Заметки для великороссов на полях книги «Україна irredenta» украинского политического мыслителя Юлиана Бачинского. Часть 4
6
К вопросу о понимании современной сельской жизни на Украине
(ответ читателю, товарищу Никифоряку)
После заметки о взглядах Бачинского на роль сельского населения и сельского хозяйства читатель Андрій Никифоряк решил поставить вопрос о необходимых современных выводах, не исключая их связи с изложением Бачинского. Несмотря на предупреждение о том, что настоящая серия очерков едва ли будет полезна украинцам, товарищ Никифоряк формулирует проблему таким образом, чтобы она не только по языковой форме, но и по конкретному содержанию была доступна великороссам. Фактическая современная сторона нарисована читателем так, что в ней без труда можно узнать любой регион Великороссии, не говоря о Поволжье или аграрном поясе Сибири. Кроме того, сам вопрос поставлен конкретно: сначала указываются неизвестные Бачинскому факты, потом добавляется новая формулировка проблемы. Основу новых фактов составляет то, что на парцеляцию вышли все, но только для того, чтобы большинство в положении производящих землевладельцев не задержалось. Правда, не только далеко не все задержались в этом положении, но едва ли его сохранило заметное число сельских жителей как России, так и Украины.
Итак, современные факты Андрій Никифоряк излагает так:
«Относительно современного украинского села.
В моей деревне, как и везде колхоз был распаёван между колхозниками и сейчас эти паи в большинстве арендует агрокорпорация "Мрия" ("Мрія" - Мечта). Но способ ведения ею хозяйства мне кажется технически намного прогресивнее, чем это было при колхозе (отдаю себе отчёт в том, что наш колхоз был не образцовым). В "Мрие" исключён ручной труд, а механизация построена по принципу сталинских МТС. В районном центре находится база с техникой, которая выезжает в каждое село и совершает необходимый цикл работ планово и очень быстро. Работают наёмные рабочие, которые живут в городах и работают посменно. Сравните с колхозниками. которые, всё-таки, жили в селе и были к нему привязаны производственной необходимостью. Эти колхозники после работы в колхозе работали ещё на своих приусадебных участках. Использовалась (по крайней мере, при моей памяти в 90-х гг) конная тяга и ручной труд.
Поэтому, мне кажется, что современный капитализм в Украине доделает то, что не успел у нас в Западной Украине доделать социализм, что, в общем-то, должно было быть сделано ещё до социализма. Но капиталистические агрокорпорации - украинские ли, иностранные ли, - действуют по принципу наибольшей эффективности извлечения прибыли. Они истощают почвы, производят продукт, который пользуется спросом на мировом рынке. Они насаждают производство агрокультур, которые не отвечают потребностям украинского общества, но выгодны в мировой торговле. Но с другой стороны, они разрушают мелкобуржуазное сельское общество,разлагая его. Они делают не нужными сельских хозяев, которые работают на обеспечение самих себя продовольствием. Этот последний момент мне кажется весьма прогрессивным».
Можно сразу заметить, что по концентрации мысли эти два небольших абзаца сравнимы с целыми страницами книги Бачинского, имей они хотя бы элементарные статистические ссылки (а явление, описанное читателем, весьма типичное), они бы уже могли сравняться по методологическому значению в отношении познания сельского хозяйства со всей книжкой Бачинского. К тому же, представляя более развитую умственную эпоху украинской жизни, чем эпоха Бачинского, товарищ Никифоряк уже наполовину знает ответ. Ответ частично должен быть узнан, частично выработан на основании иного исторического опыта, выводами из которого я попробую поделиться.
