вернув по Амьенскому договору с Англией 1802 года захваченные ранее англичанами колонии, Наполеон сохранил рабство в тех из них, где отмена рабства так и не состоялась в ходе Великой французской революции.
Но я так подозреваю, что в те времена в Западной Европе практически все (если не считать жителей деревенской глуши, никуда за пределы её не выезжавших и даже не ведавших о существовании людей с иным цветом кожи) были убеждены в превосходстве белой расы. Повторяем снова и снова: нельзя судить о выдающихся людях прошлого с позиций сегодняшней политкорректной морали! А то следом за учебниками истории придётся вычищать и учебники философии, раз уж мыслители Древней Греции почти сплошь показали себя сторонниками и идеологами рабства!
Наполеон же просто исполинской фигурой возвышается над нынешним миром руководящей серости, бесхребетности, невежества и некомпетентности. Всю жизнь он без устали и упорно учился, стремясь самостоятельно вникнуть в абсолютно все сферы государственного управления - общаясь для этого с лучшими специалистами. Промышленность, торговля, сухопутный и морской транспорт, тончайшие нюансы производства и сбыта, таможенных тарифов - всё это было им досконально изучено.
Он заставлял чиновников работать на износ - они у него трудились в поте лица своего целыми днями, рано вставая и поздно ложась, - но и себя Наполеон не жалел: ему хватало обычно всего пары часов на сон да 15 минут на завтрак и обед.
Император терпеть не мог многолюдных комиссий, бесконечных заседаний и долгих речей - все вопросы решались у него быстро и со знанием дела. В комиссию по выработке своего знаменитого Гражданского Кодекса он включил всего четырёх человек - но зато это были крупнейшие юристы своего времени, знатоки права!
Имея такого выдающегося дипломата, непревзойдённого виртуоза интриг, как Шарль Талейран, Наполеон ничуть ему не уступал и все важнейшие переговоры вёл сам. Дипломатический дар удачно дополнял в нём гений полководца: Наполеон умел, как никто другой, прочно закреплять военные победы за столом переговоров.
Бонапарт, конечно, безжалостно отправлял сотни тысяч людей на бойню, но, он, во всяком случае, никогда не прятался за спинами своих солдат и не ломал пиар-комедии «на передовой». Наполеон был человеком недюжинного бесстрашия. Когда он умер, при обмывании покойника на теле его были обнаружены следы от ранений, о которых даже близкие полководцу люди ничего не ведали (это помимо известных случаев, таких как удар штыком в бедро при штурме Тулона в декабре 1793 года).
Ратная философия Наполеона заключалась в том, что военачальник не должен бравировать храбростью, зря подвергая себя опасности, - не потому, что его жизнь настолько ценна, а потому, что гибель командующего негативно повлияет на боевой дух войск. Однако в критический момент сражения полководец обязан показать подчинённым личный пример - как поступил юный генерал Бонапарт в 1796 году на Аркольском мосту, бросившись со знаменем в руках в атаку под град австрийских пуль. Или как поступил император Наполеон I на кладбище в Эйлау в 1807 году, когда он холоднокровно стоял со своими пехотными полками в самом эпицентре сражения, под русскими ядрами, буквально окружённый трупами убитых солдат.
Вдобавок ко всему, Наполеон Бонапарт был вправду блестящим политиком-актёром. Он отменно владел собой - и только изредка его импульсивная натура корсиканца всё же прорывалась припадками гнева, наводившими неописуемый ужас на царедворцев. Зато Наполеон умел, оказывая в ходе напряжённых переговоров давление на иностранных представителей, разыгрывать сцены ярости. Политик с задатками актёра - фигура более значимая, чем актёр, играющийся в политику!
Что же касается президента В. Зеленского, то у него есть, пожалуй, лишь одно сходство с Наполеоном: он так же уничтожает свободу слова. Бонапарт, придя к власти, закрыл 69 газет из 73-х, а оставшиеся поставил под полный контроль, так, что никто не смел пикнуть даже слова критики! Зеленский же закрыл последние три оппозиционных телеканала, а оставшиеся (вроде канала «Наш») поставлены в такие условия, что просто бояться будут приглашать в студию кого-то, кто мог бы более-менее смело и остро критиковать «генеральную линию» украинского государства...
