Вернуться на главную страницу
Николай Федосеев: путь партийца
Продолжение. Начало смотреть здесь: часть I, часть II
К лету 1889 года, несмотря на прогресс в области самообразования и революционного обучения, федосеевцы на практике успели сделать мало. Их партийная программа (включавшая положения о степени развитости капитализма в России, руководящей роли пролетариата, с крестьянством в качестве главного союзника в борьбе с самодержавием, отрицании индивидуального террора, и т.д.) носила интуитивный характер, находилась на первой стадии разработки. Они так и не успели вывести её на должный уровень: катастрофически не хватало литературы, особенно иностранной (уже в тюрьму Федосееву передали присланную из-за границы свежую брошюру Каутского и, кажется, второй том «Капитала»). Контакты с производительными классами носили спорадический и ознакомительный характер. Никакого печатного органа создать не удалось. Но, фактически, они уже вышли на самый передний край тогдашней революционной борьбы, ибо столкнулись с трудностями, которые будут терзать российское марксистское движение на протяжении следующей четверти века, и которые оно только постепенно будет преодолевать (см. последующие теоретические работы Ленина и других партийцев, практику по выпуску газеты «Правда», и т.д.)
Кроме взятой с поличным группы Федосеева, полиция арестовала, по итогам обысков и ранее имевшихся из повседневной слежки за молодёжью сведений, ещё около десятка лиц. Один из кружковцев, запуганный жандармами, «сломался» и оговорил всех известных ему членов кружков. На основе его показаний было арестовано ещё около 20 человек, в том числе Максим Горький (переехавший к тому времени в Новгород) и несколько человек из кружка, в который входил Ленин. Ленин, по-видимому, был бы арестован, если бы незадолго до описанных событий не переехал по семейным обстоятельствам в Самару (там он впоследствии сам стал организатором нелегальных кружков). Арестованный также показал, что Федосеев, не будучи организатором кружка, входил, помимо прочего, в какой-то другой, политически гораздо более «продвинутый» кружок. Но реальных улик против Федосеева как революционного организатора не было всё равно. На допросах он ничего, кроме гадостей в адрес жандармов, не говорил. Жандармам, в общем, было ясно, кто он такой, но такого рода «ясностью» длительный тюремный срок или ссылку в Туруханский край не «накрутишь».
Тюрьму Федосеев рассматривал как неизбежный этап своей общественной деятельности. Там он обложился горой литературы и продолжил, уже в одиночку, совершенствование партийной программы, в особенности по крестьянскому вопросу. Тюремщики поговаривали, что никогда не встречали арестанта, которому передавалось бы столько книг. Дни и ночи Федосеев думал и писал: сделал толстую папку выписок, разработал план фундаментального исследования крестьянского вопроса. К сожалению, в петербургской тюрьме «Кресты», куда его перевели через год, работой нельзя было заниматься. Но всё, что Федосеев наработал в тот период, через год всплывёт в его переписке с Лениным.
Даже на этапе Федосеев читал книги, вёл беседы с политзаключёнными, с уголовниками, бродягами, ссыльными, отверженными обществом людьми: каждую минуту посвящал изучению общественной жизни в контексте возможных путей её преобразования. Федосеев постоянно находил подтверждения тому, что капитализм вторгся во все стороны общественной, в том числе деревенской, жизни. Бросалось в глаза огромное количество людей, отвергаемых обществом и гонимых капиталом на поиски средств выживания.
В январе 1892 года, истощённый болезнями и измученный тюремной работой, Федосеев выходит на свободу. В университетских городах ему было запрещено селиться, и он вместе с группой товарищей оказывается во Владимире, где ведёт полемику со ссыльными народниками по вопросу о развитии капитализма в России. Полемист он был необыкновенный, никогда не прятался за цитатами – использовал их только тогда, когда требовалось подтвердить те или иные, уже состоявшиеся, собственные суждения. «Какой человек прозябает в марксизме!» - говорили о нём народники. Многие из народников, под влиянием Федосеева, засели за «Социал-демократа» и марксов «Капитал».