По первому абзацу в его же тексте были названы Машинно-тракторные станции. Теперь уже не имеет никакого значения, как была возрождена подобная практика, но ныне очевидно, что сельскохозяйственная либермановщина, начавшаяся с отказа от систематического управления возможностями производства на селе, провалилась. Передача обслуживания и обновления сложнейших машин в находящиеся под финансовым давлением колхозы только увеличила хаотизацию всей сферы орудийного опромышливания сельского хозяйства. В качестве ближайшего последствия это увеличило сферу ручного сельскохозяйственного труда или замедлило его вытеснение в лучшем случае. Даже такие менее совершенные экономические механизмы, как капиталистические, востребуют теперь централизованное управление возможностями производства - промышленными средствами аграрного труда. Теперь едва ли найдутся желающие на фоне падения производства большинства бывших колхозов утверждать преимущество децентрализации техники. Болгарская автоматизированная система учёта сельскохозяйственной продукции, использовавшаяся с момента создания до победы уничтожившего её философа-позитивиста Желю Желева (болгарского Бальцеровича или Гайдара) в особенности доказала, что жизнеспособность сельского хозяйства и верное (рациональное) использование его результатов возможно только в условиях жесточайшей информационной централизации. Одновременно важнейший болгарский урок состоял в том, что жесточайшая информационная централизация никак не решает проблему экономически необходимых политических форм. Сам Виктор Глушков, вдохновивший болгарских коллег и консультировавший их, неоднократно замечал, что автоматизация учёта, планирования и контроля не предполагает никаких специфических общественных форм. Требуется только общество, где политически возможна ликвидация товарности, то есть, говоря научным языком, диктатура пролетариата. В противном случае невозможен полный охват автоматизированным отражением всего общественного механизма, а хаос или отдельные участки общественной жизни для всеобщего эффекта автоматизировать бессмысленно. Следовательно, проблему политических форм сельской жизни за рамками влияния МТС и наличия информационной централизации мы должны оставить нашим потомкам для самостоятельного решения. Однако, думается, и в отношении политических форм какие-то подсказки нам может дать опыт замечательного советского украинско-казахстанского организатора сельского хозяйства Ивана Худенко[1]. Речь идёт о специфическом строении бригад, которое требует ликвидации специализации и приобретения от каждого всех необходимых знаний - от агротехнических до машиностроительных. Имея только экономического координатора, отлаживающего результативность, директора и учётчика, а также совет колхоза из примерно равных по многосторонней квалификации участников бригад, хозяйства, действующие по схеме Худенко, продемонстрировали высокие показатели. Они смогли без всякого рыночного использования благоприятной обобществлённой среды, наоборот, только организацией правильного взаимодействия с природой и техникой, увеличить выход продукции заданного качества с экономией общественного времени. Хорошо зная общественные условия села, Худенко предполагал сельское хозяйство настолько отсталым, что ещё должна сохраниться необходимость «товарно-денежной стимуляции». Но каково должно быть её направление? Худенко ответил на этот вопрос гениально и просто, как могло получиться только в обществе, не гоняющемся за прибылью. Этот ответ состоял в том, что товарно-денежной стимуляции должны подвергаться только такие действия, которые надёжно закрепляют уничтожение предпосылок товарно-денежных отношений - будь то профессиональный кретинизм, потребительское отношение к природе, фальсификация отчётности, сырьевые махинации и прочие явления, распространённые в те годы (1960-е) от Магдебурга до Пханъмунчжома(판문점). Подобным же образом предполагали роль денежной регуляции общественной жизни Эрнесто Гевара, Виктор Глушков и Марек Семек. К близким идеям они пришли и на основании совершенно разных сторон общественной жизни, и в разных странах. Более того, непосредственно сталкиваясь с экономическими проблемами и их формулированием, Гевара и Глушков прямо ставили вопрос о шестичасовом рабочем дне, который также предполагал в качестве ближайшей меры Худенко. К сожалению, их административной влиятельности оказалось недостаточно, несмотря на то, что Гевара и Глушков занимали влиятельное положение в своих партиях. С ликвидацией по непосредственному указанию Брежнева организационных полигонов Худенко начался путь именно к тому, что описал Андрій Никифоряк.
«Отсюда вопрос», как подытоживает сам читатель:
«Отсюда вопрос:
Как коммунистам относится к тому, что агрокорпорации объединяют под своим господством паи бывших колхозников и ведут сельское хозяйство промышленным способом но не в частных интересах жителей села. а в своих интересах прибыли?
Вроде-бы понятно, что деятельность агрокорпораций пауперизирует[2] бывшее колхозное крестьянство, но ведь и без этого оно не осознает своих классовых интересов и будет до смерти копаться в своём проклятом огороде.
