Вернуться на главную страницу
Заметки на полях книги «Есть ли будущее у капитализма?». Часть 1. Предварительные замечания
От автора
Год назад в издательстве Института Гайдара появилась в русском переводе книга под названием «Есть ли будущее у капитализма?». Ее авторами являются такие «генералы» от макроисторической социологии как Иммануил Валлерстайн, Рендалл Коллинз, Майкл Манн, Крэг Калхун и Георгий Дерлугьян. Последний был инициатором этой коллективной работы и редактором ее перевода на русский язык. Оригинал книги вышел в издательстве Оксфордского университета, а кроме того, она переведена еще на 13 языков.
Нужно сразу сказать, что реакция на появление русского перевода этого эпохального труда сначала была достаточно вялой. Конечно, были сообщения в прессе о появлении книги. Но если говорить о чем-то, что можно было бы назвать хотя бы рецензиями, то их поначалу было не так уж много. Пожалуй, первой появилась рецензия Константина Бандуровского на английское издание книги[1]. После перевода на русский в основном это были статьи и интервью самого Г.Дерлугьяна, в которых он рассказывал о книге. Кроме того, нужно отметить коротенькую обзорную рецензию в журнале «Эксперт»[2]. Заслуживает также внимания рецензия Кирилла Теллина на сайте «Открытая левая»[3] Но к концу 2015 года волна публикаций начинает нарастать. В ноябре появляется очень интересна рецензия Бориса Кагарлицкого в интернет-журнале «Рабкор.ру»[4], потом статья Василия Колташева в газете «Взгляд»[5]. В декабре 2015 года появилась статья исследователя из Киева Алексея Шестаковского «Неясное будущее капитализма: реферат-рецензия»[6]. Но все равно, мне кажется, что эта книга заслуживает более пристального внимания. Поэтому свои соображения, возникшие по ходу прочтения книги «Есть ли будущее у капитализма?», я постараюсь изложить в небольшой серии статей.
Меньше всего мне хотелось бы, чтобы они воспринимались как «отлуп» авторам рассматриваемой книги. И не только по причине того, что я полностью осознаю разницу в «весовых категориях» и возможность по этой причине оказаться в ситуации Моськи, лающей на Cлона. Эта ситуация была бы тем более глупой, что этот самый «Cлон» (имеется в виду, в первую очередь Иммануил Валлерстайн как ключевая фигура этого проекта) - несомненно, крупнейшая величина во всей западной социологии последних десятилетий - выступает против капитализма[7], и может показаться, что «Моська» именно поэтому на него и лает.
Мне не хочется писать «отлуп» еще и потому, что мне глубоко симпатичны если не сами авторы, то, как минимум, те цели, которые они перед собой ставили в этой книге - дать научную критику капитализма. Притом, как минимум, часть авторов пытаются критиковать капитализм именно «слева».
Я ставлю это слово в кавычки по двум причинам. Во-первых, потому что речь идет не о политической, а о сугубо теоретической позиции, и поэтому это слово употребляется как бы в переносном смысле. Во-вторых, потому, что с помощью этих кавычек я хочу отослать читателя к тому пониманию критики, которое в свое время предложил Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», обращая внимание на то, что одно дело, когда Энгельс критикует Канта за агностицизм, то есть отрицание способности человеческого мышления познать мир, а другое, когда Канта критикуют за то, что он недостаточно последовательный агностик, и поэтому предлагают вернуться от Канта назад к скептицизму Юма и субъективному идеализму епископа Беркли[8]. То есть, речь идет о критике прогрессивной, революционной, и критике реакционной.
Так вот, критики капитализма «справа» сейчас сколько угодно, и устремления ее авторов мне, наоборот, глубоко несимпатичны. Причем мне несимпатичны устремления всех подряд реакционеров, независимо от того, чьим именем они при этом клянутся - Аллаха, Христа, Адама Смита, Гитлера или Сталина. Любые призывы вернуться назад, будь то в Средневековье, будь то на ту стадию капитализма, когда он был еще прогрессивным общественным строем, будь то даже самые успешные на свое время попытки вырваться за пределы капитализма, в самом лучшем случае (потому что обычным случаем для попыток вернуть капиталистический мир назад, скорее всего, будет катастрофа глобального масштаба) приведут к тому, что придется повторить уже пройденный путь движения капитализма к его нынешней стадии. Только жертвы теперь будут гораздо больше, поскольку неизмеримо возросла мощь производительных сил, которые на нисходящей ветке развития капитализма превращаются в силы разрушения. Сказанное отнюдь не значит, что возвратные движения в истории невозможны (вернулись же мы от социализма к капитализму) или по определению вредны, разрушительны (напротив, разрушительным и вредным оказывается бездумный отказ от достижений прошлого - неважно, идет ли речь о «пролеткульте» или о «декоммунизации»). Это значит только то, что гибельными являются попытки копировать старые формы и методы, какими бы успешными и прогрессивными они раньше не были. Нужно уметь брать прошлое с собой в будущее, а не отказываться от будущего во имя прошлого. Или, другими словами, сохранить достояние прошлого, его содержание, можно только одним способом - своевременно меняя формы исторического движения.
