Вернуться на главную страницу
Секретарь парткома (Памяти В. П. Деркача)
В последний раз мы виделись с Виталием Павловичем Деркачом весной этого года. Он пригласил меня в гости для того, чтобы отдать свою статью о Викторе Михайловиче Глушкове и попросить, чтобы я посодействовал как можно более широкому распространению ее в Интернете.
В следующем году Глушкову исполнилось бы 90 лет, и Виктор Павлович прикладывал все усилия, чтобы эта дата была отмечена достойно. Вместе со своим добрым товарищем чл.-кор. НАНУ Тадеушем Павловичем Марьяновичем они написали письмо в Президиум Академии наук Украины с предложениями, которые они просили вынести на рассмотрение Кабинета министров.
Виталий Павлович очень надеялся подготовить к этой дате второе издание книги «Академик Глушков - пионер кибернетики», составителем которой он был. Не успел. Он знал, что не успеет, поскольку последние годы работать ему было очень трудно, он практически перестал видеть. Да и рак горла, который обнаружился у него два года назад, не добавлял работоспособности. Поэтому и позвал меня заблаговременно, чтобы отдать статью о Глушкове.
У самого Виталия Павловича заслуг перед наукой немало. Вот что рассказывает о них Б. Н. Малиновский в своей книге о создателях советской кибернетической техники «Нет ничего дороже»: «В 1967 г. под его руководством была создана и внедрена на ряде предприятий МЭП первая отечественная цифровая специализированная машина "Киев-67", использованная для производства полупроводниковых приборов с рекордными для того времени параметрами. В ней впервые были реализованы высокий уровень языка общения и звуковое сопровождение технологических процессов с целью их контроля. Следующей работой, выполненной совместно с НИИ "Пульсар", - головным предприятием МЭП по электронной литографии, - стала электронная литография (осуществлена впервые в СССР). Для этого была создана машина "Киев-70", позволившая получать наиболее высокие на то время точности позиционирования луча. В НИИ "Пульсар" в 1972 г. с помощью этой машины были созданы полупроводниковые микроструктуры размером 0,5-0,7 мкм., что соответствовало лучшим мировым достижениям на то время. В Институте кибернетики с помощью "Киев-70" были записаны тексты с плотностью 110000 букв/мм кв. (при такой плотности 30 томов Большой советской энциклопедии разместились бы на площади циферблата ручных часов). Разработанные в институте методы автоматизации проектирования ЭВМ (тема "Проект") и процессы электронной литографии нашли широкое применение. В 1977 г. за эти работы В.М.Глушков, Ю.В.Капитонова и В.П.Деркач получили Государственную премию СССР».
Всего в списке научных работ В.П. Деркача числится более трех сотен позиций, а кроме того - научно-популярные, публицистические статьи и даже роман в стихах «Звезды не меркнут».
Но о своих собственных достижениях Виталий Павлович упоминает всегда как бы вскользь, между прочим, в то время как о Викторе Михайловиче Глушкове и его гениальности он может рассказывать часами. Как будто то, что сделал Глушков, сделал он сам - Деркач, хотя очень часто сделанное им самим он приписывает исключительно гению Глушкова как руководителя и организатора. При этом нет ни малейшего намека на то, чтобы погреться в лучах славы своего великого друга, не говоря уж о привычной сегодня практике приватизации научной славы великих предшественников и превращении ее в звонкую монету пожизненных руководящих должностных окладов. Так, например, созданный В.М. Глушковым Институт кибернетики после развала Союза поделили аж на шесть частей, хотя научные достижения от этого отнюдь не выросли в шесть раз, а скорее, в шестьсот раз сократились. А заодно почти в десять раз сократилось и количество работающих.
Сам Виталий Павлович, несмотря на то, что после смерти В.М. Глушкова он занимал должность зам. директора института и, по тогдашним понятиям, если бы «правильно» себя вел, вполне мог претендовать на жирный кусок при дележе, предпочел уйти на пенсию.
