Я творю мир. Круг III. Часть 16. Человек - это звучит гордо
И меня опять отбросило в субстанцию. Со мной такое уже было в конце второго круга, когда меня словно взрывом отшвырнуло назад из категории взаимодействия в causa sui. Я попытался выбраться - и вот теперь снова... Получается, не мне надо выбираться, но тогда как?
Взгляд упал на забытую Кантом книгу - «Критику чистого разума». Я понимал, что этот сверхпедантичный мыслитель не мог просто так забыть на столе свой главный труд. Книга явно предназначалась для меня. И я впервые с начала творения мира внимательно вчитался в печатные строки. Некоторые места мне были понятны, некоторые фразы я уже слышал от самого Канта. Вживую эти мысли звучали интереснее и понятнее, но зато здесь ничто не прерывало логическую цепочку рассуждений философа. Были только я и чистое движение мысли Иммануила. И это завораживало.
Во втором круге своего движения я себя как субстанцию только почувствовал, это было то самое состояние эфира, которое заполняет всё сотворённое. Теперь, после того, как я задумался над понятием «человек», начало приходить понимание субстанции. Чтение текста «Критики» подталкивало меня к этому. Да, Кант мне при личной встрече объяснил, с чего начинается человек - со свободы, а свобода у него определяется априорно заданным образом пространства. И образ пространства как образуется, Кант мне тоже объяснил - мол, отбрасывай от вещи все её характеристики - вес, протяжённость, цвет и т. д. - вот и получишь пространство вещи. Но меня почему-то не удовлетворяло такое геометрическое понимание пространства, тем более, по мере чтения, я видел, что сам Кант называл пространство категорией, а значит активным участником в деятельности созерцания и рассудка. И если я хотел, чтобы все люди были равны Богу, то есть, чтобы каждый мог абсолютно свободно творить, то я просто был обязан найти, каким способом человек обнаружит это своё начало. Получается, до всякой деятельности человек должен обнаружить всю субстанцию целиком, но лишённую какой-либо особенности. Поэтому и мне не нужно было вылазить из своего нового танка - causa sui, а дать возможность каждому найти этот танк для себя, - каждому и в каждой точке субстанции.
Такому новому пониманию субстанции немало способствовала встреча с Максимом Горьким (богатырь с усами), я понимал, что когда человеческая деятельность станет действительной субстанцией, я смогу вылезти из нового танка. А пока... пока я мог быть в своём мире только инкогнито, пускай все думают, что я в танке и свято храню causa sui.
Трудно всё время быть Богом. Под покровом темноты я выбрался из танка, одел куртчонку поплоше и прошёл прогуляться по вечернему Зелеку - так называется город, который Мила создала нам для жилья. Надо было конечно и Милу навестить, но ноги сами привели меня в пивную. Да, да, - одев на себя одежду человека, я вмиг почувствовал в себе все человеческие слабости. Хотел просто так выпить пива и поболтать с ребятами, без всяких «должен», «трудись», «твори», «думай»... Неужели так слаб человек? Вот незадача! Для меня это было новостью. Действительно, впервые меня просто так без всяких должествований потянуло к другим людям.
Я сел за столик, заказал кружку и оглянулся по сторонам. Справа от меня сидели двое бородатых мужчин.
- Карл, Фридрих, - представились они.
- Валера, - сказал я, слегка оробев, всё-таки ещё непривычно быть человеком.
- Первый раз здесь? - спросили бородачи.
- Да.
- А выпивал когда-нибудь крепкие напитки?
- Да, с Платоном и Аристотелем, но мы вино один к трём разбавляли.
- Весёлый паренёк и древних греков знает, и с юмором всё в порядке, думаю, мы подружимся, - сказал Фридрих, обращаясь к Карлу.
- А у вас тоже тройные имена, как у Фихте и Гегеля, - неожиданно прокололся я, - такая эрудиция уже явно не соответствовала моей разорванной куртке.
- О, так ты и наших немцев знаешь? - спросил Карл, вглядевшись в меня более внимательно.
- Некоторые разделы их учений мне известны, а вот знание, понимание, - увы, - до этого далеко.
- А ты никогда не задумывался над тем, почему не можешь понять Гегеля?
- Из-за того, что у меня всё сумбурно - там ухватил, здесь услышал, а системы понимания нет.
- Но ты, конечно же, хочешь её найти?
- Да.
- И что-нибудь уже нашёл?
- Да, я хочу обнаружить человеческое начало, такую деятельность, где её нет, но, в тоже время она есть и причём очень активная.
- Так ты пришёл в нужное место! Именно здесь такая деятельность и осуществляется. Я вижу, тебе уже принесли - давай выпьем за встречу. А имена у нас не тройные, а очень даже простые - Карл Маркс и Фридрих Энгельс.
Общаясь с этими замечательными парнями, я впервые осознал, что вышел за свой предел. Не Я, не мой бесконечный импульс творили этот мир. Тут было нечто принципиально другое.
Между тем пивная постепенно заполнялась людьми. И в голову пришла такая мысль, - только став человеком, я впервые начал понимать, что это мой мир. Но действительно ли я стал человеком?