Если выступать против агрокорпораций, то за что, за какую модель сельского хозяйства, которую можно было бы реализовать ещё до социалистической революции»?
Несмотря на то, что правильно формулируемый вопрос - это уже половина ответа, в данном случае товарищ Никифоряк повторяет логику Бачинского по отношению к украинской государственности. Дело в том, что украинский политический мыслитель, несмотря на то, что пытается понять синхронизм процессов в монархиях Габсбургов и Романовых, вовсе не считает существование украинцев в едином административном пространстве конкретно возможным. Он лишь указывает на лозунг украинской буржуазии, но ни способы, ни условия его осуществления не исследует, тем более не приспосабливает свои политические планы под эпоху, выражающую определённое экономическое движение. Бачинский не вглядывается в это движение и не оценивает лозунг административного единства украинской буржуазии через экономически возможные повороты истории. Более того, Бачинский, как было процитировано, предлагает выборы по национальным куриям в королевстве Галиции и Лодомерии (то есть части габсбургской монархии), а о современной ему административной жизни подроссийской Украины развёрнутых суждений вовсе не высказывает. Не считая административное единство украинцев ближайшей задачей и точкой отталкивания, Бачинский вынужден поддерживать откровенно глупые лозунги, полезные только для ограниченного круга польских и украинских националистов. Также и Никифоряк делает два недопустимых предположения. Первое о возможности какой-либо не только положительной, но хотя бы нейтральной к сельскому населению модели сельского хозяйства в капиталистических условиях на любой части Руси, Поволжья, Сибири и пр. Второе же недопустимое предположение состоит в том, что пауперизация (довольно медленная, но глубокая) сельского населения привяжет его к пониманию своего классового интереса.
Начнём с первого вопроса о возможностях каких-либо прогрессивных способов организации сельского хозяйства до социалистической революции. Бачинский высказывается об этом вполне однозначно:
«Тільки-ж така господарка вимагає великого капіталу, - великого фабричного варстату по містах і великого обшару[3] управної землі по селах. Лише при тих умовинах[4] має машина поле до попису і ту вона дійсно показує чудеса. Що до рільництва, то такі капітали могли знайти ся лише у властителів великих посілостий».
В другом месте, будто предугадывая наше современное положение, Бачинский разворачивает такую мысль:
«Вкінци існованє буржуазії є вже навіть шкідливим для цілости суспільної продукції. Через свою безнастанну погоню за зисками доводить буржуазія раз-у-раз цілу суспільну господарку до нещасних забурень, кріз, себе саму до банкроцтва, а працюючу клясу до остаточної нужди... І лише усуспільненє продукцийних засобів зможе усунути ті всі суперечности, в які попадає буржуазийна суспільність, - се одинока а впрочім і конечна дорога, на котрій можливе взагалі - визволенє всеї суспільности з безнастанної непевности і забурень, на які вона наражена при нинішній капіталістичній господарці, одинока можлива дорога до визволеня спеціяльно працюючої кляси від безнастанної, хронічної нужди... Усуспільненє продукцийних засобів є в кінци і одинокою можливою дорогою, на котрій і самі могучі продукцийні засоби і продукти, що звертають ся тепер проти продуцентів[5], зможуть - опановані суспільністю, віддані під єї контролю і єї свідоме і обдумане веденє - перемінити ся з чинника руйнуючого, в найсильнійший чинник розвитку самої продукції. «Суспільні продуктивні сили ділають цілком так, як сили природи: сліпо, насильно, руйнуючо, але - лише поти, поки їх не пізнаємо і не пічнемо з ними числити ся. Скоро їх пізнаємо, їх рух, напрям, діланє, то тоді залежить уже від нас самих піддавати їх все більше і більше під нашу волю і осягати за їх допомогою наші ціли. Так само маєть ся річ і з нинішними велетенськими продуктивними силами. Як довго вперто не хочемо пізнати їх природи і їх характеру - а такому пізнаню опирають ся капіталістичний спосіб продукції і його оборонці - так довго ті сили ділають без нас і проти нас, так довго опановують вони нами. Але скоро раз їх зрозуміємо, їх природу, то тоді можна вже перемінити їх, в руках з'асоціяційованих продуцентів, з демонічних володарів в покірних слуг. Заходить ту та сама ріжниця, яку бачимо між руйнуючою силою елєктрики в часі блискавичної бурі а елєктрикою, скованою в телєґрафах і в елєктричних лямпах; ріжниця, яка заходить між пожежою і корисною працею огня в руках чоловіка. Отже, з хвилею, як суспільність пічне обходити ся з продуктивними силами відповідно до їх, пізнаної вже раз природи, з тою хвилею, місце суспільної анархії в продукції, займе суспільне реґульованє продукції, після наперед уложенного пляну - відповідно до потреб так загалу, як і кождої одиниці. А з тим - упаде і капіталістична форма присвоюваня при котрій продукт опановує насамперед продуцента а опісля присвоювача, а на єї місце виступить форма присвоюваня продуктів, основана вже на самій природі новочасних продукцийних засобів: з одного боку суспільне присвоєнє, як засіб до удержаня і розвитку продукції, з другого боку - індивідуальне присвоєнє, як засіб до житя і уживаня»[6]¹⁵)».