Большинству людей гениальность представляется чем-то мистическим, некой непостижимой загадкой. Хотя на самом деле секреты гениального мышления весьма просты. Евгений Тарле в ставшей классической монографии о Наполеоне остроумно объяснил, почему Бонапарт побил австрийского генерала Меласа, который вовсе не был бездарным полководцем, который был вполне квалифицированным, грамотным военачальником. Просто Наполеон воевал против Меласа так, как будто тот был Наполеоном, - а Мелас воевал против Наполеона так, как будто тот был Меласом!
Наполеон - это такая завораживающе-демоническая фигура, что к нему всегда будет приковано внимание людей. Опыт его правления, опыт его военных кампаний всегда будет сохранять свою актуальность; и вот сегодня, когда Европейский Союз переживает серьёзный кризис, чреватый даже распадом этого объединения, полезно будет обратиться к опыту первой попытки объединить Европу, предпринятой два столетия тому назад Наполеоном. Правда, до этого была ещё и «нулевая» попытка: империя Карла Великого (742-814; король франков с 768 года, император с 800-го).
Этого легендарного средневекового государя Наполеон очень почитал - и на него равнялся. Принимая титул императора, Наполеон и хотел этим показать, что он является наследником не французских королей, но именно Карла Великого - а через него и Римской империи, которую, по сути, тщетно пытался возродить франкский правитель. Наполеон, таким образом, чётко заявил о намерении стать императором Запада, его объединителем, - и эта его идея вызвала острое неприятие европейских наследственных монархий, посчитавших сие намерение «корсиканского выскочки» дерзким вызовом тогдашнему «цивилизованному миру». Кстати, что интересно, в том же самом 1804 году титул императора с именем Якова I принял и новый вождь рабов Гаити Жан-Жак Дессалин - со всей очевидностью он подражал Наполеону.
Дух Карла Великого - ненавистника славянского мира, стоявшего у истоков германской захватнической политики «Дранг нах Остен», кумира фашистов (его именем была названа французская дивизия СС «Шарлемань», фанатично дравшаяся в Берлине вплоть до 2 мая 1945 года), - живёт и в сегодняшнем Евросоюзе. Там вручается премия имени Карла Великого за особый вклад в создание и укрепление Объединённой Европы. Так, в 2014 году престижную награду получил тогдашний глава Европейского Совета Херман ван Ромпёй, а почётным гостем на «тусовке», проведённой в Аахене, столице Карла Великого, был никто иной, как тогдашний премьер-министр Украины, знатный поборник «евроинтеграции» Арсений Яценюк.
Список лиц, удостоенных премии Карла Великого, впечатляет: от Аденауэра и Черчилля до Меркель и папы Франциска I. Кстати, в 2002 году премию получил не человек, её получило евро. Деньги, конечно, - куда более основательная и прочная объединительная сила, чем сила оружия, которой сколачивали свою «объединённую Европу» Карл Великий и Наполеон Бонапарт. Но надо понимать, что если Евросоюз и распадётся, то только в силу экономических противоречий, в силу непримиримой противоположности разных экономических интересов, уже, собственно, и выведших за пределы ЕС Великобританию. А разобраться, как экономика в конечном счёте и определяет все интеграционные процессы, можно на примере наполеоновских войн.
Внешняя политика Наполеона Бонапарта как «концентрированное выражение экономики»
За всеми привлекательными лозунгами - что патриотическими, что, напротив, космополитическими, за всей этой гипнотической трепотнёй про разные «ценности» («европейские ценности», «ценности демократии» и т. д. и т. п.) всегда стоят чьи-то конкретные, грубо осязаемые и обычно очень далёкие от альтруизма материальные интересы. Экономическая и политическая интеграция осуществляется и в наши дни отнюдь не для того, чтобы улучшить жизнь простых обывателей и дать им свободу передвижения (которую творцы «нового мира», не стесняясь, и называют-то прямо, безо всякой маскировки - «свободой передвижения рабочей силы», показывая этим истинную ценность человеческой личности при существующем мироустройстве!).
Бонапарт интегрировал Европу грубо, оружием. Бесконечные войны, которые он вёл, были обусловлены вовсе не его природной воинственностью - уж он никогда не воевал «просто так»! Захватническая политика Наполеона определялась логикой интересов французского крупного капитала, которые правитель хорошо понимал.
