Я творю мир. Часть 3. Осознание творчества
Да, было о чем задуматься. Вот уже и противоречие сотворил. Но, -тут же мелькнула мысль, - я лишь увидел его в виде обособленного явления; но как я мог его сотворить, это явление противоречия, не владея противоречием? Что есть вообще творчество, за счет чего оно происходит? И тут я четко понял, что вовсе не творю мир, а лишь преобразую то, что уже содержится во мне, достаю из своей творческой способности то, что находится в ней в неявном виде и преобразую в явный.
Получается, что до того, как я сотворил Женщину, она уже находилась внутри меня в виде противоречия. Между чем и чем? Было над чем поразмышлять...
- Я опять невольно подслушал твои мысли, доблестный Валерий?
- Почему ты так назвал меня, мудрец?
- Ты впервые за время наших бесед понял, что творчество - это не только любезность и доброта, но война и грубость.
- Честно говоря, я об этом даже и не задумывался.
- Как же, но ты понял, что только противоречие способно породить вещь?
- Да.
- И ты понял также, что это противоречие не витает где-то снаружи, а изначально живет внутри тебя.
- Да.
- И ты сейчас ищешь то изначальное противоречие, которое разрешилось Женщиной?
- Ищу.
- Получается, что такая миролюбивая и милая Мила - продукт войны, а не мира?
- Получается так.
- И тебе интересно, между чем и чем шла эта война?
- Интересно.
- Но почему, Валерий?
- Потому что, как мы с тобою раньше выяснили, не бывает множества истин и разумов, так и здесь, думаю, моя интуиция меня не подведет.
- То есть, ты хочешь сказать, что достаточно найти первое противоречие, породившее первую вещь, то дальше будет проще - все остальные противоречия, рождающие другие вещи, будут лишь разновидностями первого, его родственниками?
- Ты опять прочитал мои мысли, прозорливый Платон. Но не только прочитал, но и развил. Я теперь знаю, не только, где искать, но и кого искать.
- Кого же, Валерий?
- Врага, абсолютного врага моей творящей способности, живущего в ней же, а, следовательно, замаскированного под друга.
- Потому-то я и назвал тебя доблестным, что ты не боишься найти врага в самом себе. Это самое трудное.
- Но, получается, если бы не было этого врага, то не было бы и самого творчества.
- Получается, так.
- Получается, насколько он мой враг, настолько он и мой друг?
- Здесь, да.
- Но как же тогда я его обнаружу?
- А может быть, здесь уже пора включить внутреннее зрение и взглянуть более остро в самое начало твоей творческой деятельности?
- Что же, попробую. Итак, я находился в чистом поле своей души, в котором не было ничего, и в то же время там был я, как абсолютная творящая способность.
- Правильно. Но можно ли сказать, что пространство этого чистого поля полностью охвачено твоей творческой способностью?
- Да.
- А можно ли сказать о том, что, сколько бы ты не творил во времени, ты никогда не выйдешь за пределы этого пространства?
- Несомненно.
- Значит, мы можем утверждать, что твоя абсолютная способность творения и чистое поле души, в котором нет абсолютно ничего, - одно и то же.
- Да.
- Но абсолютная способность у тебя уже есть, а чистое поле - это образ того, чего нет?
- Правильно.
- Значит, мы наткнулись на противоречие?
- И похоже на то, которое искали. Получается, что то чистое поле души, столь близкое мне изначально, на самом деле, мой самый главный враг?
- Получается, так.
- Но враг, без которого не было бы творчества?
- Да.
- Но все-таки враг, способный и на отдельное существование и как следствие, уничтожение себя же, но в личине друга, т.е. на уничтожение самого творчества.
- Ты правильно зафиксировал противоречие врага, являющегося лишь модификацией самого первого противоречия.
- Это надо было сделать, Платон, «предупрежден, значит вооружен».
- Что же, ты уже и словечек военных набрался, по ним я чувствую, что ты слегка утомился.
- Да.
- Поэтому уже не бежишь, сломя голову, искать Милу.
- Да, Платон, я же понимаю, что насколько мы пытались найти чистую форму творчества, настолько же и Мила стремится развить ее.
- И ты боишься, что Мила так ее разовьет, что вовсе захочет освободиться от творчества, зачем творить, когда все есть.
- Да, я боюсь, что ей вовсе и не нужно будет противоречие, а без него тождество обернется тавтологией. А дважды входить в одну и ту же реку мне будет неинтересно...
- Ты говоришь, прям, как мой старший товарищ, Гераклит; Сократ, когда прочитал его творение «О природе», то сказал, что «то, что понял - прекрасно, а что не понял, наверно еще прекраснее».
Конечно, здесь я лукавил, конечно, мне хотелось, да что там! - мне дико хотелось встретить Милу, видеть ее глаза, улыбку, гладить волосы, но еще больше мне хотелось вспахивать чистое поле души, все больше и больше преобразуя моего злейшего врага в друга.