Вернуться на главную страницу

За взвешенный и конкретный подход к белорусской политической истории (отзыв на публикацию Елены Морозовой)

2018-02-02  Dominik Jaroszkiewicz Версия для печати

За взвешенный и конкретный подход к белорусской политической истории (отзыв на публикацию Елены Морозовой)

Нет виноватых, если личность застаёт перед собой независимые от её способа и уровня развития правила, установления, законы природы, общества, мышления. Никто не творит целиком условий собственной деятельности. Также верно, что в главном появление этих условий мало кто воспроизводит, хотя, как показал Макаренко, здесь совсем нет надрывных трудностей. Хуже всего дело оказывается отнюдь не в материальной сфере, где наследование всем прошлым поколениям весьма наглядно и едва ли сильно скрывается, а в сфере идей. Здесь традиции и заблуждения всех прошлых поколений нависают над телесностью живущих. Весьма поучительную форму этого явления демонстрирует нам статья «Возникновение политических партий в Беларуси» Елены Морозовой, с которой читатель мог недавно познакомиться.

Приступая к чтению любого материала нелишне каждый раз задавать себе вводные вопросы: что сообщает автор и зачем он это сообщает. После уяснения авторских выводов наступает время итогового вопроса: какой классовый интерес продвигает автор, как не стать после его материала жертвой обмана и самообмана, как сохранить в главном научность своих взглядов на проблему и не поддаться идеологии. Поэтому в данном очерке я постараюсь довольно жёстко осуществить деидеологизацию. У меня нет желания порождать личные нападки, ибо мои права на разбор закреплены переводческой и рецензентской работой над книгой «Алаіза Пашкевіч: шлях да новай Беларусі», автором белорусского текста которой выступил Мікалай Загорскі. В этой книге, публиковавшейся для российского читателя под названием «История одной курсистки» есть глава «Беларусь і палітыка. Беларуская палітыка», первый раздел которой озаглавлен «Пра палітычныя арганізацыі», то есть дословно совпадает по тематике, а второй раздел которой назван «Беларусь і тэарэтычнае мысленне» - эта тема вовсе отсутствует у колежанки Морозовой. По необходимости картина из упомянутой главы была сжатой и заметно схоластической, ибо была основана на докладе известного белорусского историка Івана Коўкеля из сборника «Грамадскія рухі і палітычныя партыі ў Беларусі (апошняя чвэрць ХІХ - пачатак ХХІ ст.): матэрыялы Рэсп. навук. канф. (Гродна, 23-24 кастр. 2008 г.) /ГРДУ імя Я.Купалы; рэдкал.: І.І. Коўкель (адк. рэд.) [і інш.]. - Гродна: ГРДУ, 2009». Это историк сусловского направления, но его материалы вполне терпимы, «поправку на ветер» к его работам делать не сложно. К большевикам историк относится в целом терпимо и не начинает пьяное фантазирование при освещении истории РСДРП. Так что сделать из его работ классовые и партийные выводы в целом, разумеется, не сложно при внимательной критичности. Также интерес представляет книга У. I. Салашэнка, «Распаўсюджанне марксізму і ўтварэнне сацыял-дэмакратычных арганізацый у Беларусі».

Не мне судить, смог ли дать товарищ Загорскі партийное и классовое освещение проблеме, но явно, что колежанка Морозова подала ко вниманию читателя добросовестный конспект, а не изложение партийной и классовой позиции. Попробуем разобраться, что в её работе не так. Но перед этим я хочу выразить признательность колежанке за внимание к белорусскому политическому процессу и отнюдь не намереваюсь разворачивать ту мысль, что великороска не должна вмешиваться не в своё дело. А ведь колежанка Морозова именно великороска, что хорошо ясно, например, по авторскому стилю набора. Только великороссы не делают последовательно в наборе диакритическое различие е/ё, что является подлинным кошмаром для изучающих чтение российских источников и переводчиков текстов. В белорусском и польском языке отсутствуют всякие предпосылки фонетического и графического смешения е/ё. Также великорусское происхождение колежанки Морозовой видно по полному незнакомству с контекстом белорусской истории, по почти полной неизвестности для неё белорусскоязычных исторических и политических источников. Это хорошо, что при своих неосновательных знаниях колежанка вмешалась в изучение белорусской истории. До тематической проработки в кружке и до того, как мой товарищ научил меня белорусскому языку (в обмен на украинский), мои тематические знания тоже были неосновательны. «Бо усе мы гэтакімі былі»!

