Чтобы свои не стреляли в своих (ответ рецензентам)
Часть I О западных делах товарищам с востока
Мои очерки о донбасских событиях вызвали на востоке небольшую заинтересованность вероятно потому, что в них была с логической стороны исчерпана тема крымской аннексии, а затем и Донбасской войны. Как было показано, историческая инициатива почти не выявляла себя в Крыму, а на Донбассе массы лишь на два-три месяца смогли изобразить что-то, похожее на субъектность. Таким образом, наше исследование не смогло заглянуть за тот угол, за которым, по пословице, подстерегает история. А историческая инициатива в данный момент (куда крепче, чем жителям Донбасса) принадлежит российской буржуазии. Поэтому неудивительно, что диалог о дальнейшем развитии событий превращается в российско-польский.
Российская публика по словам Чернышевского, хоть и охотница, но не мастерица додумывать недосказанное. К счастью, я лишь один раз был понят неправильно. Кто-то увидел поддержку майданных настроений в том, что «крымской аннексией были растоптаны освободительные стремления западных украинцев». Это лишний раз показывает не только невнимание к контексту но и то, как трудно российский читатель делает самое простое диалектическое опосредствование. Если немецкий читатель хорошо понял, что освободительные стремления западных украинцев растоптаны потому, что фактом аннексии российские капиталисты их едва не силой бросили в объятия бандеровских организаций, то в России случилась настоящая проговорка некоего простодушного и позитивистски прямолинейного читателя о своей логической природе. Что же, не я первый и на моём примере не впервые было установлено логическое тождество т. н. Майдана и т. н. Юго-Востока. И если кто-то считает, что это тождество устанавливалось в польском теоретическом сознании безболезненно, то тот очень сильно ошибается.
Несколько лет назад ко мне попал сборник о Волынской Резне (Rzeź wołyńska). Помимо сгруппированных по местностям и времени действия текстовых описаний в нём были некоторые фотоснимки. Как мне сказали, немного подретушированные и иногда частично закрашенные. До фотоснимков я не дошёл, да и из сжатых текстовых описаний со ссылками на идентификационные и свидетельские акты я осилил не больше четырёх страниц. Но даже если кто из российских читателей и осилит сборник о Волынской резне целиком, то ему следует особенно напомнить, что никакие зверства ОУН или гитлеровцев или американских войск не должны отвращать нас от истины, которая (ещё по сократовскому определению) неожиданна. Если бандеровцы или иные сторонники свободного предпринимательства отвратили нас от истины и заставили считать себя первоочередными врагами перед капиталистами одной с нами национальности, то их задача выполнена. Пока нет мощного мирового социалистического сообщества, всякий «антифашизм» будет заканчиваться увековечиванием господства частной собственности, а значит задача бандеровцев/гитлеровцев/маккартистов если не прямо, то косвенно, но объективно выполнена - силы, способные преодолеть частную собственность, расколоты и тем обессилены.
Я понимаю, как тяжело может даться российскому читателю эта неожиданная истина, как трудно ему удержаться от закономерной ненависти к «правосекам». Но «Наука Логики» и «Капитал» были построены не по законам художественной красоты и даже не по законам нравственной красоты, а по законам логики, единственным источником которой был фактически избран исторический процесс, ломающий и законы нравственности, и законы художественной красоты, что ясно понимали и Маркс, и Гегель. Именно в опоре на эту логику состоит великая практическая (а через неё и гносеологическая) ценность «Капитала».