Неожиданно внутри проснулся зуд, - захотелось что-то сделать для моих новых друзей. Но как? - свою «волшебную палочку» - божественную творческую способность - я оставил в танке, а здесь... здесь я мог только внимать происходящему, слушать и... пить пиво.
После третьей я почувствовал абсолютное единство со всей пивной. И в голову пришла вторая новая мысль, - уж если что-нибудь замутим, то все вместе. Я был самим собой и одновременно им не был. Я впервые терял свою старую сущность, которая так рьяно охранялась святыми отцами в Зазеркалье. Приходило что-то новое. Но что?
Неужели весь ансамбль бытующих здесь людей и есть зарождение моей новой сущности? Кто я? Бог? Человек?
Из состояния задумчивости меня вывела неожиданно вспыхнувшая в углу пивной драка. Как я потом понял, мужчина постарше сделал замечание молодому, молодой тут же набросился на обидчика, и, не дав встать тому со стула, стоя, сверху молотил его кулаками по голове. С бешеной злостью, остервенело. За зрелого вступились соседи. Тоже в возрасте. Драться сами не хотели, только оттеснили драчуна. Молодой, сообразив, что может и сам получить, быстренько убежал на улицу. Разнимавшие, увидев во что превратилось лицо зрелого, завелись и бросились догонять обидчика. Пивная опустела.
Разговор уже не клеился. Мы с Карлом и Фридрихом молчали, и наверно каждому пришла в голову мысль о том, как пока ещё страшно далека Кантовская объективная апперцепция от народа. Мы понимали, что причина предельной глупости народа в господстве частной собственности. И это господство надо свергнуть. Но это могут сделать лишь умные люди. Но как их вырастить в условиях частной собственности, а значит и в условиях частично развитых способностей? Ведь взбунтовавшиеся профессиональные кретины могут только разрушать. Как удержать единство? Ведь Кант был абсолютно прав - единство должно быть исходным у каждого до переворота, до революции. В каждой человеческой голове. И человеческую голову мы понимали с новыми друзьями одинаково - по-гегелевски.
- Потому-то я в черновом наброске под названием «Тезисы о Фейербахе» и говорил, что борцы за свободу - материалисты - недостаточно внимательны к могучему вкладу идеалистов в дело освобождения человека, - сказал Карл, - а ведь именно Кант первым и поставил вопрос о трансцендентальном единстве самосознания, т.е. о том, что до всякого действия у человека должно быть задано единство многообразного как априорная связь всех последующих представлений. Но Кант был идеалист, поэтому он эту связь и задавал априорно. Мы же, материалисты, эту связь должны вывести из деятельности. Более того, наша задача поставить это дело на поток, чтобы эту связь мог обнаружить человек, не способный в силу своей профессии прочитать Канта и Гегеля. Как сделать так, чтобы всеобщее, исходное единство смог вычленить в своём труде каменщик, фрезеровщик, слесарь, сантехник? Оглянись вокруг себя, Валера, - здесь мы трое образованных людей. А остальные? Попойки начинаются весело, а заканчиваются - сам видишь как. И так у рабочего люда изо дня в день - работа - попойка - драка. Ты цитировал своего русского друга, что «человек - это звучит гордо», но, к сожалению, дальше драк с соседями нынешняя гордость не идёт. Понятно, что дерутся с соседями из-за обострённого, но, увы, необразованного чувства справедливости. Но почему в своих драках рабочие опускаются до уровня зверя?
- Думаю, Карл, - в разговор вступил Фридрих, - каждый в выпивке и драке обретает иллюзию гордости, каждый чувствует себя Эверестом, в то время как в работе рабочий лишь винтик машины, функция. А ведь кантовская апперцепция как раз об этом, - человек - Эверест, а не винтик. Потому-то Фихте и довёл учение Канта до предела, отбросив непознаваемую вещь в себе, дабы лучи солнца высветили Эверест в контрасте с тьмой невежества, кроме драк и разрушений ничего не дающей трудящемуся человеку. Эта позиция, кстати, и давала возможность Фихте сказать, что животное - идеальное творение природы, но это вовсе не означает, что человек должен стать животным. Наоборот! Лишь сняв животное, человек и займёт своё, самое высокое место в природе.
- Согласен с тобой, Фридрих, - ответил я, - я тоже думал о том, что животное в себе нужно не уничтожать, а именно снимать, и в понимании того, как это делать, мне сильно помогла мышка. Когда я увидел, как мышка, бегая по комнате, формирует образ пространства, понял, что она умнее многих людей, вовсе не озабоченных такой проблемой. И стал искать способ создания образа пространства человеком. Что искать я знаю, но где?
- Мы с Карлом так отвечаем на этот вопрос - всё пространство угнетённых людей всех рас и народностей, трудом которых созданы все богатства в мире, - это и есть пространство человека. Оно же пространство всех вещей, поскольку только человек способен осуществлять предметно-преобразующую деятельность с любым предметом во Вселенной. Или я втягиваю в себя всё пространство трудящихся, порабощённых частной собственностью, и делаю это пространство исходной связью всех своих свершений, - как в личной жизни, так и в общественной, - или я, по сути, ничем не отличаюсь от дерущихся в пивной ребят.