Авторы книги «Есть ли будущее у капитализма?» не ищут кумиров в прошлом и не пытаются найти оправдания капитализму в настоящем (по крайней мере, не делают это сознательно, не начинают с этого), и это уже радует.
Другое дело, насколько критика капитализма у них получилась, и насколько она оказалась критикой именно «слева». Вот это обстоятельство мне очень хотелось бы прояснить. И, возможно, не столько для читателей, сколько для себя.
Сам по себе вопрос «Есть ли будущее у капитализма?» даже для сугубо буржуазной науки уже давно является вопросом чисто риторическим. Разумеется, что капитализм уже давно перестал быть прогрессивной общественной системой, и различаются только способы, какими буржуазная социологическая наука фиксировала этот факт - то ли в виде пессимистического «заката Европы», то ли катастрофического «столкновения цивилизаций», то ли придурочно-оптимистического «конца истории». Вопрос только в том, что именно придет ему на смену.
Другими словами, настоящая критика капитализма «слева» возможна только как положительная критика. Критика капитализма справа по форме может быть как отрицательной, то есть чисто деструктивной, так и положительной, когда авторы противопоставляют критикуемой точке зрения свою собственную точку зрения и предлагают альтернативы капитализму. Но даже в последнем случае это будет только видимость положительности. По той причине, что все эти «альтернативы» на самом деле не являются альтернативами, поскольку они являются всего-навсего идеализацией более ранних этапов самого же капитализма (например, капитализма эпохи свободной конкуренции), докапиталистических формаций (различного рода общинные социализмы, мода на которые не проходит как в теории[9], так и в практике[10]) или их смесью (национал-социализм, который соединяет идеализацию докапиталистических форм социальной жизни и господства капиталистических монополий в экономике).
Критика же капитализма «слева» вообще невозможна как отрицательная критика, поскольку она тем самым перестает быть критикой и немедленно превращается или в фактическую апологетику капитализма, или в критику «справа». Капиталисты даже поощряют такую критику как будто бы слева, поскольку, будучи не опасной для существующего строя, она не только создает иллюзию свободы критики, но и, не предполагая альтернатив капитализму, тем самым утверждает его безальтернативность. Мало того, такая критика позволяет капитализму устранять мелкие недостатки и тем самым укрепляться, насколько это возможно. Иногда это делают сами критики, которых буржуазия до того не боится, что охотно допускает их к власти, особенно, когда капитализм находится в кризисе и нужно «спустить пар» и произвести «текущий ремонт» системы.
Настоящая критика - это не просто «зряшное отрицание», а «отрицание отрицания», то есть отрицание с удержанием всего положительного, накопленного в рамках критикуемой формы. Под положительным здесь меньше всего имеется что-то такое, что может быть признано положительным с точки зрения самой этой формы, в данном случае - с точки зрения капитализма, выработанной им морали, религии, права, эстетического чувства и даже философии и науки. Как раз для того, чтобы сохранить положительное содержание, существующая форма обязательно должна быть преодолена. И вся трудность состоит в том, что преодолена она должна быть не потом, когда явится новое содержание, а именно сейчас, в процессе критики. Притом во многом даже раньше того, как начнется настоящая критика капитализма, каковой, по мнению Маркса, может быть только «критика оружием»[11]. Ведь «критика оружием» сама по себе, без ясного осознания, «куда стрелять», опасна разве что для самих стреляющих[12].
«Ясность цели» (в данном случае слово «цель» употребляется не только в переносном, но и в прямом смысле) в деле критики капитализма очень зависит от того, с каких позиций его будут критиковать. Ведь будущее не приходит само по себе. Оно, как правильно заметили авторы рассматриваемой книги, «может оказаться разным в зависимости от наших коллективных действий»[13]. А вот успешность этих действий очень зависит от того, какие положительные цели будут поставлены.
Получается «круг в определении». Разорвать этот круг можно только одним способом - когда будет выяснен субъект этих самых коллективных действий. Но цели исторического субъекта не есть субъективное дело. Они содержатся в самом его историческом движении. Они не ставятся - они становятся вместе со становлением самого субъекта исторического действия в самом этом его действии.