Находясь под неослабевающим надзором полиции, Федосеев не мог свободно общаться с массами – даже с революционными молодёжными кружками Владимира, не говоря уже о забастовщиках. Максимум, что ему удавалось делать – это общаться с крестьянством. Тут Федосеев воочию наблюдал ещё одно из последствий развития капитализма в России – голод 1891-92 годов. Он беспощадно критиковал народников за их бесполезную благотворительность в отношении голодающих (столовые, клиники и т.д.), – а сам, бывало, на последние деньги от своих интеллигентских приработков покупал крестьянам недоступные для них лекарства. Крестьяне чуть не крестились на Федосеева, он же испытывал лишь стыд и унижение от такого рода «благотворительности», никаких благ никому в реальности не нёсшей. Когда ему указывали на непоследовательность, на то, что у него «сердце расходится с разумом», он отвечал, что есть два типа революционеров. Есть «железные деятели», неподвластные страстям, для которых существует лишь чёрствая деятельность, и ещё раз деятельность, альтруизм же заложен в самой идее. Но есть и другой тип – «чувственный», для которого чувства являются атмосферой деятельности, без чувств же деятельность превращается в нечто тяжёлое, беспросветное, гнетущее и вызывающее депрессию. Федосеев относился ко второму типу.
В 1889-93 годах, пока Федосеев писал и размышлял в тюрьме, а затем встречался с крестьянами и полемизировал с народниками под пристальным надзором полиции, в Самаре бывший участник его казанских кружков В. И. Ленин развернул титаническую социал-демократическую кружковую работу. Летом 1892 года Федосеев установил связь с Лениным через свою ближайшую соратницу М. Г. Гопфенгауз. Однако, перебраться к Ленину в Самару было не суждено. Осенью Федосеев проявил неосторожность и опять попал в тюрьму, на этот в качестве одного из организаторов рабочей забастовки.
Сюжет такой: через активиста В. Кривошею (народника, близкого к марксизму) владимирские революционеры в своё время вышли на рабочих Орехова-Зуева. В. Кривошея был настоящим мастером конспирации: работая на секретарской должности в полиции(!), сумел набрать небольшой, глубоко законспирированный кружок хорошо проверенных рабочих, поддерживавших связь с другими рабочими. Когда всплыли бывшие связи Кривошеи с «политически неблагонадёжной» публикой, его выгнали с должности, и вообще из Орехова-Зуева, однако рабочий кружок остался нетронутым: о его существовании никто даже не знал. Работа продолжалась, пропаганда давала плоды.
Когда с наступлением осени в город хлынули массы оставшихся без работы сельскохозяйственных рабочих, – хозяева, как обычно, снизили заработную плату. А положение было тревожным: голодный год, холерные бунты, обраставшие в головах суеверной неграмотной публики всяческими фантастическими сюжетами. В-общем, создалась предзабастовочная ситуация (брось спичку - взорвётся). Кружковцы и бросили спичку: отпечатали прокламацию с призывом жёстко потребовать от хозяев (на время холерной эпидемии) увеличить зарплату, уменьшить рабочий день и прекратить детский труд. Опасаясь стихийного бунта с непредсказуемыми последствиями, Кривошея пришёл за советом к Федосееву.
Федосеев относился к экономическим стачкам рабочих так же, как и к восстаниям крестьян, т.е. резко негативно. Экономические стачки – говорил Федосеев – за счёт громадных жертв дают мизерную и кратковременную выгоду. Он стоял за «возможно широкое распространение в рабочей среде ясного понимания борьбы за политические свободы» (и это ещё за 10 лет до «борьбы с экономизмом»). Но, с другой стороны, в наиболее тяжёлые моменты, когда рабочие уже сами начали экономическую борьбу, партия должна возглавить борьбу за наиболее насущные требования рабочих, руководя рабочей борьбой за счёт альтруизма, жесточайшей дисциплины, колоссальной стойкости и слаженности партийцев, - чтобы придать тем самым рабочей борьбе бОльшую организованность, дисциплину, устранять склонность к бунтам, грабежам, погромам, привлекать рабочих к широкому демократическому обсуждению интересов, склонять рабочих на сторону партийцев, убеждать их принимать участие в широкомасштабной политической борьбе на стороне партийцев. В-общем, партия в предзабастовочной ситуации должна вести себя по отношению к пролетариату так же, как пролетариат по отношению к широким народным массам во время предреволюционной ситуации.