Я не примыкаю к той части польского социализма, отношение которой к донбасской войне выражается шекспировским «чума на оба ваших дома». Не считаю я и того, что донбасская война очистит Россию и Украину от националистов. Хотя бы потому, что национализм - это не биологическое свойство, и убийство носителей некоторых генов так же мало остановит распространение национализма как и, скажем, распространение умения читать кириллической азбукой. Противостоять расширяющемуся национализму в Польше можно только присоединением польских трудящихся и себя (как возможных носителей их теоретического сознания) к лучшим достижениям украинской и российской демократической и социалистической культуры. Именно поэтому, как до чтения сборника про Волынскую Резню, так и после него, как до начала Донбасской войны, так и после всех её битв, в моём книжном стеллаже всё так же рядом с фотокарточкой Варыньского стоят фотокарточки Леси Украинки и Николая Чернышевского. И всё так же иногда рядом с пустым местом в ряду с переводами Ленина и Чернышевского появляется и пустое место там, где обычно стоят поэтические сборники "Леся Українка"и "Іван Франко" на языке оригинала.
Я очень хорошо понимаю то, какие трудности будут предшествовать взаимопониманию российского и польского коммунизма. Причём не вдаваясь в подробности, очень трудно сразу назвать в какой сфере это взаимопонимание будет тяжелее - в политическом или теоретическом коммунизме. Ни там, ни там взаимное понимание по половине фразы вряд ли состоится. Потому что каждый достроит завершение фразы в таком стиле, который другой назовёт клеветой или извращением. Если понимание в материалистической диалектике является аффектом дела (неизбежно совместно-раздельного дела), то нужно признать, что польские и российские коммунисты ещё долго будут иметь не взаимное понимание, а в лучшем случае, взаимное представление. «Есть мол такие где-то рядом».
Польский политический коммунизм
Начать стоит с польского политического коммунизма и, в частности, с тех событий, которые произошли в городе Кельце 19 января этого года. Акция у памятника павшим красноармейцам по случаю 70-летия освобождения города была проведена совместными силами Коммунистической Партии Польши, польского комсомола и «объединения КУРСК» („Stowarzyszenie KURSK"). Сразу замечу, что я не являюсь противником увековечивания, сохранения и восстановления памяти об освободительных походах частей Красной Армии, Советской Армии, AL (Народной Армии) и Народного Войска Польского. Но то, что на мероприятии в честь освобождения города Кельце от гитлеровцев была употреблена без всякого возмущения с польской стороны символика, сходная с символикой российских гитлеровских пособников, а именно власовской РОА, заставляет предполагать, что не только российский политический коммунизм совершил своё падение до превращения в противоположность, но и польский. Вдвойне кощунственна на подобной символике фраза «Спасибо за жизнь», нанесённая кириллическим шрифтом, который далеко не все в Польше могут прочесть. Уж не провласовским элементам надо благодарить красноармейцев за жизнь. Если красноармейцы и могли сражаться не за социалистическую, а за дружественную буржуазную Польшу, то что касается солдат AL и тех же красноармейцев, освобождавших Россию, Белоруссию, Украину, Молдавию и страны Прибалтики, - не может быть сомнения, что они сражались против возможного восстановления свободного предпринимательства в этих странах. А под власовской символикой, как мы знаем, сражались сторонники возрождения эксплуатирующей частной собственности на капиталистической основе. Что бы сделали павшие за освобождение Кельце красноармейцы с теми, кто покрыл их захоронение символикой гитлеровских пособников, - для достоверной реконструкции не нужно обладать нравственным чувством особой чуткости, а достаточно знать лишь главные исторические факты.
В рамках обмена «передовым» опытом, я посоветовал бы польским политическим коммунистам и комсомольцам пригласить на следующее мероприятие штатного ксёндза Польской Православной Церкви для богослужения над захоронением. Такое издевательство над захоронениями красноармейцев, большинство из которых в 1944 году имело внеисповедное положение, вполне обычно в России или на Украине[1] и их опыт понемногу перенимается в Белоруссии.
Религиозные и секулярные символы мира частной собственности являются одинаковым издевательством над памятью красноармейцев, освобождавших Кельце.
Символика объединения «КУРСК» близко
Она же у памятника красноармейцам, освободившим Кельце.