Именно поэтому в рецензии-разборе произведения «Возникновение политических партий в Беларуси» моей задачей является вычитка логики, вычитка оборотов, явно относящихся ко взглядам партии противостояния истинному мышлению, а не партии, борющейся за повышение практической значимости мышления. Проще всего сравнить логику разбираемой работы со способом исследования общественных явлений, который применял такой непопулярный у белорусов мыслитель как Владимир Ленин.

Итак, статья о политических партиях начинается с оборота: «Перед тем, как приступить к основной части статьи, хотелось бы дать основные понятия и определения». Это сразу показывает, что колежанка Морозова только проясняет для себя вопрос, а не сознательно отражает политический процесс. Подлинное логическое произведение вообще не вводит специфических определений. Так немецкое литературное понятие «бытие» достаточно содержательно для того, чтобы Гегель из него необходимо вывел весь дальнейший ряд различений. Аналогично понятие товара в «Капитале» Маркса разворачивает все иные определения «своими» раздвоениями, то есть прослеживанием практического различения экономических явлений. Точно так же Канарский из литературного понятия «безразличия» разворачивает познание всей и всякой чувственной деятельности людей. Колежанка Морозова, как и автор этих строк, конечно не гений содержательной логики уровня Гегеля, Маркса, или хотя бы Канарского. Но начало выдаёт в статье идеологический взгляд. Первое предложение служит тараном для длинного подведения действительности под понятия, что Ленин называл идеологией. Научный взгляд на вопрос, который пропагандировал российский революционер и мыслитель, совершенно иной. Не давать определения впереди, а исследовать саму действительность, получив её лучшие на данный исторический момент определения. В противном случае тут возможны все гегелевские ошибки - ибо исследование действительности в жёстких определениях мешает видеть то, что сама действительность порождает определения, медленно видоизменяет их. Именно эта материалистическая линия позволяет уйти от характерного для позитивизма словесного рабства, когда мы можем выражать только то, что вошло в скрижаль. Тем самым логика исторического творчества оказывается вне старых слов, ибо никогда ими не исчерпывается. Поэтому подобный подход бесполезен для понимания революционных эпох, а именно накануне важнейшего толчка мировой революции Белоруссия получила первые политическое организации.

«Как мы знаем, история всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». Это неверно. Наиболее популярное Немецкое издание «Манифеста коммунистической партии» содержит авторское (Энгельса) указание на то, что классовая борьба является принадлежностью только письменной истории, тогда как дописьменная история не имела развитых форм классовой борьбы. Фраза «Однако в разные периоды истории эта форма также была разной» в автоматическом переводе показалась мне дефектом перевода, однако после сверки с оригиналом её оригинальная содержательность оказалась не менее грандиозна.

Далее читаем: «Мелкий буржуа с одной стороны хочет развить свое производство, нанять рабочих и стать крупным буржуа, а с другой стороны, как трудящийся, тоже терпит гнёт капиталистов и поэтому поддерживает рабочий класс». Это неверно. У мелкого буржуа нет ни одной, ни другой стороны, его экономическое, гносеологическое и идеологическое положение является цельным выражением разорванности. Желание эксплуатировать и опереться на эксплуатируемых - это одна и та же «сторона» мелкобуржуазности. Эти два желания непрерывно взаимно превращаются и никогда не проявляются в абсолютном виде. По экономическо-политической теории Владимира Ленина с мелкими буржуа как с контрреволюционной опасностью можно справиться только создав экономические (а не административные) условия, затрудняющие эксплуатацию с их стороны, превращение желания опереться на трудящихся в желание их эксплуатировать.

«Партией же рабочего класса может считаться партия, которая ведёт за собой основную часть рабочего класса и благодаря которой рабочее движение смогло соединиться с научным социализмом».

Что такое основная часть? Каков практический критерий этой основы? Этого от колежанки Морозовой мы не узнаем даже на уровне «Вопросов ленинизма». Какова качественная определённость соединения рабочего движения с научным социализмом? Этого мы тоже не узнаем из статьи. Что имеем? Абстрактные термины, под которые подгоняют не просто исторический процесс, а практическую цель, которая не может не иметь чувственного и «рецептурного» компонента.