У него возникли серьезные трения с директором тогда еще единого института по вопросам стратегии дальнейшего развития института. Виталий Павлович настаивал на том, чтобы институт ни в коем случае не ослаблял усилий по развитию отечественной элементной базы, в частности, по разработке больших и сверхбольших интегральных схем. Это был участок, за который он отвечал как замдиректора, но работа по которому, по его мнению, откровенно тормозилась дирекцией. Дело доходило до того, что директор переманивал из отдела, который занимался разработкой элементной базы, лучших работников, соблазняя их более высокими зарплатами, отдал распоряжение демонтировать уже готовую технологическую линию для серийного производства микросхем, чтобы освободить площади для размещения другого оборудования. Не найдя понимания своей позиции со стороны руководства института, В.П. Деркач пишет письмо президенту АН Украины Б.Е. Патону, в котором излагает свою точку зрения на происходящие тогда в науке процессы и конфликтную ситуацию в институте. По иронии судьбы, комиссию Президиума АН УССР, которая должна была разобраться в ситуации, возглавил академик Г.Е. Пухов, о котором еще будет упоминаться ниже. Заключение комиссии звучало отнюдь не конструктивно. Мол, руководство института действовало вполне в рамках сложившихся на то время взаимоотношений в науке. Деркач пишет новое письмо Б.Е. Патону, в котором старается объяснить, что именно эти сложившиеся взаимоотношения, на его взгляд, являются гибельными для науки вообще и отечественной микроэлектроники в частности, но, увы, это письмо так и осталось без последствий, и Виталию Павловичу пришлось уйти. Уйти, чтобы продолжить борьбу другими средствами.
Главным своим делом после ухода на пенсию он считал сохранение доброй памяти о Викторе Михайловиче Глушкове, популяризацию его идей. И согласитесь, что две книги о Глушкове, около десятка статей в журналах о нем, десятки выступлений перед самыми разными аудиториями - это немало.
С каким восхищением пишет Виталий Павлович о разносторонних талантах Глушкова, о том, например, как тот часами наизусть читать стихи!
А сам он ведь не только читал (например, знал наизусть «Евгения Онегина), но и писал стихи. Очень даже серьезные стихи, во всех отношениях смелые и неожиданные. Можете сами удостовериться. Есть в них места просто замечательные. Вот, к примеру, несколько штрихов к портрету Глушкова из этой поэмы:
Он в строгих формул заточеньях
Умел найти живую мысль.
Любил догадок честный бой,
Свою в нем роль, само собой.
В сраженьях этих не был робок,
Отважен в "да" и стойкий в "нет"
Я рад, что с ним пришлось бок о бок
Работать вместе много лет.
Знавшие Глушкова сразу увидят, что это именно о нем.
Кроме всего прочего, стихотворная книга «Звезды не меркнут» содержит в себе весьма своеобразную поэтически обобщенную «историю болезни» современной науки, достаточно глубокую и точную психологическую картину идейного и морального разложения ее нынешних руководителей, да и руководителей страны в целом.
«Возленаучные пираты, науку грабить мастера» - их звездный час настал уже в самом начале перестройки.
Сам Виталий Павлович относился к своим стихам несколько иронично, и эта излишняя самокритичность автора двухсотстраничного романа в стихах может показаться странноватой на фоне современных поэтических порядков, когда в члены союза писателей принимают после выпуска одного-двух пятнадцатистраничных сборников стихов, как правило, не только без рифмы и без размера, но и без образа, без мысли. Считается, что этим новые поэты превосходят классику, хотя обычно за этим скрывается самая обыкновенная неспособность овладеть азами поэтического ремесла.
Но Деркач не собирался равнять себя с современными поэтами. Как и в любом другом деле, за которое он брался, он предъявлял к себе самые высокие требования. Вот и тут, дерзнув воспеть в стихах кибернетику и ее творцов, ровно как и вскрыть с помощью «скальпеля поэзии» гнойные язвы организма современной науки, он «слогом пушкинским дышал» и вполне отдавал себе отчет и в той ответственности, которую на себя взял, и в тех трудностях, которые ему предстояло преодолеть
Боюсь, сумею ли стихами
Сложить волнующий рассказ,
Поведать о тяжелой дpаме,
Как гаснет знаний свет у нас.
Смогу ль оттенки чувств дать верно,
Раскрыть коварного ханжу,
Слова которого примерны,
Дела -- подобны миражу?