Была ли это разовая акция? Может, один раз оступились? Нет. Польский комсомол весьма благодушно относится к объединению «КУРСК», которое объективно (и по форме, и по содержанию) работает на пользу российского империализма, используя память красноармейцев, сражавшихся за свободу Польши. Нужно лишь вчитаться даже не в программу названного объединения, а в предложение комсомола о сотрудничестве с этой организацией. В частности, основные установки объединения описываются как пацифистские. Конечно, сомнения в том, что НАТО - это главная угроза миру в Польше, быть не может у всякого, кто ещё может использовать свой орган мышления по назначению. Нет ничего хорошего и в русофобии, поддерживаемой костёлом, правительством, парламентариями и редакторами важнейших польских изданий. Интереснее, что в российском варианте интервью[2] возглавляющий объединение «КУРСК» Ежи Тыц прямо называет борьбу с русофобией основной задачей, а сохранение памятников боевого братства и увековечивание памяти освободительных походов Красной Армии и Народного Войска Польского называет одной из побочных задач. Все названные в интервью и перечисленные в предложении польского комсомола задачи абсолютно буржуазные. Интересно, что даже несмотря на очевидную полную лояльность руководства объединения «КУРСК» к российскому империализму и его же, мягко скажем, весьма неполную лояльность к погибшим красноармейцам, представителей объединения российские чиновники и капиталисты финансировать не спешат. Да и как теперь этому объединению быть с тем, что вместе с империалистическим захватом русофобия получает в Польше некоторое объективное, а не только идеологическое, основание, которое уже нельзя игнорировать? Об этом в объединении «КУРСК» вам не скажут, ибо этим они бы сразу провели ясное различение между косвенными пособниками соседских империалистов и прямыми продолжателями дела тех красноармейцев и солдат AL, которые сражались за свободную Польшу. Как не скажут и о том, что едва ли не главными объектами русофобии в Польше являются белорусы и украинцы. Если читатель не очень в это верит, то может пройтись в Варшаве и позадавать вопросы на белорусском языке, который (напомню восточному читателю) взаимопонимаем с польским. Или ещё вариант - спросить что-нибудь на украинском языке (он тоже взаимопонимаем с польским) в Познани. Против подобных проявлений бытовой пилсудчины «КУРСК», похоже, бороться не собирается и даже не предпринимает попытки их изучить и объяснить. Очень похоже на то, что для этого объединения вся русофобия заканчивается неприязнью к великороссам (флаг объединения почти повторяет флаг именно великорусских пособников гитлеровцев, а не белорусских и не украинских), а белорусы и украинцы - это всего лишь этнографические группы намечаемых западных окраин очередной «единой и неделимой», на этот раз не «от моря и до моря и от Одры по Днепр», а «от Варшавы до Порт-Артура».
Пора заканчивать с польским комсомолом и с его весьма странными для достигнутого тесного сотрудничества союзниками. Умный читатель уже сделал выводы, а глупому и дальнейшие пояснения будут излишни.
Мнение о поляках на востоке
Хотел было перейти к изложению совсем неизвестных на востоке польско-немецких отношений в сфере теоретического коммунизма, но наткнулся на следующее «описание»:
... поляки - это народ, безмерно пронизанный национально-историческими комплексами и с упрямством культивирующий великодержавные амбиции, слабо подкреплённые экономически и военно-политически. (Дмитрий Королёв, К юбилею Ялтинской конференции: о роли трёх личностей в истории)
Прочитал, и сразу захотелось чем-то загородить свои великодержавные амбиции от львовского великоросса (так характеризует автора цитаты всезнающий Гугл)... Эх, жалко никакой специальной защиты на случай обнаружения великодержавных амбиций я не имею. Просто не думал, что их придётся иметь по причине национальной принадлежности. А раз раньше не думал, то теперь приходится отбиваться чем попало. А попало сборником "Леся Українка". Открываю наугад... Открывается «Додаток від впорядника до українського перекладу книжечки "Хто з чого жиє"». Читаем.