«Новые буржуазные производительные силы вступали в противоречие со старыми феодальными производственными отношениями». Это тоже собрание абстрактов и смелая подгонка действительности под чрезвычайно бедную схему.

Резкая смена темы с определений на изложение фактов никак не отмечена - отнесём это к наборным дефектам, которые в обилии встречаются в черновиках и переводных надиктовках (когда переводчик записывает текст на другом языке по звукозаписи).

Перейдём к фактической хронологии.

«Первым прототипом политической партии на территории Беларуси было созданное в конце 1818 г. студентами Виленского университета Ю. Ежовским, А. Мицкевичем и другими тайное патриотическое общество филоматов («любителей знаний»)». Здесь речь идёт об организациях „Towarzystwo Filomatyczne" и „Zgromadzenie Filaretów".

«Это было исключительно шляхетско-студенческое общество, члены которого сначала ставили культурно-просветительные цели». Вот список участников объединения филаретов, подтверждающий в главном эту характеристику.

«Стоит отметить, что общество филоматов уже на тот момент предопределило развитие политических организаций через создание кружков. Наиболее крупные из них были «Прамянiстыя», которые насчитывали около 200 человек».

В России это может быть незаметно, но «Прамянiстыя» это белорусское название, созвучное латинскому термину иллюминаты. Оно весьма странно смотрится в характеристике объединения, которое не было белорусским ни по культуре, ни по языку, ни по территориальному характеру интересов. Единственный легко находимый источник информации здесь. Там написано (цитируем с точностью до типографики):

««Прамянiстыя»(Таварыства сяброу карыснай забавы) - легальная студенческая культурно-просветительская организация. Существовал Устав общества «Пятнаццаць правш паводзiн для моладзi якая належыць Таварыству сяброу карыстнай забавы», в соответствии с которым целью «Прамянiстых» были занятия наукой, хорошее поведение, поддержка родного языка, литературы, истории. «Прамянiстыя» собирали библиотеки из книг патриотического содержания, помогали более слабым студентам в учебе, бедным - устроится на работу. За короткое время эта организация привлекла в свои ряды от 200 до 300 членов, это около 33 % виленских студентов. Распространение общества вызвало нарекания со стороны консервативной профессуры Виленского университета и священников, поэтому вскоре, в том же 1820 году организация была принудительно распущена».

В реальности объединение Прамянiстыя, вдохновлённое Томашем Заном назывались „Promieniści" или „Towarzystwo Przyjaciół Pożytecznej Zabawy". Было, кстати ещё и чисто идеологическое объединение „Towarzystwo Szubrawców", оставившее некоторые идеологические памятники. Кстати, бывший филомат Joachim Lelewel (Иоахим Лелевель) был одним из знакомых Фридриха Энгельса, повлиявшим на его решение осваивать польский язык. До дружбы, впрочем, дело не дошло, как и до единомыслия.

Читаем ещё хронику.

«Следующий период активности наблюдался 1830-1831 гг. В это время "Холерные бунты" в центральной части Российской империи нанесли удар по самодержавию. Польское восстание того же периода, охватившее и часть Беларуси, показало слабость шляхетского сословия и неспособность повести за собой широкие крестьянские массы. Крестьянские же бунты были разрозненны и быстро ликвидировались».

Этот тезис не только прямо подыгрывает Пилсудскому, но и воспроизводит сусловско-шаффовский маразм: «Польское восстание того же периода, охватившее и часть Беларуси, показало слабость шляхетского сословия и неспособность повести за собой широкие крестьянские массы». Во-первых, сама формулировка является воспроизведением установок Пилсудского о польском характере восстания. Действительно, оно продвигалась польскими феодалами и частью слабой тогда буржуазии. Однако, более чем значительные силы восставших состояли из украинцев, белорусов, евреев и литовцев. Понятное дело, что за чужие в главном интересы подниматься они не могли, а значит существовали экономические основания восстания на Украине, Литве и Белоруссии. Поэтому в отечественной историографии принято название „Powstanie listopadowe", в военной литературе „Wojna polsko-rosyjska 1830 i 1831". Это отражено также в википедии, где, впрочем, трактуется, что события имеют значение для польской национальности вообще, хотя польское крестьянство в своём большинстве осталось в стороне. Тем не менее, игнорировать крестьянские народные типы и роль польского крестьянства вообще - это весьма похабная черта реакционных российских исследователей. По своим симпатиям или антипатиям они желают иметь дело только с феодалами. Это абсолютно чёткая классовая позиция, к которой следует относиться с недоверием. К счастью, польская демократическая интеллигенция всегда понимала и никогда не забывала, что главным союзником польского освобождения являются трудящиеся России. Рекомендую колежанке Морозовой найти и прочитать гласное письмо Ярослава Добровского (Jarosław Dąbrowski), выручавшего свою жену из нынешней Горьковской области при поддержке множества дававших убежище крестьян.