Как плод науки дерзновенной
Я с меткой рифмой увяжу?
Ах, если б опытным поэтом
Судьба дала мне счастье стать,
Как мог бы быль в сюжете этом
Искусно, живо воссоздать.
Писать мне сердце повелело,
И вот, утратив свой покой,
Я слогом поглощен всецело,
Взбодренный найденной строкой.
Так первый шаг младенец сделав,
Вступает в схватку за другой.
Виталий Павлович не побоялся вступить в этот нелегкий бой. Притом, подошел к делу основательно. Не надеясь на свое любительское знание поэзии, он засел за изучение ее лучших образцов. Вот что он говорит об этом периоде в своем последнем интервью, которое он дал Светлане Артемовне Гараже: «И я так увлёкся, стал читать стихи ненасытно - перечитал всего Пушкина, Лермонтова, Байрона, Маяковского, многих-многих других. А потом рифмы, ритмы, образы стали меня преследовать, и я взял в руки перо». Особо любил Маяковского, тщательно штудировал его «Как делать стихи». По ходу дела составил «Словарь русских рифм» на 93 000 слов.
А кроме этого, Виталий Павлович вполне профессионально писал маслом. Портрет Глушкова его кисти экспонируется в Государственном политехническом музее Украины.
А вот автопотрет В.П. Деркача:
Портрет супруги Валентины Арсеньевны Луненок-Бурмакиной:
Сейчас уже никто не подвергает сомнению необходимость как можно более ранней специализации для успешного развития человека. В.П. Деркач - полное опровержение этого нелепого взгляда. Тем делом, в котором он достиг наибольших результатов, он занялся фактически в 33 года. До этого же его основным увлечением было рисование - область, казалось бы, куда как далекая от кибернетики. Но, по словам Виталия Павловича, именно умение рисовать стало причиной его увлечения радиотехникой, с которой он решил связать свою жизнь, поступив в Одесский институт инженеров связи. Очень скоро пришлось переходить на заочную форму обучения в связи с тем, что после избрания его комсоргом института, через непродолжительное время он был приглашен на работу в Одесский горком комсомола, а уже через год - в ЦК ЛКСМУ, где работая инструктором отдела по работе среди студенческой молодежи, ему часто приходилось писать статьи в газеты по студенческим проблемам. В 1953 году становится заведующим отделом студенческой молодежи в республиканской молодежной газете «Молодь Украины». Параллельно заканчивает свое образование на заочном отделении радиотехнического факультета Киевского политехнического института. А вот сочетание радио и журналистики привело Виталия Павловича прямо к кибернетике.
В 1956 году В.П. Деркач написал книгу «Розумні машини». Вышла она в 1957, но прежде, еще в 1956, она попала на рецензию к В.М. Глушкову. Хочу взять на себя смелость предположить, что она сыграла определенную роль в том, что Глушков по-настоящему открыл для себя кибернетику. Конечно, это только предположение, но отнюдь не лишенное основания. Нельзя забывать, что вычислительная техника и кибернетика в то время были не только не одним и тем же, но, во многом, вещами противоположными. Б.Н. Малиновский рассказывал историю о том, что ко дню рождения конструктора первой в СССР электронно-вычислительной машины С.А. Лебедева его ученики построили действующий макет ЭВМ, который, когда гость нажимал кнопочку, выдавал на экран определенную крылатую фразу. Так вот одному из гостей эта шуточная машина высветила фразу «Если плохо знаешь дело, в кибернетику лезь смело». Не шибко жаловали кибернетику в окружении изобретателя первой советской ЭВМ. И отнюдь не потому, что вокруг Лебедева собрались «ретрограды», а потому, что слишком уж много болтунов и восторженных «новаторов» кормилось после ХХ съезда вокруг будто бы гонимой в развенчиваемые тогда времена «культа личности» кибернетики. Не удивительно, что тех, кто именно в эти времена «гонений» создавал электронно-вычислительные машины и решал с их помощью реальные задачи, вся эта болтовня далеких от реального дела людей о гонениях и о сказочных перспективах кибернетики, как минимум, раздражала. Академик Дородницын так прямо и говорил, что есть кибернетика действующая, а есть кибернетика болтливая. Группу киевских соратников Лебедева, создателей первой в СССР электронно-вычислительной машины, которые, в основном, разделяли точку зрения своего учителя на кибернетику, как раз и пришлось возглавить В.