Вернуться на главную страницу
К интересным метаморфозам гуманитарной науки
К нижеизложенным размышлениям меня подтолкнуло чтение Гегеля. Очень заинтересовали мысли Гегеля о том, почему логика требует изменений, почему он решительно отказывался от её старого здания. Как мне показалось, эти выводы могут быть интересны и при анализе современной гуманитарной науки.
В нашей гуманитарной науке произошла очень сильная перемена, которая меняет ныне вектор её интересов и развития. А вот чем считать такую перемену: регрессом (попыткой движения в любых направлениях, кроме некоторого) или прогрессом (движением по направлению, исключающему движение в иных направлениях) — это и нужно понять.
Чтобы понять, что же произошло, надо ответить на несколько вопросов:
Предвижу, что за четвёртый пункт некоторые современные представители науки могут обвинить меня в ненаучности, предвзятости и т. д., а довершить всё может страшное клеймо идеологичности. Ответ таким обвинителям у меня лишь один: во-первых, ни один человек не может излагать факты, а тем более свое виденье, отказавшись от своего мнения. Собственно мнение это есть итог переработки той информации, которую человек узнал, так не лишайте его результатов. А во-вторых, социальные науки так или иначе меняют общество, а общество это то место, где я живу, действую, которое воздействует на меня самым существенным образом: так как же мне оставаться в рамках нейтральности к нему? Поэтому в заключении своего представления я скажу читателю следующее: я не ожидаю, что кто-то слепо примет мою точку зрения: этому бы я очень опечалился, так как это значит, что человек недостаточно размышлял о прочитанном; но и читатель пусть не ждет позиции нейтрального наблюдателя от меня.
Гуманитарные науки, то есть науки о человеке и обществе имеют историю, идущую к нам из того времени, как появилось общество. И в каждую из исторических эпох науки обладали своим набором понятий и терминов. Важно отметить, что понятие это не просто слово, мысль и т. д., за ним стоит социальное отношение и опыт. Это справедливо для любого понятия, от простого житейского до связанного с наукой. Вспомним, что ребенок уже в самом юном возрасте постигает объекты вокруг него посредством общества. Когда же речь заходит о абстрактных понятиях, которые выражают не то, что можно ощупать, попробовать, а то, что выражает вещи столь же объективные, но выраженные в жизни общества через физические и иные модели, то тут человек в их постижении всецело зависит от общества, от социального опыта, который находится внутри понятия и от той формы, в которой он раскроется человеку.
Этнографы отмечают, например, что эскимосы и другие северные народы имеют очень развитую систему обозначений белого цвета, которая отражает очень тонкие различия в цвете снега; в то же время мы называем снег белым и нам этого вполне хватает. Это и не мудрено: снег и лед играют в жизни эскимоса очень важную, хозяйственно-экономическую роль. В то же время экспедиции советских психологов в Среднюю Азию наглядно показали, что чем ближе человек к первобытно-общинному строю или к примитивному труду, тем меньше у него развито абстрактное мышление. В то же время наблюдалась и обратная картина: если у жителей глухих селений абстрактность мысли вызывала серьезные трудности, то у студенток педагогического института с этим не было никаких затруднений. Все это, к тому же, как показали исследования психологов Лурия и Леонтьева, активно отражалось в речи человека и его языке.