В конечном счёте, внутренние польские этнографы смогли в XIX веке составить обобщённые хозяйственные и обрядовые народные типы разных местностей, которые, как небо от земли, отличались в политическом, нравственном и мировоззренческом отношении от польских феодалов. Понятно, что российским реакционерам проще иметь дело с близкими к ним по сознанию шляхетскими слоями, но причём здесь взгляд на белорусский освободительный процесс?

«До конца ХIХ века на белорусских землях в основном были организации в виде кружков. В период с конца XIX по начало ХХ века начинают активно создаваться политические партии. В зависимости от классовых интересов, которые они выражали, все партии этого периода можно разделить на четыре группы: монархические (феодальные), либеральные (буржуазные), социально-демократические (мелко-буржуазные) и рабочие».

Вот так всё просто и незатейливо. «Все партии можно разделить». Четыре группы. Изучай список признаков, вырезай из бумаги шаблон и прикладывай. Взаимные переходы разных классовых интересов невозможны, промежуточные формы не существенны. Рабочие и мещане, нужно думать, в монархических партиях заметной численности не имели, да и роль интеллигенции в рабочей партии тоже не была сильно значимой? Как бы там ни было, применение шаблонов, по Ленину, всегда имеет ту опасность, что вообще не обладает познавательной значимостью. Оно ничему не учит, обычно не учит даже самому способу применения шаблона.

«В конце XIX начале XX вв. Российская империя оставалась аграрной страной. По переписи 1897 г. в ней проживало 97 млн. крестьян из 126 млн. всех зарегистрированных жителей. Бедственное положение крестьян осознавали все политические силы, однако каждая организация по-своему толковала причины и решение данной проблемы».

«Бедственное положение крестьян осознавали все политические силы». Если у всех утверждается наличие осознания, то есть ли между всеми этими политическими силами хоть какая-то разница в способе познавания? Отличается ли это сознание с точки зрения практичности? Есть ли здесь отличие между партией предметно-истинного мышления и партией противодействия такому мышлению? Где в этом положении место для ленинского принципа партийности? В реальности все политические силы признавали господство хозяйственной, нравственной и вообще духовной неустроенности крестьянства. При этом об уровне и последствиях такого господства согласия не было. Говорить об осознании бедственного положения крестьянства у тех же монархистов вряд ли уместно. Они просто делали наблюдения и не менее бесхитростно излагали их при агитации, временами с добавлением проклятий «жидам, ляхам, мазепинцам, чухонцам, розенкрейцерам» и прочим. Если это осознание, то в современной Англии на философских кафедрах есть философия, а Поппер гений науки, превосходящий Ньютона, Декарта и Лейбница вместе взятых.

«... Активно действовали Конституционно-демократическая партия (кадеты), «Союз 17 октября» и примыкавшие к ним организации. Главный метод борьбы видели в парламентской демократии, удержание власти - Учредительным собранием». Это вовсе неверно. Учредительное собрания предполагалось для взятия власти, удержание предполагалось через правительство, опирающееся на это собрание.

