Философский материализм как принцип
Что значит «с каждым составляющим эпоху открытием материализм меняет свою форму»?
«С каждым составляющим эпоху открытием даже в естественноисторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму»[1]. Приведенное положение Энгельса нередко рассматривают как указание на то, что по мере развития естествознания будут изменяться (сменяться, появляться новые, исчезать старые и т.д.) философские принципы, категории, законы, положения; на смену одной философии будет приходить другая, и так без конца. В частности, существовал домарксовский метафизический материализм, затем ему на смену пришел диалектический материализм, а в будущем его сменит еще какой-то новый материализм и т.д.
Не говоря уже о том, что такая тенденция - ставить развитие современной философии в прямую и непосредственную зависимость от развития естествознания - ошибочна (а порождена она распространенным предрассудком, будто философия как наука не имеет своего предмета, а только то и делает, что истолковывает, интерпретирует, обобщает естественнонаучные открытия, факты т.е. кормится тем, что подадут от стола естественных наук). Заметим, что в упомянутом замечании Энгельса речь идет вовсе не об изменении философии, философских положений и связи с новыми естественнонаучными открытиями. Его слова о смене форм материализма относятся не к философскому материализму, а к естественнонаучному. По мере углубления знаний об изменяющейся материальной действительности обязательно изменяется научное материалистическое представление об окружающем мире, т, е. меняется форма (естественнонаучная) материализма. Но при всех этих изменениях сохраняется то, что лежит в самой основе научного знания (как отражения) и составляет его суть и содержание. Это - сам принцип материализма: материя первична, сознание вторично. И вот этот-то материалистический принцип есть уже философский материализм, и изменению он не подвергается. Никакие новейшие открытия в естествознании, никакие изменения в представлениях людей (даже бесконечно далеких от нас поколений) об окружающей картине мира, т. е. никакие изменения формы (естественнонаучной) материализма не могут поколебать или поставить под сомнение данное (по сути гносеологическое) философское содержание материализма. В таком же смысле говорится и у Ленина, что когда речь идет о «ревизии формы» материализма Энгельса, то должна подразумеваться «ревизия его натурфилософских положений». «Махистам,- говорит он,- мы ставим в упрек отнюдь не такой пересмотр, а их чисто ревизионистский прием - изменять сути материализма под видом критики формы его»[2].
Корни неверного представления, будто под изменением формы материализма следует понимать то, что на смену метафизическому пришел диалектический материализм, а дальше-де можно, ожидать появления еще какого-то сверхдиалектического материализма и т. д., заключаются в том, что, как указывает Энгельс, путают «материализм как общее мировоззрение, основанное на определенном понимании отношения материи и духа, с той особой формой, в которой выражалось это мировоззрение на определенной исторической ступени, именно в XVIII веке»[3].
А выражалось оно, мало сказать, в неверной, искаженной форме. Более того, смешивают его (в том числе и Фейербах) с той опошленной, вульгаризированной формой, «в которой материализм ХVІІІ века продолжает теперь существовать в головах естествоиспытателей и врачей и в которой его в 50-х годах преподносили странствующие проповедники Бюхнер, Фогт, Молешотт»[4] (т. 21, с. 286).
На ранней стадии развития философский материализм и естественнонаучный материализм были нерасчлененными. Философские материалистические воззрения в значительной степени были фактически натурфилософскими. Здесь имело место совпадение философского материалистического принципа с естественнонаучной картиной мира. Когда же появилась возможность вычленить материализм как всеобщий принцип и сформулировать понятие материи в предельно всеобщей форме, не сводимой ни к одной из конкретных форм проявления материи, а именно, как объективной реальности, независимой от сознания и данной нам в ощущениях, то те или иные конкретные формы существования материи остались в компетенции естествознания; сам же принцип, как гносеологический, предельно всеобщий,- в компетенции философии. При этом философский материализм остается методом, главным стержнем материалистических представлений о природе.
То, что обычно имеется в виду, когда говорят о высшей форме материализма (подразумевая диалектический материализм) - это не та форма, об изменении которой говорится у Энгельса в упомянутом положении, и даже вовсе не форма в отношении к тому материализму, о котором в этом положении идет речь.
Собственно, философский материализм как принцип, став диалектическим и получив предельно всеобщую форму выражения, как раз по форме-то никогда больше и не претерпевает изменения. Чтобы это понять, нужно не забывать, что диалектический материализм - это не просто одна из возможных преходящих форм материализма (который в таком случае не мог бы претендовать на роль всеобщего универсального метода), а высший и последний этап, завершающий развитие единого и единственно возможного философского материализма (материалистического монизма), который выступает как всеобщий принцип, как общее мировоззрение, основанное на определенном понимании отношения материи и духа.
Некоторых смущает утверждение, что материализм может быть завершен: в этом выражении не видят ничего другого, кроме как прекращение развития. Но как можно представить себе, например, изменение понятия материи и заключенного в нем принципа материализма, изменение основного вопроса философии? Что вообще можно еще сказать о материи как таковой, кроме того, что это объективная реальность, независимая от сознания и данная в ощущениях? Здесь, как говорит Ф. Энгельс, дойдя до формы суждения всеобщности, «закон достиг своего последнего выражения <...> в своей всеобщности, в которой и форма и содержание одинаково всеобщи, он (закон.- В. Б.) не способен ни к какому дальнейшему расширению: он есть абсолютный закон природы... <...> Посредством новых открытий мы можем доставить ему новые подтверждения, дать ему новое, более богатое содержание. Но к самому закону, как он здесь выражен, мы не можем прибавить больше ничего»[5].
