Вернуться на главную страницу
Я творю мир (философско-педагогическое эссе). Ч.2. Так где же прячется истина?
Глаза Милы сияли. И я понимал отчего. Это было сияние самой истины, приготовившей нам немало сюрпризов. Это и было то самое «больше», секрет возникновения, проявления и развития которого пытался выявить Платон и я вместе с ним.
Одев красную тунику, Мила изъявила желание прогуляться. Мы с Платоном не препятствовали, нам было даже интересно, сумеем ли мы вычленить в чистом виде сюрприз Милы до того, как она нам его преподнесет. Мила вышла в коридор, и за стеной раздался женский смех. Интересно, я же еще никого не творил, а подруги уже нарисовались. Но, очевидно, Мила решила не отвлекать меня от важной беседы и начала потихоньку сама создавать этот мир. Ну что же, ей и карты в руки, ведь Мила - я сам. А у нас есть дела поважнее, чем Милины подруги или, как сказал Платон, гетеры.
Итак, Платон не лукавил, когда сказал, что запутался в понимании истины. Но при этом он, как мудрый человек, четко обозначил поле поиска, где прячется истина. Это произошло по одной простой причине - Эрот озарял наш поиск. Бог любви явился нам сначала в виде девушки в белом платье, потом обрел обличье мудреца, который тут же понял, что даже он, с высоким лбом, убеленный сединами, не есть собственная форма истины; в чем она заключается, он не знал, но интуитивно осознал, что истина вовсе не в одном моменте тождества мыслимого и сотворенного, или, по его словам, тождества мышления и бытия, а истина - во всей цепочке движения этого тождества. Истина - это процесс, процесс изменения чистой формы тождества в нечистую, но столь приятную для взора и удивительную для духа. Понять закон этого изменения и есть найти собственную форму истины, разума. Чем мы и занялись в нашей второй беседе.
- Валерий, прости, я невольно подслушал твои мысли. Есть у меня такой дар. Ты правильно схватил направление движения истины - в сторону, где образуется вещь, «приятная для взора и удивительная для духа».
- Совершенно верно.
- Но, согласись, это образ скорее поэтический, нежели философский.
- Согласен.
- И в то же время, это хороший образ, несмотря на то, что раньше я рассказывал тебе о философах, которые выкалывали глаза, чтобы лучше видеть истину.
- Ты хочешь сказать, любезный Платон, что есть не только внешнее, но и внутреннее зрение?
- Да.
- Но благодаря чему можно увидеть мир, если нет глаз?
- А ты как сам думаешь?
- Благодаря слову.
- Но и слова бывают разные.
- Совершенно верно.
- Тогда почему же, все-таки словом увидишь больше?
- Словами можно описать весь мир, глаза ограничены пределом видимости.
- Действительно, как я раньше об этом не подумал.
- Вот, например, Мила вышла, по твоему унылому виду я вижу, что ты уже скучаешь, но даже, если бы я не смотрел на тебя, понял это по твоим ответам.
- Вот как!
- И даже по этому «вот как!» я почувствовал, как поднялось твое настроение, а ведь зашел лишь разговор о Миле. Ее самой здесь нет. Такие чудеса творит слово.
- То есть ты хочешь сказать, Платон, что саму цель движения истины - «приятный для взора» - нужно выразить словом.
- Именно это я и хочу сказать.
- Но как это сделать?
- Давай уточним, что мы имеем ввиду под внутренним зрением, тогда и поймем, что будет приятно такому взору.
- Давай.
- Тогда попробуй описать словом, почему Мила в легком белом платье была так приятна взору.
- Я понял тебя, Платон, ты хочешь спросить, какой образ сотворила Мила, благодаря своему наряду?
- Да.
- Ну, я уже говорил, но повторюсь - образ легкости, ненавязчивости, абсолютного единства со мной как духа.
- Те есть, ты хочешь сказать, что благодаря этому чудесному явлению возник образ абсолютно тождественный тебе, даже лезвия не просунешь?
- Спасибо, Платон, ты нашел верное сравнение.
- Но как ты думаешь, Валерий, за счет чего возник этот образ, ведь Мила все-таки Женщина?
- Думаю за счет абсолютной противоположности моему мужскому началу.
- Ты правильно думаешь.
- Я интуитивно чувствую, что противоположности притягиваются, но здесь получается, что абсолютные противоположности тождественны?
- Совершенно верно.
- То есть, ты хочешь сказать, что истинное тождество только то, которое способно обернуться противоречием?
- Да.
Здесь мы сделали паузу. Было о чем подумать. Получается, что Мила опять опередила нас со своим сюрпризом, убежав к гетерам. И я впервые ощутил на себе величайшее напряжение собственной формы истины - противоречия. Захотелось бросить мудрую беседу, выбежать в коридор, растолкать девчонок, схватить Милу за руку и любить, любить ее до изнеможения... Но чистая форма вдруг шепнула мне: «Не бегай за ней, сама придет, она пока еще мудрее тебя». «Почему?», - я включился во внутренний диалог. «Уней чистая форма врожденная, а ты меня только сейчас обнаружил». Получается, что четвертое, что я сотворил после Женщины, чая и Платона, была собственная форма истины, разума, творчества - противоречие.
