Основное противоречие советской философии. Часть 3. Кто и куда направлял «развитие» советской философии
С исчезновением СССР не просто исчезла советская философия, но в одночасье на ее развалинах в готовом виде, как Афина из головы Зевса, возникли сонмища сторонников позитивизма, экзистенциализма, фрейдизма, феноменологии, герменевтики, антропологии и т. п. философских ископаемых, основательно призабытых на Западе. Но рождение взрослой тетеньки, да еще в полном военном обмундировании, из головы отца — это миф, и это все прекрасно понимают. А вот появление в готовом виде полчищ постсоветских позитивистов, экзистенциалистов и прочих «истов» — это, так сказать, «медицинский факт», который нельзя объяснять чудом, хотя объяснить его рационально, на первый взгляд, не представляется возможным. Так вот, в предыдущей части мы постарались показать, что эти течения на самом деле никогда и не возникали в готовом виде, что они давно уже существовали в советской философии и нередко были куда более крепкими, чем на Западе. Мы ссылались на В.М Лейбина, который говорил, что ни в одной другой стране мира работы Фрейда не переводились столь интенсивно, как в России 20-х годов. Увы, это касалось не только 20-х годов и не только Фрейда. Так, например, все, что писал по философии В. Гейзенберг, в СССР обязательно переводилось и очень широко издавалось[1]. Популяризаторов его философских идей нисколько не останавливало ни то, что он был активным участником нацистского атомного проекта, ни то, что он никогда не скрывал своих целей — опровергнуть материализм. И таких примеров можно приводить очень сколько угодно.
Единственное философское течение, которое в СССР во все времена было в огромном дефиците, это, пожалуй, марксизм. Притом, потребность в нем была огромная, как и интерес к нему среди широких масс.
В комментарии ко второй части этого материала читатель Денис написал следующее: «Указание на тиражи книг выглядит как попытка подменить качество количеством. На самом деле в СССР не особо много всяких развлечений было, поэтому коллекционирование книг (большинство из которых не читали) было одно из хобби». Не хотелось бы с ним спорить, поскольку в той части статьи речь вообще шла не о том, насколько в СССР читали философскую классику, а о том, насколько и как там «подавлялась философия» (чего уважаемый комментатор, к сожалению, не заметил, наглядно продемонстрировав тем самым, что и чтение само по себе еще ничего не говорит о «качестве»), но я позволю себе рискнуть указать на тиражи изданий работ классиков марксизма в виде брошюрок. Вряд ли кому-то могло придти в голову коллекционировать эти совершенно непрезентабельные копеечные издания. Так вот, согласно Большой советской энциклопедии, «в СССР, по данным на 1 января 1973, выпущено 447 изданий „Манифеста коммунистической партии“ тиражом 24341 тысяча экземпляров на 74 языках». На всякий случай предупреждаю, что приводя эти данные, я не имею в виду, что все эти экземпляры были прочитаны от корки до корки, и 24 миллиона человек, прочитавшие их, стали теоретиками-марксистами, и если кто-то меня в этом заподозрил, то это его проблемы. Я указываю только на то, что эти издания, по всей видимости, раскупались, поскольку очень трудно предположить десятки переизданий какой-то книжки, в условиях, когда не проданы предыдущие, также как сложно предположить наличие в СССР 24 миллионов людей, которые, поскольку «в СССР не особо много всяких развлечений было» (?????????), начали вдруг коллекционировать «Манифесты коммунистической партии».
В то же время, хочется обратить внимание, что не только в этой части, но и во всем материале, я не только не пытаюсь «подменить качество количеством», но и, напротив, непрерывно провожу мысль о том, что, вопреки расхожему мнению, марксистская философия отнюдь не была господствующей в СССР ни в какие годы его существования. Интересно, что мнение о ее господстве с одинаковой настойчивостью внушали как советские, так и антисоветские идеологи (впрочем, очень часто это были одни и те же люди), но сейчас разговор о другом. О том, что, с одной стороны, в СССР была огромная потребность в философии вообще и в марксизме в частности, и что были приложены огромные усилия для того, чтобы эту потребность удовлетворить. Но при всем этом советские дипломированные философы в массе своей всегда были приверженцами тех или иных направлений так называемой современной буржуазной философии. Нас меньше всего интересует вопрос о том, считали ли они себя при этом марксистами или находились во «внутренней оппозиции», поскольку после того, как практически все советские философы под чутким руководством секретарей по идеологии ЦК (напомним, что секретарем ЦК КПСС по идеологии был А. Н. Яковлев, а секретарем ЦК КПУ по идеологии — Л. М. Кравчук) вдруг «прозрели» и стали антимарксистами, этот вопрос снялся сам собой. Пока мы постараемся хотя бы хорошо зафиксировать этот парадокс.