М. Глушкову, который до этого не имел дела ни с ЭВМ, ни с кибернетикой, а был специалистом, как он сам выражался, в самой абстрактной области математики. Поэтому вполне можно допустить, что книга В.П. Деркача, попав на рецензию к Глушкову как к руководителю лаборатории, которая и производила эти самые машины, вполне могла в этой ситуации натолкнуть его на те идеи, которые потом определили не только путь Глушкова в кибернетике, но и путь кибернетики, который ей определил Глушков. Разумеется, это только предположение, но, в любом случае, по словам Виталия Павловича, отзыв о книге был очень похвальный, и Глушков сказал, что если автор сам написал эту книгу, то его ждет большое будущее. Самого Деркача на написание этой книги вдохновила лекция Э. Кольмана (одного из вождей той части кибернетики, которую ак. Дородницин не относил к «действующей»), услышанная им в Киеве. Никаких особых открытий в этой книге В.П. Деркач не совершил (почти со всеми идеями, изложенными в книге Деркача, Глушков мог познакомиться и благодаря книге А.И. Китова «Электронные цифровые машины», которую, по его словам, он читал еще в Свердловске), но не будучи философом, как Кольман, Деркач не строил особых иллюзий относительно этой науки, а не будучи еще пока специалистом в области электронно-вычислительных машин, он не был ограничен тем, весьма еще скромным, опытом, который не позволял их создателям не только строить иллюзии, но и просто понять все возможности тех устройств, которые они создавали. Другими словами, важна была не книга Деркача сама по себе, а живой человек - энтузиаст новой науки, с одной стороны, но достаточно трезвый, чтобы не делать из нее культа - с другой. Вполне возможно, что именно поэтому Деркач стал аспирантом Глушкова, а аспирант и руководитель очень быстро стали друзьями на всю жизнь. Сам Глушков чуть позже, в 1962 году, на защите диссертации Б.Н. Малиновского, определит границы кибернетики так: «Кибернетика начинается там, где кончаются разговоры и начинается дело». Для них обоих в этот момент дело кибернетики как раз и начиналось.
В любом случае, похоже, что В.П. Деркачу можно записать в актив не очень важную на то время, но очень ценимую сегодня заслугу - это была первая книга о кибернетике на украинском языке и вообще первая книга о кибернетике, изданная на Украине.
Деркач всегда называл Глушкова своим учителем. Но бывало, что ученик становился учителем, ведь за его плечами был и фронтовой опыт, и опыт руководящей работы в комсомоле - включая два года работы в качестве заведующего отделом студенческой молодежи ЦК ЛКСМУ. В то время, как у Глушкова кроме огромного личного обаяния, обусловленного его энциклопедическими знаниями и поистине универсальными способностями, и очень короткого опыта руководства малюсенькой кафедрой в Уральском лесотехническом институте, ничего пока не было. Для того, чтобы организовывать работу большого коллектива ученых, да еще в области, с которой он тогда практически не был знаком, а многие из его подчиненных являлись ее фундаторами, Глушков очень нуждался в дельных советах и надежной поддержке, особенно на первых порах. Насколько я изучил отношения, который сложились между В.М. Глушковым и В.П. Деркачом, последний умел и то, и другое подавать в весьма деликатной и ненавязчивой форме. Впрочем, если бы не сумел делать это именно в такой форме, то ничего бы у него не вышло. Характер у Виктора Михайловича был непростой, а ситуация, которой она тогда находился как молодой руководитель, еще более непростая, и он просто не имел права на малейшее проявление слабости характера.