«Одной из самых первых организаций представлявшей интересы мелкой буржуазии являлась организация «Народовольцы»». Организации с таким названием не было. Была социально-революционная партия с печатным органом «Народная воля», известная под этим названием. Сотрудничавшая с народовольцами международная социально-революционная партия «Пролетариат», имевшая развитую белорусскую сеть, не упомянута вообще. Не знаю чей тут взгляд проводит колежанка Морозова по своему незнанию, но восточные операции и восточную сеть «Пролетариата», имевшего комитет с восточной группой аж в Москве, игнорируют теперь белорусские националисты, их украинские и российские коллеги, тогда как польские националисты подчёркивают непольский характер участников «Пролетариата». Кстати, в этой международной партии важную роль играли выходец из Каневского повета Киевщины Варыньский и белорусский выходец Рехневский. А Станислав Куницкий имел одновременно полномочия в высших совещательных органах как «Пролетариата», так и «Народной воли». Это исключительно неудобная для современности фигура. А ведь так называемое «завещание Куницкого» имело важное значение для подготовки нравственной атмосферы, в которой образовалось самостоятельное и мощное белорусское освободительное движение. Не без его влияния в 1884 году была оказана поддержка белорусской социалистической группе «Гоман» (Homan, рос. «Гомон»), которая первая приняла на себя организационную роль исторического субъекта на белорусских землях.

«В начале 1884 г. с предложением объединения в одну организацию всех народнических кружков Беларуси объявила Белорусская социально-революционная народная партия (более известна как группа «Гоман»). Она выдвигала требования: ликвидация помещичьего землевладения и установление уравнительного крестьянского землепользования; свержения царизма только революционным путем; необходимость создания общероссийской интернациональной партии; равноправие всех народов и их право на самоопределение; требовала право [1] белорусского народа на национальную самостоятельность».

Общероссийской революционной партией мог стать «Пролетариат», если бы он не был разгромлен до широкой вербовки в партию великороссов. Почему же тут эта международная партия вообще не упомянута? Это не единственная удивительная установка, просвечивающая у колежанки Морозовой. Ниже мы читаем подлинный шедевр «исторической мысли». Приношу извинения перед читателем за длинное вступление - шедевром является последнее предложение.

«Постепенно, вслед за народническими политическими организациями, на территории Белоруссии возникали и социал-демократические партии различного толка. Многие из них имели ярко выраженный национальный окрас (такие как «Бунд», «Союз рабочих Литвы» и «Польская партия социалистическая»). Социал-демократы, в противовес народовольцам, руководящую роль в революции отводили пролетариату. Однако, ряд организаций так и не смог перешагнуть через грань мелкобуржуазного экономизма, а иногда и национализма. Политические цели ставили такие, как уничтожение самодержавия, постепенные социальные реформы в парламентской республике, решение аграрного вопроса, создание национальных государств. Главным методом борьбы считали борьбу в парламенте».

Для лучшего осознания список организаций: «Бунд», «Союз рабочих Литвы» и «Польская партия социалистическая». Сулькевич и Пилсудский в имперском парламенте? А может туда лезли вожди «Бунда»? Колежанка Морозова не виновата, что она великороска, что её мать не пела ей колыханок на литовском языке, на польском языке или на идише. Вероятно, было бы с моей стороны очень нескромно, но необходимо потребовать к ответу от колежанки Морозовой цитаты из первичных документов, соотносимых с названными организациями, где участники этих организаций на идише, польском или литовском выдвигают тезисы, которые можно понять как признание парламентской «борьбы» главным методом борьбы для своих организаций.

«... ППС имела весьма слабую программу и сомнительные, с точки зрения социалистов, цели. В программе ППС выделялось желание возродить Речь Посполитую в границах 1772 г. на демократических началах с равноправием наций и народов в составе Речи Посполитой».

Если демократическая федерация в области национального вопроса это «сомнительные, с точки зрения социалистов, цели», то не означает ли это, что очередная тюрьма народов с центром в Варшаве, Петербурге, Берлине или Минске - это и есть социализм в понимании колежанки Морозовой. Нет, конечно, не означает. Это означает только, что колежанка не имеет иммунитета против польского национализма, потому что не умеет ещё критически осваивать исторические источники. Сомнительность установок ППС проявлялась, кстати, совершенно в ином - в области национального вопроса в патриотизме.

Ложью пилсудчиков, создающих в воображении «кристально чистую чисто польскую партию» является положение о том, что «участники ППС наотрез отказывались от связи с революционерами России, Австро-Венгрии и Германии, в результате чего партия фактически оказалась в самоизоляции среди других социалистических сил». Участники ППС от связей с революционерами всех стран, имевших над Польшей иго, не отказывались.