Одной из причин недовольства французской буржуазии старым, королевским режимом - а всё это недовольство и вылилось в итоге в буржуазную революцию и конец незадачливого короля на гильотине! - послужил англо-французский торговый договор 1786 года. Результатом действия его стало завоевание французского рынка передовой английской текстильной и металлургической промышленностью: после понижения таможенных тарифов свои товары сделались неконкурентоспособными!
Противоборство первой промышленной державы мира - Англии и державы, вставшей на сию стезю второй, с запозданием; острая, непримиримая борьба их за европейские рынки сбыта - вот в чём состояла причина масштабных войн рубежа XVIII и XIX веков. Как заметил Тарле, с английской стороны смертельная схватка с Францией представляла собой войну английских купцов и промышленников против французских купцов и промышленников - покушавшихся на их интересы, прибыли.
Один из главных ненавистников Наполеона английский премьер Уильям Питт ясно понимал, что господство на Континенте Франции несёт Британии угрозу. Ещё до увенчания императорской короной, до Аустерлица, в самом начале 1800-х годов Наполеон, как, опять же, замечает Тарле, стал гораздо более грозен и опасен, чем Людовик XIV на вершине своего могущества. В руках Бонапарта оказалась Бельгия, Антверпен - «пистолет, направленный в грудь Англии», как выразился Наполеон.
Важнейшая особенность коалиционных войн против Франции состояла в том, что на суше ей противостояли экономически и политически отсталые феодальные монархии, - но зато во главе всей своры стояла экономически наиболее передовая капиталистическая держава! Достаточно парадоксальный альянс, направленный против государства, бросившего вызов мировому лидерству Англии и нёсшего при этом гибель всей континентальной замшелости, пытавшейся спастись любой ценой!
Британия воевала руками своих союзников, снабжая их деньгами и оружием, сколачивая одну коалицию за другой - взамен предыдущей, рухнувшей. Оттого её союзников на континенте Наполеон Бонапарт презрительно называл «наймитами» (les salaries, очевидно, буквально переводится как «состоящие на жаловании»).
Так же, как и сейчас, при нынешнем противостоянии экономически ведущих государств, стороны пытались помириться, отыскать компромисс - однако логика беспощадной конкуренции в борьбе за рынки сбыта неумолимо вела к новой войне. Английская торговая и промышленная буржуазия приветствовала Амьенский мир, надеясь, что Наполеон откроет для неё рынки Франции и покорённых территорий, - но она вскорости убедилась в том, что Бонапарт не намерен делать этого! С другой стороны, определённые круги французского капитала были крайне заинтересованы в английском рынке сбыта предметов роскоши, производимых во Франции, - и они не хотели продолжения войны. Экономическая взаимозависимость стран - которую часто приводят как аргумент, опровергающий возможность Большой войны, - имела место уже тогда, однако экономическая логика войны отменяет логику экономики.
Амьенский мир продержался чуть больше года, схватка продолжилась с новой силой. Англия, господствуя на море, считала себя неуязвимой и поначалу смеялась над замыслами Наполеона вторгнуться на остров. Однако вскоре стало не до смеха: Булонский лагерь превратился в могущественную военную силу. «Мне нужны три туманных дня, и я стану господином Лондона, парламента и Английского банка», - говорил Наполеон. Такого страха Альбион не испытывал со времён Непобедимой армады 1588 года! Выход англичане нашли в организации очередной коалиции и связывании Наполеона войнами на Континенте против Австрии, России и Пруссии.
Булонский лагерь был снят - а с ним и угроза наполеоновского нашествия на Англию, однако Наполеон изобрёл новую стратегию борьбы с заклятым врагом, вновь поставившую перед Британией вопрос жизни или смерти. В поверженном Берлине 21 ноября 1806 года он подписал декрет о Континентальной блокаде. Говоря привычным нам языком, Наполеон ввёл против противника всеобъемлющие санкции: всем странам, подвластным Франции, было запрещено вести торговлю с Англией и даже поддерживать с ней почтовое сообщение, английские подданные подлежали аресту, английские товары и английская собственность - конфискации.
Конечно, торговые войны, запреты на торговлю с теми или иными странами -практика столь же древняя, как и сама торговля. Однако Наполеон внёс в это дело действительно новое слово: он предвосхитил американские санкции нашего времени, действие которых распространяется на третьи страны, санкции, навязываемые всем союзникам-вассалам. А такой характер санкций превращает двусторонние торговые разборки в торговое противостояние глобального масштаба, от участия в котором не может уклониться, сохраняя нейтралитет и защищая свои интересы, ни одна страна.