Хотя, тогда, в самом начале, таких проблем и не возникало. В первую очередь потому, что почти все сотрудники лаборатории были так очарованы личностью Глушкова, что даже не и не думали о том, что тот может нуждаться в чьей-то поддержке. Деркач же, будучи очарован своим научным руководителем не менее других, всегда находил способ помочь ему в тех вопросах, в которых он нуждался в помощи. Так, к примеру, по его словам, он как-то дал почитать Виктору Михайловичу книгу воспоминаний Евгения Оскаровича Патона, посоветовав обратить внимание на те принципы организации науки руководства научными коллективами, которые тот проповедовал. И эти идеи оказались очень кстати. Они очень повлияли на становление Глушкова как организатора и руководителя. Не говоря уж о том, что именно с Деркачом делился Глушков в эти годы своими планами и даже мечтами, и на нем производил их «первичную обкатку», а в таком тонком деле даже самое простое умение внимательно выслушать играет огромную роль, а уж способность искренне и со знанием дела возражать и поправлять - и вовсе неоценима.
Возможно, такими и должны быть отношения между учителем и учеником, плох тот ученик, который на всю жизнь так и остается учеником и у которого нечему поучиться учителю. И ничего хорошего от такого рода учеников ждать не приходится - нередко они в конце концов, предают и учителя, и его дело, поскольку это не их дело.
Деркача же интересовало в первую очередь дело, и Глушкова он любил в первую очередь за то, что он был воплощением этого дела. Но если Виталий Павлович считал, что его друг и учитель поступает не на пользу делу, он был строг и неуступчив. Например, когда в 1971 году возник конфликт между В.М. Глушковым и тогдашним его первым заместителем академиком АН УСССР Г.Е. Пуховым, в результате которого последнему пришлось уйти из института. В.П. Деркач, который очень уважал Пухова как ученого и руководителя, очень резко высказал свое неодобрение позиции директора. По словам Виталия Павловича, он опасался, что после этого конфликта их дружеские отношения прекратятся, но, к чести В.М. Глушкова, он не пошел на разрыв, и так сказать, служба осталась службой, а дружба - дружбой. Следующий отпуск они, как и все отпуска до того и практически все после того случая (за исключением 1976 года, когда Виталий
Павлович по настоянию врачей поехал в санаторий), снова проводили вместе на рыбалке.
Такие конфликты были нечастыми, но если они случались, то стороны отнюдь не спешили идти на уступки. Настаивать на своем Виталий Павлович умел. Имевшая хождение в институте шутка о том, чтобы ввести единицу измерения упрямства в «один деркач», видимо, имела под собой некоторое основание. Эти «единицы» приходилось испытывать на себе даже Глушкову. Дело доходило до того, что однажды тот предлагал переизбрать секретаря парткома, поскольку тот будто бы мешает работать дирекции.
Но все это нисколько не мешало самому Деркачу всеми силами продолжать поддерживать Глушкова, в том числе и тогда, когда у того возникали недоразумения с руководством. Например, когда во второй половине 60-х годов у ЦК КПУ возникли вопросы по поводу того, что Глушкову приходится разрываться между Институтом кибернетики и работой в Москве по автоматизации управления оборонной отраслью, В.П. Деркачу как секретарю парткома совместно с теми, кто занимал этот пост ранее, удалось уладить эту проблему и тем самым предотвратить переезд Глушкова в Москву, сохранив его таким образом для Украины. Этот эпизод Виталий Павлович до последних дней своих вспоминал едва ли не как самую большую заслугу перед наукой.
Кстати, у меня самого нет никакой уверенности, что тогда В.П. Деркач сделал такое уж хорошее дело. Возможно, было бы гораздо лучше, если бы тогда Глушков все-таки уехал в Москву, откуда ему было бы, наверняка, сподручнее продолжить борьбу за, как он его называл, главное дело своей жизни - внедрение общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой, которая, на его взгляд, и как теперь выясняется, на взгляд Центрального разведывательного управления США, вполне могла решить исход экономического соревнования между Соединенными Штатами и СССР в пользу последнего. Увы, тогда Глушкова с его идеей необходимости замены старых, давно исчерпавших себя методов управления, основанных на товарно-денежных отношениях, на новые, соединяющие преимущества общественной собственности на средства производства и централизованного планирования со все возрастающими возможностями электронно-вычислительной техники, тогда так и не поняли. Не поняли его ближайшие сподвижники. Не поняли экономисты, которые к этому времени все уже оказались законченными рыночниками, то есть полными невеждами в своей науке, не поняло руководство страны, которое предпочло поверить безответственным обещаниям этих самых невежд, только бы не брать на себя огромную ответственность, связанную с революцией в управлении, которую предлагал Глушков.