Скажем наперед, что вопрос о том, кто является субъектом исторического действия в нынешнюю эпоху, не является сильным местом рассматриваемой нами книги. Но мы полностью отдаем себе отчет в том, что это не столько вина авторов, сколько беда нашей эпохи. Даже самые умные ученые не в состоянии «назначить» кого-то на место субъекта исторического действия. Мало того, всякие попытки такого рода свидетельствовали бы скорее о не слишком высоком уме тех, кто их предпринимает. Максимум, на что могут претендовать ученые (правда, заодно это и минимум, ниже которого ученый автоматически, то есть независимо от своих намерений, превращается в апологета существующего строя) - это попытаться избежать главной ошибки домарксовского материализма, которая, как известно, состояла в том, что «предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно»[14]. Особенно это касается социальной действительности. Только рассматривая мир с точки зрения деятельности, «субъективно»[15], ученый в состоянии определить или хотя бы почувствовать ту реальную историческую силу, которая в состоянии в конкретной исторической ситуации решать вставшие перед обществом неразрешимые проблемы. И задача добросовестного ученого состоит в том, чтобы сообразовать свою теорию с реальным движением этой силы, сделать ее необходимым моментом этого движения, а если сама историческая сила эту теорию признает в качестве своей собственной точки зрения - то и программой этого движения.
Что же касается данной серии статей, то, хотя здесь разумеется, будет очень много критики той критики капитализма, которая содержится в книге «Есть ли будущее у капитализма?», но критика здесь вовсе не является основной целью. Основной целью является, как уже говорилось, уяснение поднятых в книге вопросов для себя и приглашение читателя присоединиться к этой работе.
***
Вместо введения
В монографиях, диссертациях и научных статьях по гуманитарным вопросам принято предварять изложение результатов исследования введением, в котором, кроме всего прочего, обосновывается актуальность избранной темы, степень ее разработанности и перечисляются методы, которыми пользовался автор
Я постараюсь совместить все эти задачи. Хотя бы по причине того, что тему в данном случае избирал не я, а авторы той книги, которую я собираюсь рассматривать. А поскольку авторы более чем авторитетные, то тот факт, что их интерес совпал с моим собственным, сам по себе для меня является вполне достаточным обоснованием актуальности темы. Это же касается и метода исследования, в качестве какового авторы избрали научную критику капитализма, в чем, как уже говорилось выше, я им полностью сочувствую.
А если кого-то это не убеждает, то позволю себе заметить, что сложно найти более или менее заметных социологов, которые не критиковали бы капитализм. Пожалуй, самым бесспорным среди них будет Макс Вебер. На постсоветском пространстве его рекламируют исключительно как апологета капитализма. Но с действительностью это имеет не так уж много общего. Достаточно указать на тот факт, что одним из лучших учеников Вебера был Дьердь Лукач, а сам Вебер во время ноябрьской революции 1918 года входил в состав Гейдельбергского Совета рабочих и солдатских депутатов. Да и «Протестантская этика и дух капитализма» меньше всего мыслилась автором как апология капитализма. Совсем наоборот, Вебер был уверен, что применительно к «последним людям» эволюции капитализма «обретут истинность следующие слова: «Бездушные профессионалы, бессердечные сластолюбцы - и эти ничтожества полагают, что они достигли ни для кого ранее недоступной ступени человеческого развития»»[16]. Вебер старается избегать такого рода «оценочных суждений» только потому, что считает свой труд «чисто историческим исследованием».
Один из основоположников американской теоретической социологии Питирим Сорокин начинал как член Российской партии социалистов-революционеров, закончил же как проповедник конвергенции капитализма и социализма. Разумеется, что его идеи «творческого альтруизма» являются довольно наивными и отнюдь не социалистическими, но капитализм он не переставал критиковать никогда.
Не скрывали своих социалистических симпатий Э. Дюркгейм, К. Леви-Стросс, П. Бурдье, К. Поланьи, К. Мангейм. К неомарксистам относил себя А. Лефевр. Сложно представить себе западную социологию без Франкфуртской школы, которая заложила основы так называемого западного марксизма. Не так уж много социологов могут соревноваться по уровню влияния на западную социологическую мысль с «фрейдо-марксистами» Эрихом Фроммом или Гербертом Маркузе. «Cоциалистом в экономике, либералом в политике и консерватором в культуре» называл себя создатель теории постиндустриального общества Д. Бэлл. Его «постиндустриальный» собрат Э. Тоффлер социалистом себя не называет, но капитализм критикует и строит «революционные» технократические утопии общества без денег. Известен своей резкой критикой либерализма в экономике и политике и почтительным отношением к возможностям плановой экономики еще один сторонник технократических утопий и конвергенции капитализма и социализма Дж. Гелбрейт.