Ибо это, как минимум, парадокс, что при том всем, что в обществе существовал огромный спрос на классическую философию и марксизм, который государство всячески старалось удовлетворить, среди профессиональных советских философов марксистов практически можно было пересчитать по пальцам.
Например, на философском факультете Киевского университета им. Т.Г. Шевченко в свое время без какой-либо иронии говорили, что там всего двое марксистов — В. А. Босенко и Л.С. Горбатова[2]. На самом деле, это было преувеличение. Ведь там были еще, как минимум, А. С. Канарский и М. Л. Злотина. Да и В.А. Босенко как марксист не с неба свалился. Сам он считал, что на его становление большое влияние оказал С.Х. Чавдаров, который тогда работал заведующим кафедрой педагогики в Киевском государственном университете.
Нельзя также сбрасывать со счетов П. В. Копнина[3]. Это в Москве, занимая самый высокий в советской философии пост директора Института философии АН СССР и не смотря на все свои старания, он как-то «растворился» как марксист. Что, видимо, и позволило авторам русскоязычной энциклопедии написать, что П. В. Копнин — «один из инициаторов разработки в СССР логики научных исследований». Если вы не поленитесь перейти по гиперссылке, то немедленно столкнетесь с Поппером. Получается, что Копнин — инициатор наступления позитивизма в СССР. И это о человеке, который приложил столько усилий в борьбе с позитивизмом, человеке, который всячески издевался над модными тогда «философскими проблемами естествознания». Пересказывают, что он говорил: «Если это проблемы философские, то при чем здесь естествознание, а если это естествознание, то при чем здесь философия». Но в Москве такой «тонкий» юмор уже давно никто не понимал. Тем более, что как директору института философии АН СССР Копнину приходилось немало говорить и даже писать по вопросам как «логики научных исследований», так и «философских вопросов естествознания», которыми тогда очень увлекались советкие философы. А что именно он говорил и писал и какие идеи при этом отстаивал, мало кого интересовало.
В Киеве же П. В. Копнин был, что называется, «на своем месте». Возможно, Копнин не совершал прорывов в области марксистской философии, но с каким изяществом он умел поддерживать тех, кто это делал. В. А. Босенко рассказывает, что как-то в бытность его аспирантом Копнина тот принес на кафедру рукопись статьи «Идеальное» для философской энциклопедии, которую прислали ему на рецензию, и сунул ее своему аспиранту со словами: «Опять тут Ильенков со своей Спинозой. Я знаю, что ты этим тоже увлекаешься, поэтому напиши, а я подпишу».
П.В. Копнин был просто великолепным организатором, а это качество в то время имело первостепенное значение, поскольку киевский период деятельности Копнина совпал с массовым введением преподавания философии в вузах в качестве отдельного предмета[4].
Копнин же умел завоевать авторитет и, соответственно, увлечь за собой людей иногда даже одной фразой. К примеру, согласно, легенде, однажды он поспешил закончить заседание кафедры, сославшись на то, что ему нужно спешить домой, поскольку у него сегодня генеральная стирка, чем мгновенно завоевал симпатии женской половины кафедры и сильно озадачил мужскую. Никому в голову не приходило, что заведующий кафедой, профессор может заниматься таким, как тогда считалось, сугубо женским делом как стирка да еще без всякого стеснения об этом заявлять на заседании кафедры. Это был, как сейчас бы сказали, «разрыв шаблона», подстать тем, которые так любил практиковать Сократ.
Притом, Копнин с точно такой же легкостью и непринужденостью действовал не только в киевской «провинции», но и «в международном масштабе». Согласно еще одной легенде, на многолюдном собрании после завершения длительной командировки в США, где он читал лекции в одном из университетов, Павлу Васильевичу задали вопрос о том, что же он им там читал.
— Конечно, диалектический материализм, я же больше ничего не умею, — не задумываясь ответил докладчик.
— А как же они его воспринимали, ведь там марксизм на дух не переносят?
— На ура, — не замедлил с ответом Копнин. — Я им говорил, что наша кафедра после длительных исследований пришла к выводу, что материя первична, а сознание вторично, после чего следовали восторженные аплодисменты.