Указание на завершенность[6] материалистического философского принципа может показаться догматическим призывом консерваторов, сводящих суть материализма к нудному повторению того, что материя первична, а сознание вторично. Но такие обвинения с позиций «новейших открытий» не новы, и в свое время на подобные претензии Ленин уже дал ответ. И характерно, что ему пришлось отвечать как раз на обвинение в повторении вопроса об отношении бытия и сознания: «Достаточно ясно поставить вопрос, чтобы понять, какую величайшую бессмыслицу говорят махисты, когда они требуют от материалистов такого определения материи, которое бы не сводилось к повторению того, что материя, природа, бытие, физическое есть первичное, а дух, сознание, ощущение, психическое - вторичное»[7].
После достижения философским материалистическим принципом завершенного выражения дальнейшее развитие материализма отнюдь не останавливается. Видимо, противоположностям, возникшим в результате раздвоения единого материализма на философскую и естественнонаучную области, в соответствии с диалектическим принципом развития предстоит прийти к тождеству, к разрешению. И действительно, формулирование философского материалистического принципа вовсе не является самоцелью, он проникает во все конкретные области знания о природе и обществе и «работает» там как основа, как подход к действительности, как всеобщий принцип отражения (включая и практическое освоение действительности), как выражение принципиальной познаваемости природы, как неизбежное содержание любой научной истины, как мировоззрение.
Называть при таком положении основывающуюся на материалистическом принципе отражения науку (вернее, систему конкретных наук) естествознанием или материализмом, или, наконец, просто историей (складывающейся из истории природы и истории общества) - одно и то же. Под этим будет подразумеваться научная, непрерывно совершенствующаяся и верно материалистически истолковываемая картина материального мира, т. е. подлинная, история действительности. Всеобщий гносеологический принцип материализма будет как бы постоянно функционировать и безраздельно господствовать в конкретных науках[8] и, став само собой разумеющимся в изучении действительности, видимо, просто перестанет быть положением, которое нужно было бы «распространять» на конкретные (положительные) науки. Он будет буквально «жить» («работать») в самих науках о природе (вернее, в единой науке истории как ее стержень, метод, движетель, мотор). Вместе с тем отпадает необходимость в специальной науке, которая была бы теперь только хранилищем таких всеобщих, достигших предельно широкого выражения и по содержанию, и по форме принципов (в чем была необходимость в ходе становления, формирования последни.
Как видим, здесь имеет место «возврат» принципов (получивших выражение и формулирование в предельно всеобщей понятийной форме, т. е. на более высоком уровне) туда, откуда они выведены (из практики) - и в практику же, во все конкретные науки, в результате и чего возникает новый синтез - наука история и практический материализм. Такой возврат есть не шаг назад к исходному состоянию, а движение вперед, на более высокую ступень. Правда, не всегда этот процесс верно осознается современниками. Одни воспринимают это как возврат к натурфилософии, другим кажется, что нужно «пересмотреть оценки Энгельса»; при этом пускается в обиход термин «философия естествознания».
Но иллюзия в необходимости создания особой науки натурфилософии, философии естествознания и т. п. в конечном счете является результатом неумения видеть роль деятельности общественного человека в освоении природы. Это - продукт отделения от человека производительных сил, представляемых как «особый мир наряду с индивидами»[9]. Новая «натурфилософия» призвана заполнить собой разрыв между абстрактно понимаемым человеком и природой, а фактически заполнить пробел в знании подлинной сущности человека и его взаимоотношения с природой. При таком подходе можно понять противопоставление природы и человека, но нельзя понять суть их единства (не идут дальше чисто естественнонаучного, натуралистического единства; и человек и природа рассматриваются при этом абстрактно). Взаимопревращение природы в человека и человека в природу или не понимается совсем, или понимается натуралистически. Ф. Энгельс был совершенно прав, когда говорил, что «...натурфилософии пришел конец. Всякая попытка воскресить ее не только была бы излишней, а была бы шагом назад»[10].
______________________
[1] К. Маркс и Ф, Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 286
[2] В. И. Л е н и н. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 266.
[3] К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Сочинения, т. 21, стр. 286.
[4]Даже в наши дни можно встретить такое представление, что идеалист - это человек, у которого имеются идеи, а материалист, ему бы главное - поесть, предаваться сомнительным утехам и т.п. Конечно же, это никакое отношение к материализму и идеализму не имеет.
[5]К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 540.
[6] А это завершение и достроенность до верху происходит тогда, когда появляется материалистическое понимание истории и подлинный диалектический материализм есть тот, который исторический материализм, т.е. доведенный до исторического материализма. Более того, - до научного социализма.
Если, как говорит Энгельс, марксисты - это «практические материалисты». Что кроме прочего значит, что они исходят не из объяснения мира, а изменения его (революционно-практически) и прежде всего мира общественного, то вполне ясно как нужно понимать изменение формы материализма с каждым новым открытием, составляющим эпоху «не говоря уже об общественном... открытии».
[7] В. И. Ленин . Полное собрандие сочинений, т. 18, стр. 150
[8] Вернее, уже в науке, единой. Маркс говорит, что в сущности есть одна наука - история, которая складывается из истории природы и общественной истории (как продолжение в общественной форме движения).
[9] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 67.
[10] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 305.