Есть многочисленные свидетельства о таких контактах. Например, разработчика основ политической линии, которую потом назовут ленинизмом, Николая Евграфовича Федосеева в последние годы поддерживали сосланные в соседние края представители ППС[2]. Другое дело, что организационно партийные структуры ППС (даже низовые) очень неохотно шли на сотрудничество. Среди редких примеров - обучение Стацевича (в подпольной литературе «Аганёк») полиграфии в интересах БСГ.

Не отдаёт большой правдивостью утверждение, что «Главой фракции ППС был придерживающийся крайних националистических идей Юзеф Пилсудский». Во-первых, российскому читателю не сообщают, что такое «фракция ППС» и кто такие «фраки». Во-вторых, если Пилсудский это крайний националист, то кто такой Болеслав Лимановский с его «национально-социалистической гминой»?

Дальше колежанка Морозова пишет:

«На VII съезде партии террор был признан официальной тактикой борьбы с врагами польского народа и включён в программу партии. Участники партии совершали экспроприации, убийства чиновников, полицейских, террористические акты».

Это написано так, будто относится только к ППС. Если убрать «врагов польского народа», то это становится (особенно в период 1904-1907 годов) характеристикой всех действующих социалистических партий и многих разгромленных к тому времени: «Пролетариата» (I, II и III), «Народной воли», «ПСР», «РСДРП», «Бунда», «СДКПиЛ», «Латышской СДРП» и иных.

«К мелкобуржуазным (социал-демократическим) партиям относилась и партия Белорусская Социалистическая Громада (БСГ), она появилась осенью 1903 г. БСГ была первая в республике национально-демократическая партия социалистического направления. Программные требования объединяли многие теоретические положения разных политических партий, таких как ППС, эсеров, а потом «Бунда» и меньшевиков».

В этом утверждении интересен оборот «первая в республике национально-демократическая партия социалистического направления». Согласитесь, это очень познавательная характеристика. Наравне с записью в книге рекордов Гинеса о каком-нибудь самом большом в мире платке влодавского покроя, изготовленном в «руки и ноги» GmbH. В реальности БСГ была первой социалистической партией с преобладанием белорусских кадров, социалистов из белорусских местностей. Положение об эклектизме программных требований БСГ тоже весьма запутывает читателя. В реальности непроницаемых «программных перегородок» у социалистических партий романовской монархии не было. Всё, что признавалось желательным, а в некоторых организациях ещё и научным, после критического разбора пополняло программы. Без конкретных тезисов с анализом их происхождения и циркуляции по программам союзнических социалистических организаций колежанка Морозова произвела очередную познавательно нулевую фразу.

«В начале 1907 г. БСГ официально объявила о своём роспуске и пошла путём легальной буржуазно-националистической деятельности, издавала разрешенную газету «Наша нива»».

Мой товарищ почему-то не обнаружил официального объявления о роспуске БСГ с датировкой от 1907 или иного года. Может быть, колежанка Морозова поможет ему улучшить его единственную пока что книгу, посвящённою, кстати, одной из самых симпатичных литературных и политических фигур Белоруссии?

Кстати, почему легальная деятельность - это обязательно (для БСГ) буржуазно-националистическая? Даже в переводе «История одной курсистки» можно найти в главе о ситуации 1910-1914 годов цитаты о расколе белорусского движения на разные фракции, о том, кто и как видел внутри БСГ именно буржуазно-националистическую опасность. Подсказываю колежанке Морозовой - такие люди были, и они были в БСГ весьма влиятельны.

Сенсациями бабки Марыли отдаёт следующее утверждение: «Во время  Первой мировой войны 1914-18 громадовцы, оставшиеся на оккупированной немцами белорусской территории, пропагандировали идеи «возрождения» Беларуси под протекторатом Германии». Товарищ Загорскі в переводной главе «За роковыми рубежами», посвящённой Первой Мировой войне, на широком материале показывает, что в БСГ было несколько фракций и что «пронемецкая» не была самой влиятельной[3]. Таким образом, опубликованный тезис равнозначен тезису «большевики казнями насаждали рыночный механизм» на основании того, что в начале «новой экономической политики» действительно пришлось избавляться от взяточников, привыкших к непосредственному контролю над потоком ресурсов.