Понятно, что такое торговое противоборство подталкивает к мировым войнам. Наполеон отчётливо понимал, что введённая им блокада будет иметь смысл только в том случае, если к ней присоединится вся континентальная Европа. Если бы в ней осталась хоть одна страна, продолжающая вести торговлю с Англией, - то через неё поток английских товаров разошёлся бы по всей Европе! Поэтому вся дальнейшая внешнеполитическая и военная деятельность императора была подчинена одной задаче: навязать свою Континентальную блокаду всем: Австрии, Испании, России.
Континентальная блокада стала стержнем всей политики Наполеона и стала, в конечном счёте, причиной всех последующих его войн, которые уже не могли более остановиться - и которые выродились в цепочку военных авантюр, надломивших саму Францию. Наполеон делал всё, чтобы добиться экономического всемогущества своей нации, комбинируя для этого внешнюю и экономическую политику с войной, - и он действительно создал одну из величайших империй в истории, однако эта его политика очень быстро и закономерно привела созданную им империю к крушению.
Лишение рынков сбыта вправду нанесло английской экономике существенный ущерб, но Континентальная блокада больно ударила и по самой Франции, не говоря уже о покорённой ею Европе. Прежде всего, Франция и Европа лишись источника поставок колониальных товаров - образовался острый дефицит хлопка, сахара, чая, кофе, перца и пряностей (цены на них подскочили в 5-12 раз!); нехватка хлопка останавливала хлопчатобумажную промышленность самой Франции, данное сырьё стало оттого цениться чуть ли не на вес золота. Так что Наполеону в итоге пришлось выдавать лицензии на ограниченный ввоз в его империю «запрещённых товаров»!
А в 1811 году во Франции и вовсе разыгрался жесточайший экономический кризис - с ужасающим ростом безработицы и бедствий широких масс трудящихся.
Интересен анализ того, как к Континентальной блокаде относились те или иные классы и слои общества во Франции и в Европе. Промышленная буржуазия - и не только Франции, но и, к примеру, Саксонии - в массе своей поддерживала её, так как была избавлена от конкуренции английских промышленников. Зато от блокады однозначно проигрывали купцы, землевладельцы и вся «потребительская масса». Во Франции безоговорочно одобряли блокаду металлурги, тогда как у текстильщиков отношение к ней было неоднозначным. Страдали от разрыва сношений с Англией фабриканты предметов роскоши - а ведь, например, ещё со времён Средневековья англичане являлись главными покупателями французских вин, а затем и коньяков.
Чтобы поддержать «сектор товаров люкс», Наполеон ввёл меру вполне в духе современной борьбы с кризисами перепроизводства: он потребовал, чтобы при его дворе одевались как можно роскошнее и наряднее, почаще меняя дорогие туалеты!
Естественно - несмотря на драконовские репрессии и показательное сжигание конфискованных товаров, расцвела контрабанда, на которой наживались, в частности, купцы и судовладельцы из США, продававшие английские товары под видом своих. Наполеону просто не хватало таможенников и жандармов, чтобы контролировать всю огромную империю. Чиновники же разлагались: за то, чтобы таможенный служащий «проспал одну ночь», ему могли дать взятку, равную жалованью за пять лет службы!
Надо особо ещё отметить, что в наполеоновском «Евросоюзе» экономическая политика была полностью подчинена «национальным интересам» Франции - точно так же, как и сегодня политика Брюсселя проводится в интересах крупного бизнеса Германии и других стран, составляющих «старое ядро» объединения. Причём под Францией имелась в виду именно «старая» Франция, населённая французами, - но не «новые» её департаменты, насильственно присоединённые к ней (Бельгия, левый берег Рейна, Пьемонт и др.). Покорённые страны важны были только как рынки сбыта для французских товаров, из них высасывались налоги, контрибуции и «дань кровью» (рекрутами для армии); при этом их промышленное развитие всячески притормаживалось (как и сегодня уничтожаются целые отрасли промышленности и сельского хозяйства «новых восточных членов»!). Тамошние фабриканты не смели конкурировать с французским капиталом даже у себя дома, а уж доступ на рынки Франции для них был закрыт наглухо. Впрочем, Наполеону так и не удалось до конца задавить промышленное развитие Германии, Богемии, Силезии, Бельгии - и их промышленные круги, пусть даже и выигрывая от Континентальной блокады, всё сильнее мечтали о независимости, освобождении из-под наполеоновской «опеки».