Что же касается ныне живущих «классиков», то они становятся явно радикальнее своих предшественников. Марксистами считают себя Фредрик Джеймисон и Дэвид Харви, к радикальным социалистам относит себя Ноам Хомски. К прямым действиям недвузначно призывает Наоми Кляйн.
Но и те известные социологи, которые не относят себя к левым, к капитализму относятся весьма критически. Да что там социологи и экономисты! Если даже Дж. Сорос написал книгу «Кризис мирового капитализма».
Пожалуй, лучше всего эту ситуацию в свое время описала знаменитая последовательница Кейнса, научная руководительница и вдохновительница сразу двух лауреатов Нобелевской премии по экономике Джоан Робинсон:
«Вклад Маркса в науку был настолько важным и имел такое влияние на способ мышления как его противников, так и сторонников, что в наше время найти среди историков и социологов чистого немарксиста так же сложно, как среди географов - защитников теории плоскости Земли. В этом отношении все мы - марксисты».
Джоан Робинсон, конечно, несколько преувеличила влияние Маркса на западных историков и социологов. Оно было, разумеется огромным. В том смысле, что отрицать правоту Маркса в отношении «устройства» капиталистического общества действительно было так же сложно, как если бы географам пришлось защищать мнение, что Земля плоская. Но точно так же, как знание того, что Земля шарообразна, само по себе не превращает любого обладающего им географа в ученого масштаба Коперника, так и знакомство с идеями Маркса, и даже согласие с этими идеями, еще не превращает историка и социолога в марксиста. Марксист - не тот, кто читал Маркса и соглашается с ним, а тот, кто овладел методом Маркса. Увы, таких историков и социологов на Западе оказалось не так уж и много.
Ответ на вопрос о том, было ли их меньше, чем в СССР, не так уж очевиден, как кажется на первый взгляд. Ведь после того, как марксизм в СССР лишился государственной поддержки, «в сухом остатке» на этой территории оказалось совсем мало марксистов. Особенно среди университетских профессоров. В любом случае, намного меньше, чем на Западе. В любом случае, отнести слова Джоан Робинсон к современной России никак нельзя.
Такое впечатление, что в на постсоветском пространстве марксизм, как и критика капитализма в целом, снова становится «импортным продуктом». В этом случае тем более имеет смысл присмотреться к тому, насколько этот продукт качественный, и насколько он способен принести пользу «стране-импортеру». К слову сказать, именно «мирсистемщики», которые инициировали книгу «Есть ли будущее у капитализма?», уже не первый год представляют западный марксизм для русскоязычной публики. Их самым успешным «промоутером» долгое время был Б.Ю. Кагарлицкий. Названия таких его книг как «Периферийная империя: Россия и миросистема», «Периферийная империя: циклы русской истории», «От империй - к империализму» говорят сами за себя. Кроме того, Б.Ю. Кагарлицкий также был редактором нескольких русскоязычных переводов книг И. Валлерстайна. Правда, нужно учесть, что редактором одного из переводов[17] Валлерстайна на русский язык был и В.Л. Иноземцев, который относится к теории мирсистемного анализа весьма критически.
Определенное влияние имеет И. Валлерстайн и его школа на группу теоретиков, возглавляемую А.В. Бузгалиным. Они не только, вслед за Валлерстайном, называют себя «неомарксистами», но и тесно сотрудничают с «мирсистемщиками». Так, например, И. Валлерстайн принимал участие в организованном по инициативе А.В. Бузгалина Московском экономическом форуме 2013 года[18].
Нужно сказать, что Московский экономический форум представлял собой по-своему эпохальное событие. Центральной идеей его была идея критики экономического мэйнстрима», или, как выразились организаторы форума, «рыночного фундаментализма», и реабилитации политической экономии. Конечно, куда лучше было бы, если бы организаторы форума высказали эти идеи лет тридцать назад[19]. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Куда печальнее другое, что Московский экономический форум, который был заявлен как плацдарм борьбы против «рыночноцентризма», очень плавно трансформировался в собрание вполне добропорядочных российских патриотов, которые теперь с благословения и при мощной поддержке власти[20] решают тот же самый сокровенный вопрос, который когда-то решал Солженицын - «как нам обустроить Россию».
