Вернуться на главную страницу
Мова нанова. Часть II. По сходах не своїх без ліку діб (По лестницам чужих бессчётных дней)
Среди иных людей, понимающих категорию теоретической нации почти без слов, есть те, на месте которых я никому не пожелаю оказаться. Всё же их становится всё больше и именно их поломанные судьбы не могут со временем не сложиться в слом национальной ограниченности.
Коли почуєш, як в тиші нічній
Залізним шляхом стугонять вагони,
А в них гуде, шумить, пищить, мов рій,
Дитячий плач, жіночі скорбні стони,
Важке зітхання і гіркий проклін,
Тужливий спів, дівочії дисканти,
То не питай: сей поїзд - відки він?
Кого везе? Куди? Кому вздогін?
Се - емігранти[1]
(Іва́н Франко́, "Емігра́нти", 1898 р.)
Эмиграция бывает разной - вынужденной и добровольной, заграничной и внутренней, трудовой и политической. Чаще всего она оказывается вынужденной, заграничной и трудовой. Люди, через рабочие руки которых прошла судьба двух... трёх... четырёх наций, совсем не считают, что из разности промышленных условий не могут следовать более глубокие выводы и в отношении теории, если эмигранты вообще находят время задумываться о существовании теории. Если таким людям начинаешь рассказывать о категории теоретической нации, и лучше на их родном языке, то они легко признают всё изложенное хотя и неожиданным, но естественным. Также эмигранты всегда отличаются от академических кругов своей нации тем, что не преувеличивают и не преуменьшают значение языкового вопроса. Ибо кому, как не эмигрантам, знать объём усилий для взаимодействия в иной языковой среде. Между тем, в академических кругах центров накопления капитала бытует мнение о несущественности языкового вопроса, тогда как академические круги финансово-колонизуемых территорий наоборот, раздувают языковой вопрос до первостепенного, хотя в действительности многочисленные эмигранты чувствуют его реальное значение. Обе направленности настроений академических кругов являются переходом на позиции местных бизнесменов. Подлинный масштаб языкового вопроса без тесного общения с эмигрантами, даже больше, без сознательного перехода на их позиции понять невозможно.
Эмиграция политическая в наше время обычно связывается с судьбой проводников интересов российского капитала на Украине и с проводниками интересов действующего украинского режима в России. Это относительно недавние и известные потоки, охватившие несколько сотен человек. Сразу оговоримся, что именно эта эмиграция нас не будет интересовать, потому что ни к освободительным процессам, ни к теории эти круги никакого отношения не имеют. Поэтому обратимся к социалистический и коммунистической эмиграции Польши и Германии.
Для того, чтобы понять как живёт Michał Nowicki в Париже, совсем нет необходимости знать его лично. Это хорошо видно и по его статьям и по разговорам с отдельными пытающимися задумываться «о себе и мире»[2] украинскими эмигрантами в Польше.
Первый удар эмиграция наносит ещё до пересечения границы:
Ти кинеш все, чому віддав кохання,
До решти все, бо й решту розтягли б, -
Найперший це удар меча вигнання[3].
Вторым ударом встречает чужая и непонятная среда.
Ти звідаєш, який солоний хліб
Не свій, як важко сходить вниз чи вгору
По сходах не своїх без ліку діб.
Даже если кто-то в теле своей нации относился к передовым отрядам исторического субъекта, то найти подобных людей в другой стране всегда очень сложно, а иногда объективно невозможно по той причине, что страна эмиграции может вообще не быть теоретической нацией. Именно поэтому коммунистическая и социалистическая эмиграция Польши и Германии никогда не считала категорию теоретических наций и языковую проблему досужими домыслами тех, которые сидят в тепле в просторных варшавских комнатах в удобных креслах. Это понимание также без всяких препятствий распространяется в той части освободительного сообщества, которая помогает эмигрантам. А в Германии это весьма почётное и, увы, уже вполне традиционное дело.
Ни для кого ведь не секрет, что эмигрант политический при нынешнем состоянии движения не может не быть эмигрантом трудовым, хотя и не по мотивам, но по способу существования. И хотя трудовой доход даётся совсем непросто, он лишь первое и не самое давящее на дух испытание.
Але найтяжче під жорстоку пору -
Це буде товариство дурнів злих,
В яке потрапиш, втративши опору.
Увы, так оно чаще всего и случается. Ибо в чужой стране выбрать себе товарищей очень непросто даже если они есть. Ведь чтобы их найти, нужно некоторое время жить жизнью другой страны, а это время обычно и приходится на самые трудные - начальные - этапы эмиграции. И потому, даже если отложить собственно теоретический анализ состояния теоретических наций, нетрудно понять почему даже иностранные корреспонденты многих великих оказывались третьестепенными или совсем заурядными фигурами. Пусть читатель, например, попробует вспомнить корреспондентов Маркса и Энгельса из своей страны, широко известных чем-то ещё, а не только этим. Но если Марксу и Энегльсу за счёт широты сведений удавалось компенсировать свою географическую оторванность и выбирать всё больше тех, кто действительно заслуживает внимания, то обычный политический эмигрант современности, выброшенный в другою страну, почти не имеет иного выбора, кроме как начинать с местных политических кругов. А поскольку под видом социализма и коммунизма почти всегда господствует их профанация, нет ничего удивительного в том, что
Невдячність, тупість, нечестивість їх
Відчуєш скоро ти, але не в тебе
Зачервоніють скроні, а у них.
Присмотревшись за два-три года к местным сообществам политического коммунизма, эмигрант вряд ли останется при иллюзиях и вынужден будет остаться почти в изоляции.
Підлота скотська їх в ділах, як треба,
Себе покаже, - слава й честь тобі,
Що партію свою складеш ти - з себе.
В этих условиях никакого иного теоретического выбора, связанного с продолжением мышления, не может быть у эмигранта кроме тщательного анализа объективного значения национальной ограниченности с целью выявления узловых точек её разрыва.
Эмигранты также потому столь легко и без всяких идеологических искажений воспринимают анализ, использующий понятие «теоретическая нация», что для них это жизненный вопрос - вопрос продолжения или окончательной деградации их мышления, их личности. Языковой вопрос воспринимается эмигрантами адекватно не в последнюю очередь потому, что для них не составляет никакой проблемы употребление двух и знание трёх, а то и четырёх языков на уровне содержательного чтения.
[1] Колы́ почу́йеш, як в тыши́ ничъни́й
Зали́зным шля́хом стухъоня́ть вахъо́ны,
А в ных хъудэ́, шумы́ть, пышчъы́ть, мов рий,
Дитя́чъый плачъ, жино́чи ско́рбни сто́ны,
Важке зитха́ння і хъиркы́й прокли́н,
Тужлы́вый спив, диво́чийи дыска́нты,
То не пыта́й: сэй по́йизд - ви́дкы вин?
Кохъо́ вэзэ? Куды? Кому́ вздохъи́н?
Сэ - эмихъра́нты.
(Примерная фонетическая транскрипция галицийского диалекта Dominik Jaroszkiewicz)
[2] В оригинале латинская цитата, очевидно из канонической католической литературы - Пер.
[3] Тут і далі: Данте Аліг'єрі. Божественна комедія. Переклад Євгена Дроб'язка./ Рай, пісня XVII./ 55-69