Наполеон совершал очень большое дело: он разрушал в Европе феодальные пережитки, он нёс в подвластные земли свой прогрессивный Гражданский Кодекс. Но в то же время он своею политикой разрушал и производительные силы Европы. По словам Евгения Викторовича Тарле: «Во имя классовых интересов французской промышленной буржуазии он расширял несколько лет подряд колоссальное здание мировой монархии. [Однако] Совершенно ясно, что при насильственном подавлении производительных сил порабощаемых им стран гигантское сооружение не могло не рухнуть, если бы даже не было испанского народного восстания, московского пожара, предательства Мармона под Парижем, опоздания Груши под Ватерлоо...»
В тогдашних условиях интересам развития производительных сил больше соответствовала как раз свобода торговли, продвигавшаяся передовой английской промышленной буржуазией. Сегодня же ничто так не разрушает производительные силы, как борьба за рынки и сферы влияния под лозунгами «рыночных свобод»...
«Еврохолуяж» времён Наполеона
Цинизм и лицемерие - в давней традиции европейской политики. И Наполеон тоже был цинично-беспринципен. Его идеологический цинизм, пожалуй, ярче всего проявился в примирении с католической церковью. Наполеон-то был совершенно равнодушен к религии - и даже если Бонапарт и не был атеистом, то уж точно был не более чем деистом! Тем не менее правитель понимал, что католическая церковь способна поспособствовать укреплению его власти, и в силу этих соображений он пошёл на заключение конкордата со Святым Престолом. «Попы всё-таки лучше, чем шарлатаны вроде Калиостро или Канта или всех этих немецких фантазёров», - откровенничал он, якобинец и поклонник Руссо в юности (немецкую классическую философию, равно как и всю политическую экономию, он ни в грош не ставил!).
Папа Пий VII смертельно боялся Бонапарта, а тот, в свою очередь, не верил ни единому его слову, справедливо считая понтифика лжецом и интриганом. Сия милая парочка и заключила в 1801 году конкордат, сохранявший силу ещё сотню лет после Наполеона. Возродив католическую церковь во Франции после полного разгрома её революцией, Бонапарт в то же самое время полностью подмял её под себя: теперь он назначает епископов, а от папы те получают лишь каноническое посвящение в сан.
Впрочем, Наполеон этим лишь реализовал многовековую мечту французских королей, которые в рамках тенденции т. н. галликанства стремились к фактической самостоятельности французской церкви от Святого Престола (в своих интересах!).
Наполеон наводил ужас на Европу. Иные германские государи испытывали перед ним просто-таки панический, суеверный страх - и от страха они избавились разве только тогда, когда «корсиканское чудовище» отправилось на остров святой Елены. После разгрома Пруссии в 1806 году Германия была унижена и растоптана. Первоклассные крепости с сильнейшей артиллерией без боя сдавались небольшим отрядам французов, не имевшим даже пушек. Бургомистр Берлина сдал Наполеону ключи от него, умоляя не трогать город. Император проявил милость, и берлинцы почтительно кланялись тирану на улицах. Послушание немцев было абсолютным.
Но империю на голом страхе не построишь. Наполеон говорил, что «есть два рычага, которыми можно двигать людей: страх и личный интерес». При этом под «l'intérêt» он понимал не только денежную корысть, не только тупую и не знающую пределов жадность, но также честолюбие, самолюбие, властолюбие - а эти качества присущи слабым и случайным людям, оказывающимся волею судьбы во властных кабинетах. Вот и в наши дни мы видим великолепные примеры того, как «западные демократии» умело используют инструменты манипулирования своими вассалами.
В Париж, как столицу тогдашнего «Евросоюза», съезжались со всей Европы, а в особенности из Германии, средней руки, мелкие и мельчайшие правители - чтобы попасть на аудиенцию к Нему Самому. Они пытались у Него что-то выторговывать, выклянчивать, вымаливать, добиваясь каких-нибудь для себя преференций; ещё они жаловались и ябедничали друг на друга и просто старались выказать своё почтение. Потому что Наполеон мог в любой момент низложить в каком угодно государстве правящую там династию - чтобы присоединить страну к другому государству либо посадить на трон нового монарха из числа своих родственников или маршалов. Он вершил судьбы стран и народов - и те целиком зависели от его мудрых решений.