Подводя итог, если бы в жизни сельского населения был какой-нибудь выход, даже способ получить застой и консервацию, то никакой необходимости социалистическая революция для украинских (не только украинских - сельская ситуация близко типична для Великороссии, Польши, Литвы, аграрного пояса Сибири и пр.) условий не имела бы. Однако нет никакого иного политического или хозяйственного способа не только разрешить кричащие проблемы сельской жизни, но даже облегчить существующий гнёт. Специальных прогрессивных моделей сельского хозяйства, совместимых с частной собственностью, в европейских условиях не существует - они все были исчерпаны частью в Народной Польше, частью в СССР, частью в Югославии. Всякое необобществлённое производство неизбежно превращалось в резерв контрреволюции, рассадник низкой производительности труда и профессионального кретинизма. Притом если к западу от Буга основные проблемы были с обобществлением собственности, то в СССР явно центр тяжести был перенесён на фактическое обобществление труда, которое достигается намного позднее обобществления собственности и отнюдь не тривиальными способами, о чём можно судить по сельскохозяйственному опыту коллективов под руководством Антона Макаренко в 1930-е годы и под руководством Ивана Худенко позднее.
Что же касается той линии на какое-то временное сосуществование с капиталистическим хозяйством, пропаганду которой может предполагать товарищ Никифоряк, то она по своему логическому происхождению совпадает с наиболее слабыми местами рассуждений Бачинского. Разве не ирония истории проявляется в том, что одно из немногих (если не единственное), цитируемых Бачинским мест выражает просто недомыслие?
«А які наслідки з картелів для суспільної господарки взагалі? «Не дасть ся заперечити, що картельовий[7] рух в многих точках стикаєть ся з соціялізмом, а властиво, підготовляє терен для соціялізму. Просвічені підприємці вповні свідомі того, що ідемо на зустріч соціялізмові а властиво, що вже майже належимо до него, бо нинішна суспільність не є вже атомістичною, вона спочиває радше на основі спільного заряду і то вже не в розуміню капіталістичнім. Се вже не є капіталізм, коли промислові установи, для одноцільної господарки стоять під спільною управою і коли ціла галузь промислу являєть ся вже як одна зложена цілість; хиба тоді було би се капіталістичним підприємством, колиби якийсь капітал, в цілях визиску і без огляду на дотеперішний стан поодиноких підприємств і на добро занятих при них висших і низших праць людських, закупив цілу галузь промислу на приватну власність і обняв в одиноке посіданє». (A. Steinmann-Bucher: Wesen und Bedeutung der gewerblichen Kartelle. - Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, 1891, XV Jahrg. II Heft, ст. 183)».