Несмотря на громадный риск, Федосеев принял решение поехать в Орехово-Зуево, так как прокламация уже вышла, новая бы не помогла, и ситуацию, во избежание неприятностей, надо было брать под личный контроль. Федосеев сначала выступил перед кружковцами: были выработаны требования организованной мирной забастовки. Федосеев ходил по улицам, заходил в рабочие казармы, беседовал с людьми, изучал их психологию. Был собран митинг в лесу. Не будучи блестящим оратором с точки зрения формы, Федосеев отличался ясностью содержания, простотой изложения, силой логики, и особенно (это была его наиболее сильная черта) задушевностью, чувственностью пламенного сердца в своих речах. Он произвёл колоссальное впечатление. Все согласились с предложенным планом организованной, дисциплинированной борьбы. Федосеев также передал рабочим-кружковцам рукопись с изложением конкретных путей и форм политической рабочей борьбы. Федосеев многое почерпнул из этого события для своей дальнейшей теоретической работы.
Но губернатор и полиция, обнаружив листовки, тоже не дремали. В стачком были подосланы агенты. Опасаясь повторения «Морозовской стачки», имевшей колоссальные политические последствия, власть потребовала от хозяев быстро удовлетворить в основном требования рабочих, чтобы потушить стачку и развязать себе руки для репрессий. Прибыли хозяев были достаточны, и хозяева пошли на уступки властям; к тому же, они сами опасались стачки. Стачка была предотвращена, а сыщики начали охоту за активистами. Прослышали и о приезде неизвестного «господина в золотых очках», и о его «рукописи». Обнаружились и более конкретные приметы: «молодой человек низкого роста, белокурый, будто бы учитель, Николай Васильев или Алексеев Федосеев, прибывший вместе с проживающим в г. Владимире В. Кривошеей». Федосеева обвинили в составлении прокламаций и в руководстве стачкой, привезли в Орехово-Зуево, опознали через местного учителя и его брата (хотя рабочие опознавать агитатора отказались), «припаяли» ему и дневник с записями.
Так начался «второй тюремный период». Тюремные условия были жёсткими, но зато была возможность переписки и изучения литературы (в тот момент Федосеев штудирует реформу 1861 года). «Русский человек привыкает к возмутительным условиям или… ухитряется относиться к ним довольно легкомысленно» - писал он. Федосеев не думал о тюремных лишениях, о здоровье, питании, удобствах. Его интересовала в первую очередь переписка с Лениным и рабочими, психологию которых он продолжал интенсивно исследовать. По свидетельству участников самарских кружков, переписка имела колоссальное практическое значение (к сожалению, она до сих пор не найдена историками). Только по архивным данным, Федосеев отправил в Самару 19 писем и две посылки с рукописями, а получил 36 писем и одну посылку с рукописями. Но основная часть, конечно, передавалась нелегальным путём, в чём Федосееву помогали… надзиратели. Рискуя собственной головой и благополучием семей, эти бывшие бедные крестьяне из-под Владимира носили под шинелями его записки, и даже подготовили Федосееву побег. Федосеев отказался, объяснив это тем, что у него нет денег, чтобы компенсировать семьям надзирателей увольнение их со службы в связи с побегом.
Непрерывная работа по 10-12 часов в сутки и жёсткие условия содержания ещё больше расшатали здоровье и нервы революционера. Решено было выпустить его по состоянию здоровья до суда. 25 сентября 1893 года он должен был выйти. Ленин к тому времени уже перебрался в Петербург, где были более благоприятные возможности для работы с пролетариатом. 25 сентября он приезжал во Владимир, чтобы встретиться с Федосеевым, но того задержали в тюрьме ещё на некоторое время. Ленин не мог остаться и уехал; встреча, к большому сожалению, не состоялась.
По свидетельству владимирских друзей Федосеева, Ленин сильно удивил их. Этот яркий, страстный литератор и беспощадный полемист – в жизни оказался неприметным по внешнему облику человеком, к тому же крайне осторожным в словах и выражениях. Он сильно отличался от яркого, пламенного и отчаянного Федосеева, подчас неспособного сдерживать свою ненависть к сатрапам. В конце октября 1893 года, больной и истощённый Федосеев был приговорён царскими палачами к ссылке на 3 года в холодную Вологодскую губернию.
Окончание следует…