Свідомі свого стану робітники не повинні вважати на те, хто з них до якої віри чи народу належить (<...>), а повинні триматися спільно, одностайно, бо у всіх у них один ворог - стан багачів, капіталістів, що користає з робітницької праці. Тим-то повинні бути для кожного робітника святими сі слова: Робітники з усіх країн, єднайтесь! Бо тільки тоді робітницька воля стане міцно, коли вона по всіх краях буде однакова, коли ніхто не могтиме прийти збоку і зруйнувати її. (выделение из источника)
Зря написал, что «чем попало». Очень себе не «чем попало», а, кажется, удалось даже немного подбить теоретиков чужих «великодержавных амбиций».
О польском и немецком теоретическом коммунизме
Достаточно острую и интересную реплику оставила одна рецензентка моему соотечественнику в рецензии на статью о Чернышевском. Собственно Чернышевского это реплика мало касается, а вот российское понимание (точнее непонимание) польско-немецких отношений в сфере теоретического коммунизма затрагивает.
«...
Россия - нация предателей. Что есть, то есть. Но уж тогда давайте быть до конца правдивыми. А Польша с "Солидарностью"? Сильно помогла развитию социализма в той же ГДР? А если бы Советский Союз тогда пришёл на помощь социалистическим элементам в Польше реально? ( Я понимаю, что тогда это уже было невозможно. )
...»
Как видно, рецензентка статьи совершенно не знакома с тем, что именно немецкие коммунисты оказывали основную активную поддержку польским в борьбе с позитивизмом, а также с тем, что была и обратная помощь. Длительное время не русские, а немецкие переводы работ польских авторов были самой желанной международной публикацией, ибо в таком случае их эффективность против позитивизма усиливалась в несколько раз той средой, которая имела вкус к немецкой теоретической литературе. Я хотел бы привести всего один пример в подтверждение своих слов, но такой, который очень трудно назвать совсем единичным. В списке трудов Марека Яна Семека, многолетнего председателя Польского Товарищества Гегеля и Маркса, не так уж и мало немецкоязычных публикаций, и это реальный вклад в сохранение и упрочнение немецкого теоретического коммунизма. Например в контрреволюционном 1989 году вряд ли бы смотрелась неактуально работа о границах субъекта в учении Фихте „Ich und Wir. Fichtes transzendentalphilosophische Begründung der Intersubjektivität" („Ja i My. Intersubiektywność w filozofii Fichtego."). Эта работа прямо перекликается с исследованиями Валерия Суханова в России как с политической, так и с гносеологической стороны, не исключая специально-педагогического значения. Точно также в этой работе есть интересные параллели с разработкой темы «Фрагментарный коллектив = фрагментарный индивид» Мариной Бурик.
К работе Семека о границах субъекта у Фихте прямо примыкает ещё одна его работа, тоже посвящённая субъектности, но на этот раз у Гегеля: „Dimensionen des Hegelschen Subjektbegriffs" („Heglowskie pojęcie podmiotowości") 1987 года. Гораздо ранее, в 1978 году Семек выступил на западе с работой „Praktische Vernunft und Transzendentalphilosophie bei Fichte", где пытался материалистически прочесть Фихте почти одновременно с Ильенковым. В 1984 году Семек публикует на немецком „Die Idee des Transzendentalismus bei Fichte und Kant", одну из немногих работ, известную в Советском Союзе по польскому оригиналу как «Идея трансценедентализма у Фихте и Канта». Эта работа была положена им в основу хабилитационной диссертации и прямо совпадает для Польши как по тематике, так и по удовлетворённым теоретическим потребностям с ильенковской работой «Диалектическая логика. Очерки истории и теории» (1974).