Думаю, что если бы эта мысль пришла мне в голову при жизни Виталия Павловича, то он с ней мог бы и согласиться. Он умел думать не только институтскими или украинскими масштабами. И прекрасно понимал, что Глушкову эти масштабы малы. Разумеется, Деркачу в голову не приходило выдумывать сказки о том, что Глушкова при Союзе преследовали, или что он был кем-то вроде диссидента. Но он был уверен, что талантом Глушкова не сумели распорядиться правильно, что человек с такими способностями должен был быть использован в качестве руководителя самого высокого уровня, например, в качестве члена Политбюро ЦК КПСС.
При этом, на свою собственную судьбу он никогда не жаловался, хотя нередко люди с куда меньшими заслугами перед наукой, а то и вовсе без наличия таковых, становились член-корами и академиками, не переставая при этом ныть, что их недооценили и обошли, а то и вовсе будто бы преследовали по политическим мотивам. Виталий же Павлович, занимая весьма скромную должность секретаря парткома института, чувствовал себя на своем месте. И он в самом деле был на своем месте. К слову сказать, В.П. Деркач, далеко не все время был секретарем парткома института и в этом смысле название статьи носит чисто символический характер. В отличие от нынешних демократических времен, когда любая мало-мальски доходная или влиятельная должность в большинстве случаев становится пожизненной, а часто и наследственной, секретарей парткома тогда старались переизбирать ежегодно и тот факт, что Деркач избирался на нее с перерывами четыре раза, многое говорит о нем, как о человеке глубоко партийном. Ведь никаких особых преимуществ эта должность тогда не давала, а совмещать обязанности секретаря с научной работой, которую с секретаря никто не снимал, было не так уж просто. Ведь от парткома тогда зависело очень много.
Все, о чем я рассказывал до этого, относилось к так сказать, общепартийной деятельности Виталиям Павловича, к его позиции как опытного партийца, без различия того, был в это время секретарем или нет. А теперь несколько сюжетов из собственно парткомовских дел. О них хочется сказать не только потому, что они «отвечают теме», то есть названию статьи и очень ярко характеризуют личность нашего героя, но еще и потому, что они сами по себе впечатляют.
Вот передо мной совершенно рутинный документ того времени - «Справка об участии партийных и общественных организаций Института Кибернетики в строительстве Кибернетического центра АН УССР», написанная в 1972 году.
Только первая очередь строительства, которая должна была завершиться в 1975 году, включала в себя:
Корпус общего назначения - 1406 кв. м.
Лабораторный корпус - три штуки по 3255 кв. м.
Корпус ЭВМ - 2423 кв. м.
Корпус КБ - 2287 кв. м.
Административный корпус - 10188 кв. м.
Опытный завод - 3946 кв. м.
Кроме того, четыре жилых дома почти на 500 квартир, школа на 1000 учеников, два детских сада по 280 мест, торговый центр.
С деньгами проблем не было никаких. Выделенные правительством средства даже не успевали осваивать. В основном, в связи с катастрофической нехваткой рабочей силы. Партком в самом тесном взаимодействии с комитетом комсомола предпринимает огромные усилия для решения этой проблемы. Стройка была объявлена ЦК ВЛКСМ всесоюзной ударной. Для прибывающей со всей страны молодежи необходимо создать условия для жизни и работы. Партком предпринимает все усилия для того, чтобы ребятам было не только где жить и нормально питаться, а заботится о том, чтобы было правильно организовано их свободное время. Для этого берется курс на укрепление связей между строителями и молодыми учеными. Они не только вместе отдыхают, но и вместе учатся. Молодые ученые читают научно-популярные лекции для строителей, организованы курсы для желающих поступить в вузы. Ученые же перенимали у своих учеников строительную сноровку на субботниках, в которых каждый раз принимало участие около 1 тыс. человек.