И тем, кому это сравнение покажется слишком резким, пусть не спешит. На самом деле все намного сложнее, чем кажется. Нельзя забывать, что Солженицын тоже начинал как очень ортодоксальный марксист. Он был репрессирован за то, что в личных письмах с фронта критиковал Сталина в том числе и за «за искажение ленинизма». Да и после отсидки он оставался «верным ленинцем». И если выдвижение его на Ленинскую премию можно пробовать объяснять антисталинской конъюнктурой того времени (хотя это объяснение будет крайне наивным - кто-кто, а те, кто выдвигал тогда писателей на Ленинские премии, очень тщательно проверяли политическую благонадежность их протеже, ведь за его поведение потом придется отвечать), то очень сложно объяснить конъюнктурой, например, тот факт, что, по свидетельству Л. Науменко, одно время портрет Солженицына стоял на книжной полке у самого, пожалуй, глубокого советского философа-марксиста Э.В. Ильенкова[21], а очень положительную рецензию на «Один день Ивана Денисовича» (хотя и весьма критическую в деталях, но одобрительную в целом) на роман «В круге первом» писал Мих. А. Лифшиц[22], которого тот же Солженицын окрестил «ископаемым марксистом».
Диалектика предательства
Да и вообще, всегда нужно помнить, что национал-социализм, сионизм, современная социал-демократия - это ведь тоже социалистические течения. И в этих явлениях ничего нельзя понять, если думать, что они не имеют ничего общего с «настоящим социализмом», или объяснять их политику предательством интересов дела социализма.
Разумеется, это предательство, но нельзя забывать, что это предательство именно дела социализма, то есть, что все это есть именно социалистические по своей природе течения. Тот, кто этого не поймет, сам обречен на такого или иного рода предательство.
Предательство тут вырастает не из личных качеств деятелей этих движений, а из логики той борьбы, которая порождает как само предательство, так и предателей. Политическое предательство нельзя рассматривать просто как политическое ругательство или как этическую категорию. На самом деле, оно играет очень важную роль в политической, а еще большую - в теоретической борьбе классов и требует к себе очень пристального внимания, в том числе и теоретического.
Мы уже отметили, что оно может быть рассмотрено рационально только как «свое-другое» того дела, предательством которого оно является. Иначе о предательстве и говорить нельзя, поскольку если это не будет переход на позиции враждебного класса, то это будет что угодно, но никак не предательство.
Следующий пункт, который напрямую вытекает из первого состоит в том, что далеко не всякое предательство должно рассматриваться как нечто абсолютно отрицательное. Если мы имеем дело с переходом определенных деятелей или целых партий класса реакционного, то есть переставшего играть созидательную роль в истории, на позиции более прогрессивного класса, то такое «предательство интересов своего класса» должно только приветствоваться.
Что касается теоретической борьбы, то здесь такое «предательство» играет исключительную роль, поскольку революционный класс вообще не может ниоткуда «вербовать»[23] себе теоретиков, как только из представителей господствующего класса, ибо господствующий класс, кроме всего прочего, имеет монополию на образование, а его представители - время и возможности для того, чтобы посвятить себя теоретической работе. Но было бы безумием упрекать такого рода «волонтеров революции» из числа господствующего класса в предательстве, ибо они, переходя на позиции исторически перспективного класса, тем самым представляют не только его интересы, но и интересы общеисторические, и, в конечном счете, интересы того класса, который они предали, ибо в его собственных интересах как класса - сойти с исторической сцены вовремя, как только выяснилось, что он превращается в тормоз истории.
Так что вопрос не в предательстве самом по себе, а в том, о предательстве интересов какого класса идет речь. К слову сказать, это не такой уж простой вопрос - выяснить, какой именно общественный класс в данный момент в данном месте является исторически прогрессивным, а какой реакционным. И знание общей схемы (что буржуазия была прогрессивной в эпоху буржуазных революций, а после того, как она закрепляется у власти, она становится реакционной, и особо реакционной она становится тогда, когда капитализм перерастает в империализм, который, как известно, есть эпоха пролетарских революций) ничего не дает. Не только буржуазия, но и пролетариат (который, к слову сказать, есть все-таки класс буржуазного общества и далеко не всегда в этом обществе он оказывается в положении, когда ему «нечего терять») не могут «приватизировать» звание революционного класса.
Собственно, революционным классом всегда является только тот класс, который в данный момент, при данных исторических условиях в состоянии представить не только свой узкоклассовый интерес, а интерес всего народа в его борьбе против угнетателей (а если быть более точным, то против тех общественных условий, которые порождают эту форму угнетения, а против угнетателей - только как против носителей этих условий). Если бы буржуазия в эпоху европейских революций XIX века не смогла представить интересы всех угнетенных, то она бы и не победила.