Вам эта картина беспробудно-безудержного холуйства ничего не напоминает?
Евгений Тарле в своей книге приводит один анекдотический случай. Приехал как-то в Париж некий германский князёк и прибыл на званый вечер у Наполеона. И вот император сидит за столом и играет в карты, а его верный холоп стоит у него за спиной. И всякий раз, когда Наполеон заносит руку с картой над головой, князёк... склоняется и целует ему ручку! Причём, что забавно, император, увлечённый игрой, даже не замечает этого проявления верноподданнической любви к Господину!
Жалко, что во времена Наполеона ещё не была изобретена телефонная связь. Можно представить себе, как ожидали б Его звонка правители Баварии или Бадена!
Наполеон и польский вопрос
Когда в 1806 году Наполеон оккупировал Пруссию, в которую тогда входила бóльшая часть польских земель, поляки встречали его как своего освободителя.
Польское национально-освободительное движение тесно-тесно переплелось с Великой французской революцией: ведь восстание под руководством Т. Костюшко произошло в 1794 году как бы на фоне событий вокруг революционной Франции - и в связи с ними. И после поражения многие мятежники эмигрировали во Францию.
Сформированная там «легия польская» приняла участие в Итальянском походе Бонапарта 1796-97 годов. Перерождение французской революции привело к тому, что и польские вооружённые формирования стали использоваться теперь уже для подавления выступлений других народов. Так, поляки были отправлены и на Гаити. Правда, многие из них перешли на сторону восставших негров. Им было позволено затем остаться на острове (вообще же, упомянутый Дессалин вырезал всех белых!), и их потомки составили своеобразную этническую группу «гаитянских поляков».
Офицерские и унтер-офицерские кадры «легии» стали в 1807 году основой для формирования полноценных польских регулярных войск численностью в 30 тыс. штыков и сабель. Отметим, что важнейшую роль в организации новой польской администрации сыграл вернувшийся из Франции соратник Костюшко по восстанию 1794 года Юзеф Выбицкий - автор национального гимна «Еще Польска не згинела».
В наполеоновском нашествии на Россию приняло участие порядка 100 тысяч поляков (больше, не считая самих французов, было только немцев), составивших 5-й корпус «Великой Армии», - причём среди всех её нефранцузских формирований поляки были наиболее боеспособными и мотивированными. Поляки продолжили верно служить Наполеону даже после того, как от него отвернулись Германия и все прочие «союзники». Один из самых способных наполеоновских военачальников - маршал Юзеф Понятовский - погиб в «Битве народов» под Лейпцигом в 1813 году.
Однако Наполеон отнёсся к идее польской независимости с прохладцей. Ему Польша нужна была лишь как средство борьбы с Россией и Австрией, как источник людских и материальных ресурсов для ведения его войн. Реализовывать же амбиции польской шляхты ему было ни к чему. Можно сказать, что поляков он «кинул».
В 1807 году Польша так и не получила полной независимости: по условиям Тильзитского мира было образовано лишь полусамостоятельное Великое герцогство Варшавское, верховную власть над которым Наполеон передал своему новому союзнику - саксонскому королю. При этом Белостокский округ отошёл к России.
Более того, в ходе тильзитских переговоров Наполеон ведь поначалу вообще предлагал Александру I ликвидировать Пруссию, проведя границу двух империй по Висле. То есть, фактически он предлагал царю осуществить полноценный четвёртый раздел (вернее: передел) Польши! Польским же делегатам осенью-зимой 1806/07 года император говорил о том, что восстановления Польши нужно ещё заслужить!
Т. Костюшко отказался сотрудничать с Наполеоном - его он считал деспотом.
Крепко разочаровал Бонапарт поляков и в 1812 году: он не присоединил оккупированную им Литву с Белоруссией к Польше, на что рассчитывали поляки, а создал для Литвы особую временную администрацию. Это надо понимать так, что, идя войной на Россию, Наполеон желал добиться с нею выгодного для себя мира, а затем использовать «осоюзненную» Россию в дальнейшей борьбе с Англией. Так что расчленять и слишком уж ослаблять поверженную Россию было не в его планах.