Активно действует партком и в другом направлении - не переставая теребить руководство строительных организаций, чтобы то более ответственно относилось к этой стройке, управление транспорта, чтобы то обеспечило введение и нормальное функционирование новых маршрутов, районные и городские власти, ЦК комсомола и ЦК партии, от которых зависела координация усилий всех тех многочисленных коллективов, которые участвовали в этом огромном деле, в котором строительство было только эпизодом, хотя и очень важным - ведь научная работа института при этом ни прекращалась ни на минуту. Сегодня, когда читаешь эти отчеты парткома института, просто дух захватывает, а тогда это было обычным делом.
Сегодня часто говорят, что социализм не дает простора личной инициативе. В этой связи хочу привести одну историю из биографии Виталия Павловича - из более раннего периода - самого начала 60-х годов. Когда институт Кибернетики переехал в новое здание в проулке Лысогорском - это была большая радость. Новое, просторное, специально построенное здание, казалось бы, открывало, широкие перспективы развития. Можно было набирать новых сотрудников, резко расширять фронт исследовательских и конструкторских работ. Но очень быстро обнаружилась проблема, которая существенно тормозила этот процесс. Она была связана с тем, что улица Большая Китаевская, которая вела к этому институту, большой была только по длине, а так она - очень узенькая и неудобная. По ней курсировал всего один маленький автобус, в результате чего доехать до института из города было большой проблемой. Институтские комсомольцы даже сняли любительский фильм о том, как добираются на работу сотрудники института кибернетики, который вызывал много смеха при просмотре, но в жизни его героям было не до смеха, и часто люди отказывались идти на работу в институт только из-за этой проблемы. Нужно сказать, что в это время там было сосредоточено еще четыре научно-исследовательских института. И вот партком института кибернетики пригласил их представителей для того, чтобы совместно обсудить транспортную проблему. После того, как вопрос был тщательно изучен и выработаны конкретные предложения, было решено обратиться в обком партии, который инициативу поддержал и поручил соответствующим городским органам разобраться и рассмотреть предложения ученых. Для встречи с руководителями города в актовом зале института кибернетики были собраны представители всех общественных организаций (партийных, профсоюзных, комсомольских, женских) близлежащих институтов, специально приглашена стенографистка, весь разговор записан и потом оформлен в виде книжки, которая была передана в горисполком. Там этот разговор был детально изучен, и в институт приехал один из руководителей города, чтобы на месте принять соответствующие решения по предложениям общественности. Предложений и замечаний было много (например, вместо планирующегося мебельного магазина в новом жилом доме для сотрудников института, устроить продовольственный магазин, который был гораздо нужнее), но самое главное - проложить широкую прямую улицу, которая соединила бы кратчайшим путем институты с городом. Предложение было признано очень удачным и буквально через месяц-полтора, после переселения в новые дома хозяев двух или трех частных домишек, мешавших прокладке новой трассы, там уже вовсю работали бульдозеры и другая строительная техника. Вот так, из живой народной инициативы, поддержанной и умело направленной и организованной парткомом, родился проспект Науки - ныне одна из самых красивых и удобных улиц Киева.
Когда Виталий Павлович рассказывал об этой истории, он отнюдь не выделял ее как какой-то выдающийся эпизод в своей биографии. Не выделял, потому что это и на самом деле был не выдающийся, а вполне рядовой эпизод из тогдашней жизни института. И терялся он не только на фоне уже упомянутого этапа 70-х годов, когда развернется строительство фактически целого небольшого города, в котором разместится Институт кибернетики (в лучшие годы в институте работало 6 тыс. человек), но и на фоне того, что было сделано в период от 1956 по 1962 год. Это был поистине грандиозный скачок от лаборатории, в которой была одна готовая машина и две - в работе, не просто до первого в стране института кибернетики, но еще и до создания на Украине целой отрасли промышленности - по производству электронно-вычислительной техники. Это был, - по словам Глушкова, - «героический период» в развитии кибернетики. И Виталий Павлович Деркач был одним из довольно типичных героев этого периода.