Отсюда сделаем важный вывод:
Мышление и познание — процесс общественный и имеет объективные закономерности. СССР испытал очень серьезный социально-экономический переворот в недавнем прошлом, который можно назвать, не погрешив против истины, контрреволюцией. Важно отметить, что в её ходе социальная система, складывающаяся на просторах бывшего СССР, все более и более теряет свое важнейшее свойство, присущее советской экономике: возможность её целенаправленного, сознательного развития. Однако здесь важно избежать одной ошибки: возможность целенаправленного развития не отменяет законов общественного развития и не подменяет их, о чем в 1952 году и писал Сталин в работе «Экономические проблемы социализма в СССР». Такая экономика имеет в себе интереснейшую диалектическую пару: взрывное развитие и наоборот столь же взрывное разрушение. Мы на примере СССР увидели обе фазы. 20-50-ые — период взрывного роста, а конец 70-ых-90-ые — столь же взрывное падение. Исключительно быстрое развитие советской экономики в первую очередь было связано с тем, что сначала были глубокие теоретические работы Ленина, а потом Сталина. Это была не та теоретическая работа, которой так любят заниматься современные гуманитарные ученые: сугубо описательная, где много точек зрения, но мало ответственности за эти точи зрения. Напротив эти работы носили характер работ, определяющих будущую структуру общества, пути его развития. А потому авторы отстаивали свою точку зрения, не боялись вступать в полемику с другими авторами. От победы точки зрения Ленина или Мартова зависел путь развития всего общества, а что зависит от очередного исследования предвыборных настроений общества? Да ровным образом ничего. Многие современные официальные исследователи в области экономики похожи на социологов, — они делают сугубо описательные исследования и это считают вполне достаточным. Если же мы видим случайный факт исследования с какими-то итогом в виде плана действий, то его итог будет очень предсказуем: отправка под сукно.
В чём же дело, почему современная гуманитарная наука так преобразилась? Если рассматривать современный социально-экономический строй как у нас в Польше, так и на всей территории СССР, то можно заметить что во главе угла стоят интересы частной собственности. Организация труда у частника действительно высоконаучна или по крайней мере стремится к таковой. Но вот организация всего общественного труда стихийна. Это вполне объяснимо. Выдавливание слабого, выкачивание прибыли любой ценой — это требует стихийности, точнее даже порождает её. Если мы хотим её убрать, — значит мы должны устранить её причины, а из этого следует, что должен возродится и общественный способ присвоения. Это значит не только распределение ресурса должно перейти под контроль общества; общество должно получить контроль над планированием производства, процессом производства, одним словом, частный собственник не нужен в обществе, т. к. планомерность и целенаправленность развития общества предполагает единую экономику, основанную на кооперации, а не конкуренции. Большинство исследований, которые нацелены на решение конкретных проблем общества, так или иначе все более ярко подсвечивают те или иные глубокие недостатки существующей системы отношений и форм общения. Отсюда самый простой выход: сделать науку окончательно позитивистской, окончательно оторвать от насущных проблем общества, погружать во всё более частные вопросы развития общества, стремиться вообще отрицать какие-либо общие закономерности экономического характера в мировом развитии. Особенно ярко это видно в анализе феодализма: заметные группы современных историков всеми силами стараются отрицать даже то, что он у нас был. Логика таких действий прозрачна: марксизм, признавая особенности развития каждой нации, искал общие закономерности общественной жизни, а это путь к объедению людей, преодолевающий барьеры национальных предрассудков, преодолевающий барьеры религиозного фанатизма. Марксизм не на словах, а на деле исходит из того, что человечество — это единая семья, что уже существует необходимая хозяйственная всесторонняя взаимная зависимость наций. Естественно, буржуазии такое понимание нужно менее всего, ведь осознание этого единства очень близко к осознанию того, каковы задачи трудового большинства.
Таким образом, суть современной гуманитарной науки это быть ширмой либеральных программ, слепого тыканья властей бывших стран СЭВ. Теперь перейдем к формам современной науки. Раньше у нас была примерно единая терминология, которая опиралась на представление о лидирующем положении экономики. И класс, и формация, и революция, и многие иные термины носят на себе отпечаток экономики. Такую систему понятий стараются как можно быстрее выбросить, ведь эта система имеет своим ядром одно простое и в то же время очень сложное, взрывоопасное понятие: собственность. По нашим данным в последние десятилетия в ЕС не защищено ни одной диссертацонной работы с исследованиями отношений собственности или их изменения в капиталистическом хозяйстве. Опрос знакомых учёных показал, что эта тема табуирована, поскольку предполагает возможность добраться до неудобной истины «недопустимыми» приёмами... Опасность этого понятия даже не в том, что с собственностью в бывших странах СЭВ далеко не всё законно, а в том, что марксизм в принципе ставит вопрос о природе собственности и в чьих интересах она работает, а чьи интересы ущемляет.