Разумеется, что точно такое же требование предъявляется и к пролетариату. Мало того, оно усугубляется еще и тем обстоятельством, что пролетариату предстоит уничтожить не только определенную форму угнетения, но и любые формы классового угнетения в целом, то есть ликвидировать, преодолеть условия, порождающие деление общества на классы. Получается, что пролетариат должен победить в классовой борьбе для того, чтобы тут же начать мероприятия по уничтожению всяких классов вообще и себя как класса - то есть, если пользоваться той категорией, которую мы сейчас разбираем, совершить предательство в первую очередь по отношению к самому себе. Притом, того самого «классового противника», на сторону которого он мог бы перейти и начать ему «служить», то есть, «безклассового класса», еще нет, его только предстоит создавать, поскольку пролетариат выступает против буржуазии пока только именно как класс, и именно его классовость после его победы над буржуазией становится его главным врагом.
Другими словами, социалист в принципе не может не изменять своему классу. Иначе он просто не будет социалистом. Вопрос только в том, как это делать так, чтобы в результате все равно получался социализм, а не откат назад к капитализму во все новых (и, как правило, во все более уродливых и более опасных его формах). И ответ на этот вопрос есть. Только для того, чтобы его получить, нужно будет заменить категорию «предательства», которая во-многом представляет собой наполовину художественный образ (это, кстати, отнюдь не обязательно представляет собой недостаток) более конкретным понятием оппортунизма. У Энгельса есть просто великолепное определение оппортунизма:
«Это забвение великих, коренных соображений из-за минутных интересов дня, эта погоня за минутными успехами и борьба из-за них без учета дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву настоящему, может быть, происходит и из-за «честных» мотивов. Но это есть оппортунизм и остается оппортунизмом, а «честный» оппортунизм, пожалуй, опаснее всех других».[24]
Соответственно, и единственное лекарство от оппортунизма и от политического предательства в целом состоит в умении сообразовывать «интересы дня» с «великими, коренными соображениями», то есть с интересами будущего, подчинять все «минутные успехи» великой исторической цели. Мало того, нужно научиться превращать минутные (и не совсем минутные) неудачи в условия завтрашнего стратегического успеха. И единственной наукой того, как превращать поражения в победы, недостатки в преимущества, является диалектика. Без овладения этим методом мышления самые стойкие и верные сторонники «социальной справедливости. Обречены на то, чтобы стать предателями своих собственных идеалов. Путей к предательству куда больше, чем способов его избежать. Например, христианский символ предательства - Иуда. Но он - лишь символ. Христа предал и апостол Петр, трижды публично отрекшись от него, да и остальные апостолы не встали грудью на защиту учителя. Иуда если и отличался, то только тем, что предал Христа более решительно и, если можно так сказать, честно. Впрочем и решительность его была всего лишь исполнением воли учителя, который, если помните, его подзуживал: «Что делаешь, делай скорее». Притом, Иуда вполне расплатился за свое предательство. Учтите, сам повесился, из-за угрызнений совести, а не был повешен по суду. Петр же, хотя он и поступил куда более подло, не только не был наказан, но и разделил славу преданного им учителя и его учения.
Или вот еще один пример - уже из новейшей истории евреев. Точнее, речь пойдет всего об одной, но весьма значительной еврейке - Голде Мейер. Она не просто придерживалась социалистических взглядов - под влиянием этих своих взглядов она бросила благополучную Америку и уехала в Палестину, для того, чтобы воплощать свои взгляды в жизнь. Там она поступила в кибуц. Кибуц - это крайняя форма социализма, так сказать чистый коммунизм, где все имущество общее, все должны работать, а вот даже насчет еды в те времена в кибуцах были очень большие сложности. По этой причине только очень идейные люди там удерживались хоть какое-то время. Голда Мейер прожила там три года и уехала только из-за болезни мужа. Да и всю жизнь, даже занимая наивысшие посты в государстве Израиль, она жила очень скромно. Поэтому ее приверженность идеям равенства уж никак нельзя назвать лицемерной.
Так вот, как социалистка, Голда Мейер, приехав в качестве посла Израиля в СССР, была крайне возмущена вопиющим социальным неравенством в СССР. И, повторюсь, нет никаких сомнений, что ее возмущение было вполне искренним. Но уже неравенством в Израиле, хотя оно, несомненно, было куда больше, чем в СССР, она только «обеспокоена». Попутно она перестает замечать и противоречия другого рода. Например, что ей как рабочему лидеру и социалистке приходилось все время идти на компромиссы с религиозными партиями, представители которых голосовали против ее назначения на определенный пост, только потому, что она женщина. И уже ее социализм уходит на последний план. Она радуется единству евреев как нации. И это при том, что она понимает, что очень часто члены этой нации вообще не имеют ничего общего между собой - у них совершенно разные языки, культура, образ жизни, все разное. Остается единственная общность - иудаизм. Вот такая логика. Начинается социализмом (очень радикальным), в основе своей сугубо атеистическом, поскольку еврейский социализм рождался в противостоянии с традиционной религией, и заканчивается единством рабочих и капиталистов на почве религии.