И ещё тонкий момент. Уважаемая колежанка, в серьёзных публикациях (не с юмором в личной переписке, а на народ) указывать на «падняметчыкаў» «падляшнікаў» «падмаскальнікаў» - это свидетельство исключительного недостатка интернационализма. Не Вы в этом виноваты, ибо российский коммунизм до колен костёльной мыши опускали не Вы, но Вы будете виноваты, если оставите всё как есть. В том числе с обвинениями в пропаганде «возрождения» чего угодно под каким угодно протекторатом.

Вернёмся, однако к ... путешествиям во времени.

«В конце XIX в. Зарождается партия рабочего класса - Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП). Главные цели партии были: уничтожение самодержавия, создание Республики Советов с осуществлением диктатуры пролетариата. Главные методы борьбы видели в вооруженном восстании, передаче власти Советам, установлении диктатуры пролетариата».

Интересно где в авторитетных документах РСДРП периода хотя бы до Пражской конференции (1912) (партия основана в конце 1890-х годов) указание на «Республику Советов с осуществлением диктатуры пролетариата»? Весьма странен перечень методов борьбы: «методы борьбы видели в вооруженном восстании, передаче власти Советам, установлении диктатуры пролетариата». Передача власти - это метод борьбы? И с чем борются установлением диктатуры пролетариата? Если речь идёт о политической борьбе, то при чём здесь сущностная характеристика строя, которая проявляется не юридически, а целой цепочкой мер - экономических, правовых? Как среди организационных методов борьбы оказываются рядом такие понятия, как понятие явления «вооружённое восстание» и понятие сущности «диктатура пролетариата»?

Принципиальная политическая путаница продолжается дальше:

«Результатом 1-го съезда РСДРП было создание Российской социал-демократической рабочей партии, избрание Центрального Комитета. После съезда в апреле 1898 г. ЦК издал «Манифест» РСДРП. В нем подчеркивалась необходимость создания единой партии, задачей которой является построение общества без эксплуатации. В дальнейшем классовая борьба рабочего класса из экономической борьбы должна была перейти в борьбу политическую».

Рекомендую колежанке Морозовой изучить на досуге «Что делать?» Владимира Ленина - полагаю, ей доступна эта работа на языке оригинала. Там, очень кстати, содержится развёрнутое обоснование, почему экономическая борьба никогда не переходит в политическую. Это просто разные явления из разных сфер, которые, разумеется, бывают тождественными, но никогда не сливаются и не развиваются вместе по одной и той же траектории. Экономическая борьба при этом принципиально не соприкасается непосредственно с коммунистическими задачами.

При поддержке «перехода экономической борьбы в политическую» нет ничего удивительного в том, что колежанка Морозова идеалистически трактует причины теоретических трудностей. Продолжая прошлую цитату, она пишет:

«Съезд не смог принять правильное решение по ряду организационных вопросов. Не были приняты устав и программа партии, а широкая автономия местных организаций фактически привела к возникновению идейных шатаний, организационного разброда и наконец, оппортунизма. Это привело в дальнейшем к расколу партии на большевиков и меньшевиков на II съезде. Позже отколовшиеся меньшевики перейдут на мелкобуржуазные позиции».

Итак, если «широкая автономия местных организаций фактически привела к возникновению идейных шатаний», то против идейных шатаний хорошо работает противопложность. Например, какой-нибудь Пилсудский, диктующий кому и что думать, этакий новый Большой Брат или Адольф Гитлер.

„Ich schwöre bei Gott diesen heiligen Eid, daß ich dem Führer des Deutschen Reiches und Volkes Adolf Hitler, dem Oberbefehlshaber der Wehrmacht, unbedingten Gehorsam leisten und als tapferer Soldat bereit sein will, jederzeit für diesen Eid mein Leben einzusetzen".

«Перед лицом Бога я клянусь этой священной клятвой фюреру Германского Рейха и народа Адольфу Гитлеру, главнокомандующему вермахта, беспрекословно подчиняться и быть, как храбрый солдат, всегда готовым пожертвовать своею жизнью».

Никаких шатаний, никакого организационного разброда, в итоге, никакого раскола. Правда это партия другая, ни большевиков, ни меньшевиков там не было.