Конечно, централизованное в информационном смысле, то есть согласованное управление одной отраслью ни в какой мере не выводит её из пределов капитализма, скорее наоборот, укореняет монополии и повышает норму прибыли в прочих отраслях. Но подобные рассуждения происходят как у Бачинского, так и у Никифоряка, в результате того, что из виду теряются другие рассуждения, которые приводятся в той же самой книге «Україна irredenta:
«Історія всіх дотеперішних суспільностий є історією - клясових борб. Вільний і невільник, патрицій і плєбей, пан і підданий, усі ті кляси стояли раз-в-раз у взаїмнім антаґонізмі, вели безнастанно між собою війну, скрито чи явно, поти - поки вона остаточно не скінчила ся чи-то революцийним перестроєм усеї суспільности, чи й спільною загладою обох воюючих сторін. Сучасна суспільність - буржуазийна, що виросла на руїнах феодального (середновічного) ладу, не знесла того антаґонізму - помимо шумних окликів: вільність, рівність і братерство! - вона висунула лише нові способи гнобленя, нові форми суспільної боротьби. Як ріжнить єї що від попередних суспільностий, то одно - що сильно упростила сей антаґонізм. Коли в попередних суспільностях, поділених на ріжні стани, подибуємо цілу драбину ріжних суспільних становищ, як прим. в стариннім Римі: патриціїв, рицарів (еquites), плєбеїв, невільників, - в середновічних часах: феодальних панів, васалів, цехових майстрів, челяників, підданих, - то в нинішних часах ціла суспільність ломить ся що-раз острійше на два великі і ворожі між собою табори, на дві великі, безпосередно виступаючі проти себе до боротьби, кляси: буржуазію і пролєтаріят. І боротьба між буржуазією і пролєтаріятом се характеристична риса новочасної буржуазийної історії, історії доби панованя капіталізму».
Это попытка перевода «Манифеста коммунистической партии». Небольшую часть перевода Бачинский включил в свою книгу. Полный литературный перевод был сделан[8] другим коллективом, который подбирала Лариса Косач, больше известная как Леся Українка. Вероятно, именно его издали в Канаде около 1918 года - это наиболее раннее[9] издание, фотокопию которого можно найти поисковыми системами интернета.
Завершая разбор логической ошибки товарища Никифоряка, нужно напомнить, что временных и промежуточных решений не существует, есть только партия частной собственности и партия общей собственности, только партия мышления и партия противодействия предметно-истинному мышлению. Самоопределение в пользу одной из этих партий накладывает автоматически обязанности по отношению к другой партии. Ничего, кроме ликвидации классов на селе и ликвидации различия города и села, пропаганды не может заслуживать. По крайней мере, коммунистического в такой программе точно ничего не будет.
Теперь второй вопрос. Напомним, что в реплике товарища Никифоряка есть такой тезис: «Вроде-бы понятно, что деятельность агрокорпораций пауперизирует[10] бывшее колхозное крестьянство, но ведь и без этого оно не осознает своих классовых интересов и будет до смерти копаться в своём проклятом огороде».
Во-первых, является ли «бывшее колхозное крестьянство» источником «своих классовых интересов»? Едва ли. Эта общественная группа распалась не большое число других общественных групп, многие из которых имеют несовместимые интересы. Например, выездные батраки (рабочие сельского хозяйства), выездные рабочие строительства, реже - иных отраслей промышленности, люмпены, натуральные (самообеспечивающийся, не рыночные) сельские производители, бандиты, мелкие деятели перепродажи. Большая часть указанных общественных групп весьма далека от систематического использования кустарного по способам организации огородничества. Систематическое огородное самообеспечение сейчас признак деградирующих общественных слоёв - они невелики в Польше и в России, их существование затрудняется по мере прогресса агротехники. Остальные копаются в других местах. По приведённому списку читатель легко сообразить, что это за места для каждой названной общественной группы.