Для того, чтобы перейти на позиции рабочего класса, нужно немного - просто публично засвидетельствовать это. Почти как в исламе, где для того, чтобы стать мусульманином, достаточно публично провозгласить формулу «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его». Но для того, чтобы удержаться на позициях рабочего класса, нужны незаурядные усилия, в первую очередь усилия мысли. Уж точно этому не помогут повторения каких-либо «магических формул», вычитанных из марксистских брошюрок. В лучшем случае, вы окажетесь в положении известного дурака из притчи, который не к месту повторял заученные им формулы, за что каждый раз был бит.
Но обычно мы имеем дело не с лучшими, а с худшими случаями, поскольку буржуазия давно научилась использовать себе на пользу таких благонамеренных социалистических дурачков. Заметив их, она старается всячески оградить их от заслуженного битья, предоставляет им трибуну в своих СМИ, в университетах или даже в парламентах как лучшим и единственно возможным идейным и политическим представителям рабочего класса.
И вовсе не обязательно такой человек или партия чувствуют себя предателями. Они могут оставаться очень даже искренними в своих действиях. Это даже предпочтительнее для буржуазии. Во-первых, искренность в проведении выгодной для буржуазии линии более эффективна. Во-вторых, осознавший себя предателем может начать торговаться, требовать увеличения количества сребреников, а искренний оппортунист обходится значительно дешевле и действует эффективней.
Кому-то может показаться, что от такого предательства спасает радикализм или революционность. Часто эти вещи воспринимаются как одно и то же. Но не тут-то было! Что касается радикализма, то он всегда был сугубо буржуазным направлением и перестал быть революционным, как только перестала быть революционной буржуазия. Но и далеко не всякая революционность не является реакционной.
Я здесь даже не беру во внимание так называемые «цветные революции», хотя очень многие левые, не говоря уж о простых рабочих возлагали на них очень большие надежды[25]. И даже не говорю о направлении так называемой консервативной революции, которое кстати, в России представлено не только сторонниками А.Дугина, но и теми бывшими членами НБП, которые плавно перешли от крайнего левого радикализма к сотрудничеству с вполне себе правыми либералами из «Другой России». Ведь все эти политические течения бесконечно далеки от авторов разбираемой книги. Я о людях, гораздо более близких к нашему предмету. Вот какой текст был напечатан на сайте Рабкор.ру, который редактируется одним из главных популяризаторов идей мирсистемного анализа в России Борисом Кагарлицким:
«В итоге возникает парадоксальная ситуация. Из-за бескомпромиссности Запада на внешнем фронте российская деловая и государственная элита впервые за много лет оказывается в одной лодке с народом...
В этих условиях у российских левых возникают условия для союза с Путиным, несмотря на сохраняющееся при нем доминирование либералов в российских финансах, экономике, образовании. Тут нам помогают отмеченные когда-то еще Лениным «межимпериалистические противоречия». Своей бескомпромиссностью Запад сам антагонизирует огромную часть российской элиты. Надо лишь раскрыть Путину глаза на то, что захват и разрушение либералами, скажем, российского образования - это удар и по нему.
Второй наш помощник - международное левое движение. По мере крушения компромиссов в Европе оно мужает в борьбе. В той самой борьбе, в которой, даст бог, возмужаем и мы»[26].
Мы здесь не станем рассуждать о том, является ли эта позиция примером предательства дела рабочего класса или нет.
Хотя бы потому, что все, написанное нами выше о предательстве, совершенно не относится к авторам рецензируемой книги. Они ведь никогда не заявляли о своем переходе на позиции рабочего класса. Напротив, они сознательно апеллируют к господствующему классу, пытаясь объяснить им, что «Капитализм станет невыгоден и слишком ненадежен для самих капиталистов»[27]. Поэтому, если и рассматривать их позицию с точки зрения предложенной нами теории диалектики предательства, то можно говорить разве что том, что они очень стараются не предать класс буржуазии (особенно мелкой, так называемого среднего класса), на позициях которого они находятся, но пришли к выводу о бесперспективности этих позиций и этого класса. Об этом, собственно вся книга «Есть ли будущее у капитализма?» И такая постановка вопроса, бесспорно, является очень прогрессивной и даже революционной в той мере, в какой она исходит от представителей самой высокой буржуазной науки.