И биография у него была достаточно типичная. Рос в обыкновенной рабочей семье. Закончил десять классов в 1941 году. Выпускной плавно перетек в прощальный вечер. Подал документы в севастопольское авиационное училище, но туда его не пустили, поскольку Севастополь уже бомбили немцы. Отправили в Мелитопольское авиационное училище, с которым эвакуировали на восток, но после восьми месяцев учебы курсантов бросили под Сталинград в качестве пехотинцев. В партию вступил во время войны, которую он, по его же словам, прошел честно на своих двоих от Сталинграда до Эльбы. Выражение «прошел на своих двоих» нельзя, разумеется, понимать буквально. Хотя бы потому, что как командиру отделения боепитания, сержанту Деркачу намного больше, чем обычному пехотинцу, приходилось передвигаться по-пластунски. При этом к каждой ноге часто привязывался ящик с боеприпасами, которые под пулями нужно было доставить на передний край. После войны еще два года служил в Германии. Там ему очень пригодилось умение рисовать. Его основной работой оказалось писание портретов советских военачальников для солдатских и офицерских клубов. Параллельно научился ремонтировать часы и автомобили. Демобилизовавшись, поступил в Одесский институт инженеров связи им. Попова. В институте выбрали секретарем комсомольской организации, после чего он быстро «взлетел» по комсомольской лестнице аж до ЦК. Казалось бы - вот оно счастье. Но самим этим людям так не казалось. Они хотели учиться и приносить пользу людям, реализовать свои мечты, которые поистине не знали границ. Собственно, по этой же, и только по этой причине они давали свое согласие, когда партия выдвигала их на выборные должности. Супруга Виталия Павловича Валентина Арсеньевна - сама кадровый комсомольский работник в юности - отмечала эту черту у своего мужа как слабость: «Не мог он отказаться, когда партия говорила «Надо!»».
При этом, не нужно думать, что мотивы отказа от партийной карьеры и стремление к живому делу были исключительно романтическими. Тут был и большой момент самой житейской прозы. К примеру, вот такой. Когда тридцатилетний Виталий Деркач стал заведующим отделом ЦК ЛКСМУ, ему, так сказать, в порядке номенклатурных привилегий, выделили комнату в коммунальной квартире площадью аж 8 метров квадратных. На этой площади предстояло разместиться ему с женой дочерью и матерью жены. Разместились почти все, благо, с общежития не выгнали, и он оставался ночевать там. Да и зарплата у работников ЦК комсомола была такой, что гонорары, которые Виталий Павлович начал получать за свои статьи в «Молоді України», показались очень серьёзным довеском к семейному бюджету. Поэтому не стоит слишком удивляться, что зав. отделом ЦК ЛКСМУ через два года с большим облегчением закончил свою партийную карьеру в связи с переходом на работу по специальности - простым инженером на завод, где он делал свою дипломную работу. Наверное, это нормально, когда властные функции оказываются тяжелой обязанностью, которую выполняют только из чувства долга, и очень плохо, когда во власть начинают стремиться, когда она начинает привлекать. Ведь хороших людей власть не привлекает.
Виталий Павлович был уверен, что партийность - это, в первую очередь, полная самоотдача, на каком посту ты бы не находился. Кстати, именно по этой причине он отказался восстанавливаться в Компартии Украины в середине девяностых. Считал, что в партии нужно работать, а не просто состоять. А для полноценной партийной работы, - говорил, - я уже не гожусь.
Тем не менее, после ухода на пенсию он никогда не переставал активно заниматься ни политикой, ни кибернетикой. Он не только активно участвовал в работе ветеранской организации, но и в свои 80 лет своими руками совершенствовал собственный ПК. Прекрасно справлялся с любыми программами, которые ему нужны были для работы. А работать он не переставал до конца жизни. Точно так же до конца жизни он оставался верным своим убеждениям.
Думаю, что при всех исключениях, справедливым будет признать, что эти качества - целеустремленность, самоотверженность в труде и твердость в убеждениях - были характерны для всего этого героического и в общем-то счастливого поколения.
И биография Виталия Павловича Деркача, в общем-то обычная, совершенно, негероическая биография представителя героического поколения наглядно демонстрирует тот факт, что нет таких проблем, которые не могли бы разрешить люди, если они не жалуются на проблемы, а действуют по принципу «глаза боятся, а руки делают».
