Мультиверсум в головах
В конце 2009 года в Украине вышла книга «Европейский словарь философий» - аналог французского издания 2004 года. Выход книги в Украине превратился в настоящее «культурное событие», нашедшее широкий положительной отзыв как в философской, так и в филологической среде. Дело, очевидно, состоит не столько в самой книге, сколько в сколько-либо заметном движении в сфере философской мысли вообще, в обращении к философии, которое после распада Советского Союза на территории Украины стало большой редкостью, тем более - среди филологов.
Книга эта, ставящая своей задачей рассмотрение идей европейских философов через особенности их языков, неизбежно вынуждена возвращаться к важнейшему и для философии, и для филологии, и для современной науки вообще вопросу об отношении мышления к языку.
Авторы украинской версии, вслед за коллективом французских философов, создавших идею книги, решают этот вопрос в пользу философского «Мультиверсума» - расчленения единства философии на «множество языково-мировоззренческих уникальностей». Говорить о «единой европейской философии» для них - так же парадоксально, как и о «едином европейском языке». Сколько языков - столько и философий, ведь именно язык предоставляет своим носителям ресурсы (каждый раз уникальные) для философствования, и в результате основанием каждой из национальных философий оказываются не универсальные проблемы, поднимаемые ими, а уникальные для каждого языка синтаксические и словообразовательные структуры.
Точка зрения, представленная авторами, - далеко не нова. Их подход давно нашел широкое распространение в философии в виде неопозитивизма, лингвистической философии, структурализма, философской герменевтики.
Вопрос об отношении языка к мышлению, уже в своей сущности решенный в философии материалистической диалектикой, остается по-прежнему нерешенным для науки. Тот факт, что мышление находит свое выражение в языке, в форме понятий и категорий, становящихся поэтому инструментами философии, превращается для неопозитивизма в подтверждение установки, что только язык и порождает мышление, что никакое мышление вне и до языка вообще невозможно, что научное исследование мышления поэтому может состоять лишь в исследовании форм языка.
Проекцией позитивизма на лингвистику оказывается философская герменевтика, заключающая, что ни о какой философии вне ее языкового выражения говорить невозможно, и что поэтому любая философия всегда остается лишь специфической формой языковых комбинаций каждого отдельного языка, лишь результатом движения этого языка по его внутренним законам.
Красивый вывод, который делают авторы «Европейского словаря философий» о том, что каждая философия абсолютно уникальна, культурно-специфична и вместе все эти отдельные философии составляют яркое многообразие, концентрирующееся в непереводимых «философских концептах», прячет под собой другой, совсем не романтичный, вывод о принципиальной неспособности философии отображать реальное движение материи, а значит - о принципиальной непознаваемости мира человеком.
В начале 20 века всему миру стала известна история Элен Келлер - американской слепоглухой девушки, которая научилась языку. Ее учительница поражалась, как быстро и требовательно девочка начала усваивать язык как только выучила первое слово - «water». Американские ученые объяснили этот факт тем, что слово «разбудило» в девочке мышление, и этот случай послужил для них подтверждением того, что мышление порождается языком. Однако, повторить путь Элен никому не удавалось, пока за изучение этого случая не взялись советские психологи Александр Иванович Мещеряков и Иван Афанасьевич Соколянский. Они обнаружили, что девочку с детства научила множеству бытовых операций ее служанка. Это обстоятельство стало разгадкой случая Келлер: оно показало, что в действительности овладение языком - результат формирования мышления, а не его предпосылка, а также указало на то, каким образом формируется мышление.
И язык, и мышление - продукты деятельности человека по преобразованию природы. Там, где есть мышление, возможен и с необходимостью возникает язык как форма обработки мышлением человеческой действительности, однако никогда язык не появится там, где нет мышления, которое есть ни чем иным как действием человека с теми же предметами, которые окружают его в реальном мире, только действием, обобщающим тысячи таких же отдельных совершенных уже действий.
Без понимания того, в чем состоит сущность, или лучше сказать, какова природа мышления, невозможно понять и что такое язык, и, тем более, невозможно разобраться в том, как они соотносятся. И тут вместо того, чтобы поражаться, что в совершенно разных языках удивительным образом выражаются одни и те же отношения, что вообще возможно такое явление как перевод, начинается разговор об отдельных «непереводимостях», как будто эти непереводимости действительно стояли на пути развития человеческой мысли! Однажды зарождаясь на земном шаре, философская мысль становилась достоянием всего человечества, находила свое развитие в совершенно других странах, и владение языком, в который была облечена та или иная философия, было далеко не самой необходимой предпосылкой этого процесса. Человеческая мысль в своей сущности везде едина, и об этом свидетельствует не только интернациональность философии и науки вообще, но и то, что товары, произведенные в Китае, находят своего покупателя и в России, и в Англии, и в США, и везде они используются человеком одинаковым образом. Так в чем же заложена мысль - в китайском языке или в языке самого товара, пользование которым зависит никак не от владения китайским языком, а от владения некоторым количеством американских или европейских у.е.?
Отчего же зависит тогда формирование мысли народа - только ли от его языка, или от отношений, сложившихся в этом обществе, от ступени развития в нем общественных противоречий, ставящих перед человеком ту или иную задачу и требующих ее разрешения всеми средствами, в том числе, средством мышления?
Это только в головах людей, находящихся вне процесса разрешения этих противоречий, философий может быть много, а для тех, кто активно работает над преобразованием действительности, философия всегда одна, и она - их могучий помощник.