Продолжение следует
[1] Константин Бандуровский: Рецензия на книгу Does capitalism have a future? /By Immanuel Wallerstein, Randall
Collins, Michael Mann, Georgi Derluguian and Craig Calhoun. NY.: Oxford University Press, 2013. 202 р. / Социология власти. № 1-2 (2013)
[3] Кирилл Теллин. Злое будущее скучного капитализма. http://openleft.ru/?p=6293
[5] Василий Колташев: Есть ли будущее у капитализма. http://vz.ru/columns/2015/12/3/780094.html
[6] http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=2722818
[7] Авторы книги придерживаются не одинаковых взглядов (Майкл Манн и Крэг Калхун склонны отвечать на поставленный в книге вопрос скорее положительно, чем отрицательно), но критическое отношение к капитализму присуще им всем.
[8] В.И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. В.И. Ленин. ПСС. т. 18, с. 202-214.
[9] Лучший пример пропаганды общинного социализма в России - еще совсем недавно очень модные книги С.А. Кара-Мурзы. Занявший его место в последние годы Н.Стариков лишь продолжил начатое им дело редукции советского патриотизма к самому примитивному великодержавному шовинизму. Следующая ступенька в этой «инволюции» - «Спутник и погром».
[10] До сих пор в мире функционируют сотни так называемых Ошо-центров, практикующих общинный социализм.
[11] К. Маркс. К критике гегелевской философии права. К. Маркс. Ф. Энгельс. Собр. соч. 2-е изд. т. 1. с. 422.
[12] «Вы дайте нам автоматы» - таким был любимый ответ рабочих постсоветского пространства на призывы всякого рода левых организовываться для борьбы за свои интересы. И вот в 2014 году на Украине рабочим начали массово выдавать автоматы, в результате чего они стали стрелять друг в друга. Притом, заметьте, что рабочие Западной Украины стихийно выступили против мобилизации, а убивали друг друга преимущественно жители восточных и южных областей, говорящие в основном на русском языке и нередко русские по национальности.
[13] И. Валлерстайн, Р. Коллинз, М.Манн, Георгий Дерлугьян, К.. Калхун. Есть ли будущее у капитализма. М. 2015. с. 7.
[14] К. Маркс. Тезисы о Фейербахе. К.Маркс. Ф.Энгельс. Соч., 2-е изд. Т. 3. с. 1.
[15] Приблизительно так, как советовал в свое время Наполеон "Когда попадаете в незнакомый город, то вы не скучайте, а изучайте этот город: откуда вы знаете, не придется ли вам его когда-нибудь брать?" К слову сказать, академик Е. Тарле, приведя эти слова, сразу же пишет о том, какое колоссальное значение Наполеон придавал самому глубокому изучению экономики, промышленности, торговли и как он умел применять эти знания для решения практических задач.
[16] М. Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. Избранные произведения: М.: Прогресс, 1990. с. 206.
[17] Конец знакомого мира: Социология XXI века /Пер. с англ. Под ред. В.И. Иноземцева. - М.: Логос, 2004. - 368 с. http://yanko.lib.ru/books/cultur/vallerstayn-konec_znakomogo_mira-8l.pdf
[18] Кстати, свое выступление на этом форуме И. Валлерстайн посвятил именно тем вопросам, которым посвящена книга «Есть ли будущее у капитализма».
[19] Примечательно, что Первый международный политэкономический конгресс стран СНГ и Балтии, который положил начало Московскому экономическому форуму, проходил в стенах Института экономики РАН, которым в свое время руководил один из главных идеологов рыночных реформ в СССР Л.И. Абалкин, и в рамках конгресса даже было мероприятие, посвященное его памяти.
[20] Мероприятия МЭФ теперь проходят в конгресс-холле Торгово-промышленной палаты РФ, а в прошлом году еще и в здании мэрии Москвы.
[21] Лев Науменко. «Наше» и «мое». М. 2011. с. 120.
[22] http://mesotes.ru/lifshiz/soljenizin.htm
[23] Выражение Маркса
[24] Ф. Энгельс. К критике проекта социал-демократической программы 1891 года. Маркс К.,Энгельс Ф. Собр. Соч. 2-е изд. т. 22, с. 237.
[25] Революцию в Египте, например, очень сочувственно встретил даже такой признанный мастер революционного дела как Фидель Кастро. См. http://propaganda-journal.net/3367.html
[26] Дмитрий Бабич. Смерть компромисса: от Греции до России. http://rabkor.ru/columns/editorial-columns/2015/07/20/death-of-a-compromise/
[27] И. Валлерстайн, Р. Коллинз, М.Манн, Георгий Дерлугьян, К.. Калхун. Есть ли будущее у капитализма. М. 2015. с. 9.