И можно не сомневаться, что в этой шутке была лишь доля шутки. Копнин и в самом деле был мастером в деле пропаганды марксистских идей.
Понятно, что в Москве Павел Васильевич стрался «раздуть» марксистскую искру не меньше, чем в Киеве, но, видимо, там он не нашел достаточного количества «горючего материала».
В Москве с марксистской философией дела обстояли из рук вон плохо. Э. В. Ильенков в известном письме в ЦК КПСС «О положении с философией» приводит один факт, который ясно демонстрирует, насколько это положение было печальным: «Факт тот, что СЕКТОР ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА (кстати, один из самых малочисленных секторов Института философии АН СССР) НЕ СМОГ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 10 ЛЕТ ПОДЫСКАТЬ СРЕДИ ВЫПУСКНИКОВ ФАКУЛЬТЕТА (речь идет о философскоми факультете МГУ- В.П.) НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, НЕ ТОЛЬКО ПРОФЕССИОНАЛЬНО СПОСОБНОГО, НО ДАЖЕ И ПРОСТО ЖЕЛАЮЩЕГО РАБОТАТЬ В ОБЛАСТИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ».
Если в Киеве теплился хоть и слабенький, но все-таки очажок марксистской философской мысли[5], то в Москве можно говорить разве что об отдельных ее вспышках. Некоторые из них были весьма яркими — в первую очередь речь идет об Ильенкове и Лифшице[6], но это были именно отдельные вспышки, которые никак не могли «осветить путь». Как и всякие иные вспышки, они нередко ослепляют идущего, а не освещают ему путь. Особо это относится к ученикам Ильенкова, многие из которых, будучи очень талантливыми и быстрро «загоревшись» от своего учителя, закончили весьма печально. Так, Г. С. Батищев, который тоже в свое время был аспирантом Э. В. Ильенкова, еще в советские времена (он умер в 1990 году) крестился, «воцерковился» и бросился в «религиозные искания». Самое смешное, что толчком к этому «юродствованию во Христе», по словам еще одного аспиранта Ильенкова, А. А. Хамидова, который, кстати, всячески это юродство пропагандирует, послужило знакомство Батищева с Агни Йогой: «Знакомство с этим учением позволило ему усомниться в абсолютной истинности философии К. Маркса и усмотреть в нём, а тем самым и у себя, в своих доселе осуществляемых философских изысканиях, анти-субстанциалистскую и вместе с тем антропоцентристскую позицию».
Если бы на Западе какой-то философ под влиянем Агни Йоги перешел в православие, его, несомненно, сочли бы сумашедшим. Но для советских философов это, увы, было «в пределах нормы». И это бы было смешно, если бы не было так грустно.
Нужно сказать, что попытки исправить такое ненормальное положение в области философии предпринимались и неоднократно. Надо полагать, что и перевод П. В. Копнина в Москву был одной из таких попыток, увы, закончившейся без особых результатов.
Но мы не будем даже перечислять все эти попытки. Мы приведем только один пример, который ярко демонстрирует как всю противоречивость ситуации с философией в СССР, так и поверхностность и откровенную глупость большинства сегодняшних трактовок этой ситуации, которые обычно сводятся к тому, что ЦК КПСС всегда давил творческую мысль и всеми силами навязывал философам марксизм. Притом, например, Ильенкова, в большинстве случаев принято относить к числу творческих философов, которого этот самый ЦК КПСС давил и преследовал. Но вот что вспоминает один из соратников Ильенкова, директор Института философии АН Казахстана Ж. М. Абдильдин[7]:
«Когда сняли Хрущева, нас с Ильенковым включили в состав комиссии по общественным наукам… По итогам этой работы было заседание, на котором присутствовали заведующие отделами ЦК КПСС, были приглашены выдающиеся ученые того времени — человек 50… Обсуждается вопрос о том, что является самой актуальнейшей задачей для советской философии… нам удалось включить в предложения все то, над чем мы работали эти два месяца, и когда окончательный документ вышел, многое, конечно, сократилось, но основные идеи по диамату остались. Когда все опубликовали, то это уже стало не нашим, а постановлением ЦК КПСС, в котором говорится, что главная задача — это создание логики с большой буквы…».
Мы здесь оставляем в стороне тот момент, насколько демократично тогда формировалась политика в области философии[8]. Мы сейчас несколько о другом. О том, что было дальше.