Я знаю, что колежанка Морозова не хотела сказать ничего такого, но что же делать, если что-то такое, нет-нет, да и покажется за марлевой занавеской простых фраз? Не писать же ей о том, что главным преимуществом большевизма было гносеологическое преимущество, которое Ленин смог через организационную работу превратить в небывало успешное проведение глубоко продуманной политической линии. Да и разве пойдёт она от этого штудировать Фихте, Фейербаха, Гегеля и Шеллинга? Тоже вряд ли. Одно дело - много сомневаться, сомневаясь также и в своих сомнениях, другое дело - некритически пересказать первые попавшиеся источники шовинистического толка о «польском восстании 1830 года», проигнорировать «Пролетариат», превратить всю БСГ в агентов Гогенцоллернов и пр.

Большим преимуществом колежанки Морозовой является то, что она живёт не в те времена, когда вокруг было много буквоедов, следящих за соответствием публикаций «Краткому курсу истории Всесоюзной Коммунистической партии большевиков». В противном случае, её публикация гораздо быстрее, чем мой отклик, вызвала бы заявление какого-нибудь тихого начётнического антикоммуниста об «антибольшевистской публикации». К счастью, мне известно, что это не так, что колежанка Морозова просто мало читала белорусских источников, потому что не изучала белорусский язык, как не изучала польский язык и литовский язык, собираясь судить о «Рабочем союзе Литвы» и ППС. Поэтому совет здесь один - больше читать, больше сомневаться в источниках, больше сомневаться в своих сомнениях. А кроме того, исторический процесс, стоящий за всеми этим преимущественно абстрактными фразами из сочинения колежанки Морозовой, всегда имеет чувственное измерение, которое не менее важно, чем «история духа». Поиск правильного ответа также важен, как и его формулировка, ибо любая правильная формулировка превращается в экскременты, когда отделяется от способа её получения, когда становится необщедоступной.

Я постарался подобрать пример из России, надеюсь, колежанке Морозовой он будет близок и понятен. Неосторожные абстракции помимо нарушения рациональной истины истории нарушают также восприятие тех нравственных уроков, которые выдающиеся и не очень люди вычерчивали для нашего осмысления траекториями своих жизней. Это означает отвержение того самоотверженного и, нередко, единственного дара, который пытались нам оставить умершие, задумывавшиеся о выводах потомков из их прожитой жизни.

Можно ведь написать абстракцию: «Блокада Ленинграда имела XXXXXX жертв». Это будет даже истиной, если цифра близка к подлинной. Но это ничего нам не скажет. А скажет нам хоть что-то другое. В Ленинграде есть Пискарёвское мемориальное кладбище, где в 2004 году на одной из периметральных стен была установлена плита с надписью «Polakom obrońcom oblężonego Leningradu». На конце центральной аллеи стоит траурная женская скульптура, а на гранитной стене за ней выбиты такие строки:

Здесь лежат ленинградцы.

Здесь горожане - мужчины, женщины, дети.

Рядом с ними солдаты-красноармейцы.

Всею жизнью своею

они защищали тебя, Ленинград,

колыбель революции.

Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,

так их много под вечной охраной гранита.

Но знай, внимающий этим камням,

Что всякий забыт, всё, что было, забыто!

Нет, конечно, последняя строка, выбитая на гранитной стене в Ленинграде, другая. Но та строка, которая написана тут, отражает нашу современность. Все забыты и всё забыто. Это касается не только Ленинградцев, которые насмерть стояли, лишь бы в их городе не процветал частный бизнес и частная собственность. Это также касается Польши, это касается и России, где правят те же самые силы крупных частных собственников, зависимых от транснациональных корпораций, что и на Украине. Это касается и белорусской истории. Забвение велико, но колежанка Морозова попыталась скинуть чёрное покрывало. Слишком неуверенно, слишком несмело и слабо. Если Белоруссия не хочет всеми своими классами стать реакционной силой на пути социальной революции в Европе и мире, то должны в ней приобрести голос люди, которые смогут о белорусской революционной истории сказать всем трудящимся белорусам: «Никто не забыт, ничто не забыто!»

 

1. Не знаю, как можно требовать право. Это выражение не осмысливается не только в российской, но и в белорусской, польской и украинской литературных нормах, - Dominik.

 2. Все указания см. по слову «Федосеев» в российском переводе «Беларусь і палітыка. Беларуская палітыка», особенно ссылку №25.

 3. См. со слов «Военное поражение самодержавия извне непременным условием освобождения Белоруссии...»

 

теория история политика