Если мы выкидываем собственность за борт, то что взамен? А взамен приходит анализ политической надстройки, но она становится предметом фетишизма, ей дают какую-то собственную внутреннюю природу, еще чуть-чуть и дадут полную свободу от всего, но чтобы у читателя новых политических теорий не возникло законного вопроса, а откуда мы берем фундамент для всех этих красивых построений. Из рукава политолога появляется волшебная карта: политическая культура. За всем многоголосием вокруг этого термина прослеживается одно: главное — это психология отдельного человека, а также масс. Откуда она берется? А здесь нас любезно отсылают к З. Фройду и культовой книге современных социологов «Психология народов и масс» Лебона. Политическая свобода это новый культ, но диалектика социального развития переводит её в полную несвободу экономическую, а механику выборов в Польше уже многократно освещали и без меня. Но это неважно: главное чтобы человек мог прийти к урне, — вот она альфа и омега современной социальной науки. Перенятие буржуазной, «английской» терминологии и понятийной системы предоставляет возможность уйти от ответа на главный вопрос античных римских юристов: кому выгодно?
Надеюсь на первые два вопроса был дан ответ, а теперь возьмемся за третий: каковы последствия для общества. Стихийность развития предполагает всё более увеличивающуюся силу кризисов, всё более нелепые решения властей. Могу привести в качестве примера решение о введении российским ведомством образования так называемых «срезов знаний», практикующихся в вузах (обычно в форме теста). Этими «срезами» охватываются те предметы, которые студент освоил или «освоил» ранее. Эта новость оживила внимание к баловству подобными механизмами в Польше. Якобы проверяется то, насколько закрепились знания. Однако и психология и социальная наука четко говорят о бессмысленности этого:
а) Тестовая форма не дает возможности нормального, развернутого мышления, она редуцирует сам процесс мышления
б) Те знания, которые студент долго не применяет, не смогут полностью соответствовать требованиям просто в силу того, что они сейчас не нужны и не получили своего развития в реальной, трудовой или учебной деятельности.
Всё это неэффективно с точки зрения науки и задач поставленных обществом, но зато весь этот механизм очень эффективен для организации частно-государственных контор вокруг всех фаз проверки. Таким образом, современная социальная система поддерживает и насаждает неэффективные способы деятельности у человека и общества в целом.
Задача гуманитарной науки с моей точки зрения заключается в том чтобы:
а) Вырабатывать путь развития общества
Как мы уже с вами установили стихийность во многих вопросах тяготеет к неэффективным методам, так как они прибыльные. Старое общество — это старые социальные отношения, а их надо преодолевать, но как их можно преодолеть, если не имеешь нового? Ведь высшая стадия диалектического развития это разрешение отрицания в новое положительное.
б) Отвечать на вопрос о том кому выгодно данное социальное изменение
Настоящий учёный не должен бояться признать что какое то действие направлено против интересов большинства и в защиту эксплуататора. Если народ разворачивает борьбу за отстаивание своих прав и интересов, он не должен прятаться за тем что «я — учёный», а всеми силами помочь этой борьбе принять организованные формы, он должен помочь осознать борющимся свои цели ясно и чётко, а также методы их достижения
в) Научить думать
Это самая фундаментальная задача науки, и не только гуманитарной. Это значит вручить человеку инструмент для свободного плаванья среди моря фактов. Здесь главная задача состоит в том, чтобы помочь человеку подняться в своем методе мышления до общего и всеобщего. Природа дала в возможности такие методы мышления каждому, но вот сам материал для развития и овладения этими методами даёт наука. Причём не в стиле пассивного заучивания, а активного размышления и решения проблем, ведь запоминается только то что так или иначе затрагивает практические вопросы жизни, а не витание в мире абсолютной идеи. Наша задача состоит в том, чтобы каждый человек понял механику общества и то, какова его роль в нём, чтобы не было никаких покровов мистики на социальной механике, не было страха перед ней. Я думаю именно это и имел в виду Ленин, когда говорил что и кухарка должна учиться управлять государством.