Можно спорить о Семеке как практическом материалисте, но есть два непреложных факта, благодаря которым историческая память о нём никогда не будет смешана с глиной. Во-первых, в отличие от Бачко или Колаковского, которые в некотором смысле ввели его в проблематику науки о мышлении, он никогда не эмигрировал, никогда не переходил сознательно на позиции какого-либо ответвления позитивизма. Семек не эмигрировал и до конца выдерживал давление как представителей «проагнлийской» линии (открытых позитивистов), так и «промосковских» элементов. Последние тоже были позитивистами, но прикрытыми и лицемерными, т. е. по словам Маркса их порок ещё отдавал дань добродетели. В сущности, внутренней разницы между «проанглийскими» и «промосковскими» было немного, и Семек был одним из первых, кто это понял в Польше. В России это понял Эвальд Ильенков. Потому первый так и остался среди мыслителей своеобразной персонификацией Народной Польши, а второй - Советской России. Семек был младшим современником Ильенкова и пытался популяризовать отдельные его работы в Народной Польше. В статье «Логика и диалектика» („Logika i dialektyka") 1975 года он прямо ссылается на позднейшее польское издание «Логики диалектической» 1978 года.
Семек, в отличие от эмигрировавших позитивистов, почти не изменил своей позиции и после контрреволюции. Почти десятилетие назад он вошёл в руководство Польского Товарищества Гегеля и Маркса (Polnische Hegel und Marx Gesellschaft, Polskie Towarzystwo Hegla i Marksa). Вряд ли это свидетельствует об особой склонности к угождению конъюнктуре. Тем более, это не являлось способом сохранить неуловимые убеждения, которыми прославились перевертни Л. Колаковский и Т. Ойзерман, много десятилетий назад консультировавшие Семека и Ильенкова соответственно. Моя задача, конечно, не изложение биографии и не создание нравственного портрета недавно умершего Марека Семека, а указание на реальный вклад польских практических материалистов в немецкий теоретический коммунизм. У меня нет прав описывать немецкое восприятие немецкоязычного наследия Семека. Но и без привлечения мнений из-за Одры известно, что хотя бы некоторые его работы были дружелюбно встречены в обеих Германиях и не были отнесены местными коммунистами к быстро протухающей макулатуре.
Мне очень неприятно осознавать, что немецкие публикации являются не только отданием интернационалистского долга Семеком, но и свидетельством невостребованности в Польше глубоких материалов против позитивизма. Один знакомый весьма убедительно доказывал мне, что тех, кто понял главные идеи работы «Материализм и эмпириокритицизм», в Народной Польше было никак не больше, чем сейчас. Впрочем, именно с той стороны, с какой я бы прислушался к российскому мнению, ни мне, ни кому другому его никто не спешит подносить. Мне высокомерно говорят, что, мол, польские коммунистические теоретики «не победили». Чтобы понять это, не надо жить на Востоке. Возможно у товарищей по-иному трактуют причины нашего организационного поражения от позитивизма? Я жду подсказки, глубокого анализа, а лучше анализа, совмещённого с успешным практически примером борьбы с позитивизмом. Неужели так приятно просто указать кому-то на его очевидные организационные неудачи? «Кто болен сам, тот радостно и жадно внимает вести о больном»? Всё по стихам революционного поэта Некрасова?
Теперь о советской помощи социалистическим элементам в Польше... Она действительно была невозможна. Но это не значит, что попытки такой помощи не предпринимались. Имея некоторое представление о польско-немецких отношениях в области теоретического коммунизма, Ильенков достаточно активно выступал в немецкоязычной коммунистической литературе, хотя в тогдашние официальные итоги международных дискуссий его выводы не вошли и в немецком переводе, а не только на языке оригинала. Но известно, что Ильенков всегда сохранял доброжелательное отношение к польским коммунистам, поскольку понимал, что более сильное давление позитивизма в странах народной демократии выдерживали разве только коммунистические теоретики Югославии, которые поэтому почти все достаточно быстро разложились до коммунистических «ползучих эмпириков».