Пауперизация, кроме того, вовсе не является условием обретения классового сознания. Сам по себе фактор дохода к классовому сознанию и к исторической результативности едва ли относится прямо или косвенно. Образование классов, а следовательно, возможность проявления классового сознания, основана на способе жизнедеятельности в составе общества. Хотя эти способы при их стабилизации и связаны с различием дохода, само различие дохода является таким же производным фактором, как и классовое сознание. Как массовая пауперизация, так и массовое проясняющееся классовое является производным фактом от экономической ситуации. Кроме того, в отношении классового сознания, как и революционной активности, нужны теоретические предпосылки - организованная общественная сила, способная превратить освободительную возможность в начало революционного процесса. Такая сила возможна только как организация, распространяющая адекватное миропонимание на лучшем достигнутом практическом уровне. Что же касается пауперизации, то о её значении для приобретения классового сознания многое говорит как польский, украинский и российский опыт 1990-х так и, скажем, опыт ирландцев перед 1848 годом и бенгальцев 1770-х годов. Наоборот, все революционные процессы всемирного значения (1525, 1789, 1917, 1918) демонстрируют другую логику. В основном им предшествовал стабильный хозяйственный подъём, прерванный эскалацией реакционной политики. Именно разрушительность и неизбежность реакционной политики приводит к революционному движению масс в сочетании с происходящим из опыта предреволюционного хозяйственного подъёма массовым пониманием возможностей для благосостояния трудящихся. Примерно такова политическая схема, которая имела место перед 1789 годом, которая блестяще повторила главные черты в Германии, Венгрии и России (1913-1919).
Одним словом, Андрій Никифоряк оказывается примерно близок по своему логическому уровню к Бачинскому в отношении практических намерений. Тут такая же неосновательность логики. Основательность же постановки вопроса происходит больше из того, что и практика нашего времени уже обнажила многое из того, над чем Бачинский только задумывался, притом нередко недопустимо абстрактно, а значит, практически бесполезно. Какой же выход можно посоветовать товарищу Никифоряку? Дело в том, что едва ли можно в современных условиях утверждать, что существуют какие-то специфически коммунистические идеи. Вероятнее всего там, где есть эта специфика, не очень много практической действенности. Наоборот, коммунистическое строительство, подобно любому другому практическому действию, имеет то важное свойство, что должно быть основано на адекватном сознании, на материалистической теории, объясняющей мир «таким, как он есть безо всяких посторонних прибавлений». Следовательно, сельская агитация в пользу коммунистического строительства тождественна агитации за адекватное, то есть материалистическое понимание общественной жизни. Такое понимание, если оно укореняется в общественной практике как практическая сила, противостоящая текущему положению, и называется практическим материализмом. Достигнуть этого понимания в одиночку едва ли можно в перспективе многих лет. Но десяток-дугой лет быть одиноким борцом вполне можно с большими перспективами оздоровления общественного сознания угнетённых классов. Это подтверждает Иван Франко - одинокий революционер из Галичины́, это подтверждает Виссарион Белинский - первый российский мыслитель, вышедший на передовые рубежи познания, это подтверждает Готхольд Лессинг - основатель современной немецкой литературы и организатор теоретического мышления в Германии. Все они приобрели лучшие теоретические воззрения для своего общества преимущественно личным трудом вне развитых теоретических сообществ, которых не было. Товарища Никифоряка приходится также подталкивать на эту дорогу. Да, это он сам должен критически понять положение разных общественных групп на Западной Украине и выработать понимание направления практических действий на основании лучших мыслительных инструментов. Прямое указание на эти инструменты Андрій Никифоряк может и обязан получить. В одиночку это будет трудная работа на несколько лет. Такая работа, которую некогда провели в своих условиях Иван Франко, Леся Українка, Николай Чернышевский. Но нет другого пути подняться к сияющим вершинам понимания, кроме того как карабкаться по канатам, приставным лестницам и, частью по никем не покорённым скалам. Андрій Никифоряк не имеет права избегать этой работы, если желает коммунистического возрождения украинского общества, которое невозможно без международного сотрудничества политически господствующих сил обобществления во всей Европе. Отличную программу, пригодную для одиночного вхождения в понимание общественной жизни на основе известнейших проблем украинской жизни излагает Алиса Ульянова в статье «Что читать, чтобы понять, что такое революция» http://propaganda-journal.net/8366.html. К ней нечего добавить.