Впрочем, литовско-польское дворянство тоже подвело завоевателя - оно не предоставило ему те военные силы, которые он ожидал от них получить. К слову, в литературе разноречиво пишут о том, каковы же были планы покорителя Европы на Украину. Украинская Советская Энциклопедия [2-е изд., т. 7, с. 146] пишет так: «В захватнических планах Наполеона I в отношении России значительное место занимала Украина, которую он рассматривал как будущую колонию. Наполеон I намеревался создать на украинских землях три военно-административные области, т. наз. наполеониды [sic!]. По замыслу Наполеона I, Украина должна была стать сырьевым придатком и рынком сбыта для французской промышленности, продовольственной базой для французской армии и плацдармом для похода французских войск в Азию (в Индию), чтобы нанести сокрушительный удар Великобритании. ...Задачам вторжения Франции на Украину служила созданная Наполеоном I специальная шпионская организация, т. наз. правительственная комиссия (находилась в Варшаве)» (автор статьи для УСЭ - А. В. Кудрицкий).
В общем, после гибели в XVIII веке Речи Посполитой во всех своих попытках не просто добиться независимости, но и возродить «Великую Польшу от моря до моря» поляки неизменно искали поддержки у западных держав, что вели борьбу против России. И заканчивалось всё это для них неизменно плохо: поляков просто использовали, а потом в итоге «кидали», предавали (как предали их, для примера, Англия и Франция в 1939 году), обрекая на очередные национальные катастрофы.
Что же до Украины, то все великие мировые завоеватели, начиная с Карла XII и Наполеона, рассматривали её - выражаясь словами из статьи в УСЭ, - лишь как сырьевой придаток, рынок сбыта, продовольственную базу и плацдарм для будущих походов. И всё это через посредство «правительственной комиссии» в Варшаве!
Финал наполеоновской «евроинтеграции». 1812 год
Вряд ли можно поставить под сомнение тот факт, что «началом конца» для империи Наполеона стала русская кампания 1812 года. Однако дело было вовсе не в том, что на российских просторах целиком сгинула - погибнув не столько от пуль и ядер, сколько от голода, холода (и жары летом!) да болезней, - лучшая армия мира. Дело было наживное: уже в 1813 году Наполеон собрал и выставил новую армию.
И вовсе не в том было дело, что поражение подорвало авторитет полководца. Ошибочно думать, будто после 1812 года звезда Наполеона совершенно закатилась и он растерял свой военный гений. Напротив, кампания 1814 года, проигранная им, считается одной из вершин военного искусства Наполеона: сражаясь, аки раненый лев, против в разы превосходящего противника, он несколько раз бил его по частям!
Главным же было то, что разгром армии Наполеона подтолкнул распад его империи, сколоченного им «Евросоюза». Европа забродила, Германия воспрянула от национального унижения - и возрождение германского духа лучше всего выразил философ Готлиб Фихте, ещё с 1808 года обративший «Речи к германской нации».
Наполеон так никогда и не признал поход в Россию своей ошибкой. Причину неудачи он всегда сваливал на «Генерала Мороза». Однако факты опровергают его оправдания: на самом деле русская армия страдала от аномальных холодов и прочих лишений никак не меньше французской. Кутузов на пути от Тарутина до Немана за два месяца потерял (по данным Тарле) 2/3 личного состава и более 2/3 артиллерии!
Это вообще удивительное дело. Наполеон обладал великолепно поставленной разведкой (и в Петербурге у него шпионов было едва ли не больше, чем где-либо!) и он хорошо изучил Россию по книгам (он вообще всегда внимательнейшим образом изучал географию и историю тех стран, куда собирался идти войной). И при этом он катастрофически ошибся в своих оценках России, её армии и народа. Он ведь видел себя новым Александром Македонским, под ударами которого рухнет отсталая, прогнившая, «лоскутная» многонациональная восточная деспотия. Так что же это получается: в самом деле, умом Россию не понять? Оставим в стороне этот вопрос; лучше рассмотрим один весьма важный момент, малоизвестный широкой публике.
Мало кто знает, что у Наполеона был, по крайней мере, теоретический шанс выиграть ту войну - и шанс оставался даже тогда, когда он уже застрял намертво в разорённой и сожжённой Москве. Шанс его состоял в том, чтобы даровать свободу русскому крепостному крестьянству, объявить освободительную войну, поднять крестьянские восстания и восстания против царизма на Украине, в Поволжье и др.