Часто пишут, что в известной статье против Шаффа Ильенков выбрал «мишень» в некоторой мере случайно. Однако если присмотреться к композиции этой работы, то видно, что мысль о глубинном сходстве «проанглийского» Шаффа и его «промосковских» «оппонентов» из «Бетона»[3] имеет самостоятельное значение как для Польши, так и для Совесткого Союза. Не зря обычно указывается, что в «проанглийском» (на все 100%) Шаффе был легко узнан сакральный глава «промосковской» фракции Суслов. Именно поэтому статья Ильенкова и не была долгое время опубликована. Её смогли опубликовать только тогда, когда сусловцы, перешедшие на сторону буржуазии или ставшие капиталистами, открыто провозгласили позитивизм и уже не опасались за своё господство.
Во время войны против фашистской Германии Ильенков освобождал Польшу и участвовал в боях под старинным польским городом Сандомежем. Через много лет после войны он решил помочь польским товарищам уже в бою против позитивизма при выполнении внутрисоветской задачи, но уже не его вина, что этот бой не состоялся. Вызов был недвусмысленно дан, а это в данном случае главное, и смелое выступление Ильенкова против Шаффа будет с благодарностью сохранено в памяти свободной Польши, если она сможет возродится, восстав из руин и освободившись от империалистического гнёта.
Кажется, я подтверждаю слова рецензентки («Я понимаю, что тогда это уже было невозможно»), но всё-таки была и ещё одна попытка советской помощи. В 1984 году в Польшу приехал Анатолий Канарский, известный тем, что создал теоретическую эстетику на уровне логики «Капитала», а не на уровне мозаичных эмпирических фрагментов культурологического свойства. Эта его поездка не была специально спланированной, как иногда ещё в Польше считают. Она была предложена Канарскому в последний момент и в первоначальном составе делегации его не было. Тем не менее, Канарский в 1984 году сделал в Польше несколько выступлений и докладов против позитивизма, чем и заслужил о себе доброжелательную память. Многие документы о его польской поездке так до сих пор никем не найдены, не скопированы и не опубликованы. Эта почётная задача ещё дожидается своих исполнителей.
За несколько дней до нового 1985 года Анатолий Канарский неожиданно умер в Варшаве. Кто знает, уж не картина ли господствующего в Польше позитивистского теоретического хамства (поддерживаемого и «Солидарностью», и PZPR) привела его к тем размышлениям, которые ухудшили его состояние перед смертью? Но ни Канарский, ни Ильенков никогда не позволяли себе сомневаться в том, что противостоящие позитивистам поляки прикладывали максимум возможных усилий к сохранению традиций диалектического мышления в Польше. Думается потому, что Канарский и Ильенков понимали, что значит сохранять верность классической традиции даже в несколько более благоприятных советских условиях. Что касается немцев, то мне тоже не приходилось слышать от них, что поляки недостаточно активно противодействовали позитивизму внутри или вовне страны. В определённый период времени в известных кругах сформировался даже некий стереотип, что если статья переведена с польского, то непременно будет разгромлен Поппер, Лакатош, Кун или Карнап. Я вынужден заключить, что с точки зрения самих немцев, которых берётся защищать рецензентка, она могла бы обосновано выступать с такими претензиями только после того, как изучила бы, как минимум, «Науку Логики» и попыталась бы например материалистически перепрочесть Фихте. Только почему-то сами немцы, которые попытались пройти показанной теоретической дорогой, никаких подобных претензий нам не выдвигают и даже несколько оскорбительно-снисходительно относятся к польским коллегам: «Они, мол, такое уже выдержали; что с них ещё требовать?».
[1] Об этом не менее десятилетия назад писал Валерий Босенко в набросках к книге «Диалектика мстит за пренебрежение к ней».
[2] Цит. «Вообще наша главная задача - это борьба с русофобией, а ремонты памятников это только одна ветвь этой «войны».»
[3] «Бетон» - литературное название фракции догматического направления в PZPR, которая делала упор на силовом подавлении буржуазных тенденций, а не на выяснении и ликвидации их причин. Ярчайший представитель - Bogusław Stachura, куратор государственной безопасности в министерстве внутренних дел Народной Польши и председатель келецкого воеводствововго комитета PZPR.