Об этом мы можем узнать из воспоминаний бывшего декана философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Анатолия Косичева:
«В 1966 году приказом по министерству высшего и среднего образования на факультете была создана кафедра диалектической логики, заведующим которой был назначен М. Б. Митин. Но с реализацией этого приказа произошла осечка. Ряд преподавателей философского факультета, особенно кафедры логики, не согласились с этим решением, они пошли к ректору И. Г. Петровскому и убедили его в нецелесообразности создания такой дисциплины…. Но ректор оказался очень опытным дипломатом. Он не отказывался создать кафедру диалектической логики, так как был соответствующий приказ министра. Но он говорил Митину и Молодцову, что надо как следует подготовиться к созданию этой кафедры, разработать программы, написать учебники или учебные пособия, подготовить кадры. Короче говоря, ректор брал курс на затягивание решения вопроса. Но было ясно, что он ее не хотел создавать. Академик Митин, видя нежелание ректора да и отрицательное отношение профессорско-преподавательского состава факультета, перестал ходить к ректору, потерял интерес к этой проблеме. Так, постепенно спустили на тормозах создание кафедры диалектической логики».
Этот пример очень здорово показывает, что направление «развития» философии в СССР вполне могли определять вовсе не ЦК КПСС, и даже не «страшный» академик Митин, а ректор МГУ, специалист в области дифуравнений И. Г. Петровский, который просто «не хотел» выполнять решение ЦК, поскольку «ряд преподавателей философского факультета, особенно кафедры логики» «не согласились с этим решением», и «убедили его в нецелесообразности создания такой дисциплины».
Вот как на самом деле выглядело «подавление философии» в СССР и «монополия марксизма» в ней!
_____________________________
[1] Об этом чуть позже мы напишем более подробно, поскольку это очень показательный пример того, как в СССР культивировался не только позитивизм, но и как этот самый позитивизм превращался в самый что ни на есть спиритуализм.
[2] Леонида Сергеевна Горбатова, супруга Валерия Алексеевича Босенко, работала на кафедре этики и эстетики Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко. Специализировалась в области этики. Основные идеи изложены в книге «Моральні принципи соціалістичного суспільства». К. Політвидав. 1979.
[3] П. В. Копнин был руководителем кандидатской диссертации В. А Босенко, с 1959 по 1961 год он заведовал кафедрой диалектического и исторического материализма КГУ, а с 1962 по 1968 год возглавлял Институт философии АН УССР.
[4] П. В. Копнин организовывал кафедру философии самого крупного вуза Украины Киевского политехнического института и был ее первым заведующим.
[5] Разумеется, что этот очажок был крайне слабеньким, но для того, чтобы понять, насколько ситуация отличалась от московской, достаточно обратить внимание, что на философском факультете Киевского государственного университета специализация «диалектический материализм» считалась самой престижной, в то время как «логика», напротив, самой непрестижной. То есть ровно наоборот тому, что пишет Ильенков о МГУ: «Выпускники эти просто насмешливо фыркают, услышав предложение работать в области ДИАЛЕКТИКИ КАК ЛОГИКИ И ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ МАРКСИЗМА (фи, — гегельянщина! То ли дело „логика современной науки“! То ли дело — математическая логика, кибернетика!)».
[6] Кроме Ильенкова и Лифшица следует вспомнить В. А. Вазюлина и Ю. И. Семенова. Хотя к их собственно философским воззрениям следует относиться весьма осторожно. Неоспоримым остается факт того, что после них остались ученики, которые приложили немало усилий для сохранения марксистской традиции в России.
[7] Здесь указать на два достаточно ярких в свое время «очага» марксистской мысли в СССР — это Ростов, к чему приложил большие старания ректор Ростовского госуниверситета Ю. А. Жданов, и Алма-Ата, бывшая в то время столицей Казахской ССР и местом дислокации Института философии АН Каз. ССР, который возглавлял Ж. М. Абдильдин.
[8] Для сравнения, министр образования поддерживаемого всем мировым демократическим сообществом правительства Украины в 2015 году чуть было единоличным решением не уничтожил вообще преподавание философии в вузах, сделав ее «предметом по выбору», и только то случайное обстоятельство, что вице-премьер, курирующий эту сферу, вспомнил вдруг (точнее, ему напомнили), что когда-то он окончил философский факультет (и даже был секретарем факультета комсомола на этом факультете), и это решение отменил.