Освоив эту программу, товарищ Никифоряк должен был бы понять, что нельзя «выступать против агрокорпораций, <...> за <...> модель сельского хозяйства, которую можно было бы реализовать ещё до социалистической революции». Агрокорпорации и есть единственная современная форма капитализма в сельском хозяйстве, в которую легко за 10-20 лет превратятся любые другие формы сельского капитализма, если они вдруг получат противоестественное господство в условиях мирового рынка. Опираться, следовательно, нужно на ту ситуацию, которая стихийно пробивает себя как господствующая. Именно поэтому через её понимание можно подготовиться (не только самому) к историческим неожиданностям и к действию в освободительных интересах против частной собственности. Пока же и Андрій Никифоряк, и Юліан Бачинський имеют некоторые общие особенности мышления, происходящие из доверия схемам или недостаточной критичности.
Потому завершить ответ читателю будет разумно двумя фрагментами из письма Фридриха Энгельса Конраду Шмидту (London, den 5. August 1890)[11]. В этих фрагментах легко может быть узнан не только Бачинский, но и тысячи тех, кто не собирается приобретать более критическое мышление, чем украинский политический мыслитель.
«И у материалистического понимания истории имеется теперь множество таких друзей, для которых оно служит предлогом, чтобы не изучать историю. Дело обстоит совершенно так же, как тогда, когда Маркс говорил о французских "марксистах" конца 70-х годов: "Я знаю только одно, что я не марксист"».
Рядом в том же документе:
«Вообще для многих молодых писателей в Германии слово «материалистический» является простой фразой, которой называют всё, что угодно, не давая себе труда заняться дальнейшим изучением, то есть приклеивают этот ярлычок и считают, что этим вопрос решен. Однако наше понимание истории есть прежде всего руководство к изучению, а не рычаг для конструирования на манер гегельянства. Всю историю надо изучать заново, надо исследовать в деталях условия существования различных общественных формаций, прежде чем пытаться вывести из них соответствующие им политические, частноправовые, эстетические, философские, религиозные и т. п. воззрения. Сделано в этом отношении до сих пор немного, потому что очень немногие люди серьёзно этим занимались. В этом отношении нам нужна большая помощь, область бесконечно велика, и тот, кто хочет работать серьёзно, может многое сделать и отличиться. Но вместо этого у многих немцев из молодого поколения фразы об историческом материализме (ведь можно всё превратить в фразу) служат только для того, чтобы как можно скорее систематизировать и привести в порядок свои собственные, относительно весьма скудные исторические познания (экономическая история ведь ещё в пелёнках!) и затем возомнить себя великими. И тогда-то и может явиться какой-нибудь Барт и взяться за то, что в его среде, во всяком случае, сведено уже к пустой фразе».
Энгельс написал это за несколько лет до выхода книги «Україна irredenta», а ведь как в воду глядел!
___
[1] См. Борис Лыс. Экономический эксперимент Худенко в сельском хозяйстве: http://propaganda-journal.net/2808.html
[2]Лишает собственности и вводит в нищету. У Бачинского этому соответствует термин "вивласнення".
[3] Белорусская лексика. Совр. "простір" - Фил.
[4] Совр. "умовах". В тексте карпатская лексика- Фил.
[5] Совр. "виробників" - Фил.
[6]Примечание Бачинского
[7]Совр. "картельний" - Фил.
[8]У листі до М. Павлика від 3 липня 1901 р. Леся Українка просить дізнатися в М. Ганкевича, одного з лідерів української соціал-демократичної партії в Галичині і редактора журналу «Воля», про долю «скількох рукописів моїх товаришів», надісланих йому для публікації в журналі «Воля». Як видно з листа поетеси до І. Франка від 20 вересня 1901 р., Леся Українка передала М. Ганкевичу переклади українською мовою «Маніфесту Комуністичної партії», якогось одного твору Ф. Енгельса, праці італійського вченого і популяризатора марксизму Лабріоли та брошури польського соціал-демократа Шимона Дікштейна «Хто з чого жиє», широковідомої у той час у Росії. Переклади здійснила група українських соціал-демократів, прізвища яких в листі не названі.
[9] Из этих рукописей была напечатана только брошюра Дикштьейна, но без "дополнения", написанного Лесей Украинкой. Автограф статьи обнаружен в архиве М. Ганкевича после его смерти.
[10] Лишает собственности и вводит в нищету. У Бачинского этому соответствует термин "вивласнення".
[11]Русский текст см. http://revarchiv.narod.ru/marxeng/tom37/eng_schmidt1.html