Есть все основания полагать, что Наполеон рассматривал такую возможность. Взяв Москву, он распорядился отыскать в архивах материалы о восстании Пугачёва. Более того, он вполне мог общаться и с живыми свидетелями «пугачёвского бунта». И крестьянский вопрос в России, характер отношений помещиков и крепостных был Бонапартом основательно изучен ещё перед войной. Да и работа какая-то велась: известно, что в окружении императора готовили наброски манифеста к крестьянам.
Обстановка к тому вполне располагала: по стране пошёл слух, будто Наполеон - сын Екатерины II, который пришёл взять свою законную корону и заодно дать крепостным волю. В 1812 году в России были отмечены крестьянские волнения.
Надо заметить, что русское дворянство всерьёз опасалось, что Наполеон, этот «вождь санкюлотов», лишит их власти над крепостными рабами, - и отчасти этим было обусловлено то, что дворянство сражалось с супостатом с удвоенной яростью!
Однако Наполеон, поколебавшись, на столь решительный шаг не пошёл. Для него, императора буржуазной Европы, народная, мужицкая революция была чем-то абсолютно неприемлемым, даже в критической ситуации. Впоследствии он говорил, что не хотел «разнуздать стихию народного бунта». Народа, «бунта» он боялся!
Да и мог ли дать свободу русским крестьянам тот, кто превратил в полурабов, бесправных и безропотных, своих же собственных, французских пролетариев? (Это ж ведь Наполеон придумал «трудовые книжки», сделавшие рабочего полностью зависимым от того, какую аттестацию напишет ему при увольнении работодатель!)
Всё, в общем-то, повторилось и в 1815 году, в период «Ста дней». Для борьбы с иностранной интервенцией он мог бы объявить всенародную, революционную войну, мог бы «воскресить Марата». Ведь даже после Ватерлоо народные массы, рабочие кварталы выступали против отречения императора - желая продолжения борьбы с ненавистными Бурбонами. Но Наполеон сказал: «Я не хочу быть королём жакерии».
Никто из завоевателей, идущих на Россию, не собирается давать свободу её трудовому народу, улучшать его жизнь - даже если и декларируется намерение «покончить с тиранией». Наполеон, Гитлер - все шли грабить народ, и народ им отвечал яростной партизанской войной, всякий раз неожиданной для захватчиков.
Масштабы партизанской, в частности - сугубо крестьянской, войны 1812 года не стоит преувеличивать. Они-то, на самом деле, были несопоставимыми не только с масштабами партизанского движения в годы Великой Отечественной войны, но и с размахом испанской герильи против того же Наполеона. Партизан - как из числа армейцев-«отпускников», так из крестьян, - французы боялись не так, как казаков.
Куда существенней было то, что русские крестьяне, не желая ничего отдавать незваным пришельцам, сжигали хлеб и сено и убегали в леса. Одной из главных бед наполеоновской армии стал чудовищный падёж конского состава вследствие острой нехватки фуража - по этой причине французам приходилось бросать свои пушки.
...На закате жизни, на острове св. Елены Наполеон пытался переосмысливать некоторые свои действия, анализировать ошибки. Одно из его признаний звучит парадоксально: ошибкой Наполеон считал то, что он покинул Египет, дабы пойти брать власть в Париже. А надо было, мол, остаться ему в Египте, двинуть оттуда на завоевание Аравии и Индии - чтобы стать восточным, а не западным императором.
Ибо все великие империи возникают на Востоке, ибо там происходят самые великие события! За Востоком - будущее, перспектива! Наполеон оказался, таким образом, удивительно прозорлив - можно сказать даже, что он в некотором смысле за сто лет предвосхитил концепцию Освальда Шпенглера о «закате Европы». Столь обсуждаемый политологами вопрос о будущем Евросоюза, на самом деле, - вопрос уже несущественный, второстепенный. Выживет ЕС или нет, он всё равно обречён быть при США чем-то вроде лишённого субъектности вассального Рейнского союза 1806 года, выбравшего Наполеона своим «протектором» и ему повиновавшегося.
XXI век будет веком не Запада, а Востока - Китая, возможно - также Индии, если только она, первым делом, избавится от социально-религиозных предрассудков и сумеет соединить модернизацию с богатой культурно-исторической традицией.