Вернуться на главную страницу
Отзыв на статью Р.И. Косолапова «Ответим ли на вызов века»
Живя в эпоху временного возврата государственно-монополистического капитализма (ГМК), имея ежесекундно перед глазами смесь эксплуатации с государственной коррупцией, не хочется даже удостаивать эту сгнившую под глянцевой оболочкой мумию разговорами о ней. В самом деле, настолько ущербным анахронизмом она является, что хочется говорить лишь о путях развития социализма: правильных и губительных. ГМК есть ГМО, есть отжившая мертвечина, на основе которой не может быть построено не только более совершенное общество, но даже представления о более совершенном обществе. Однако закопать навсегда даже эту мумию, - которая и своё собственное существование уже не может поддерживать, а может лишь кормиться костями людей свободного и производительного труда, - при помощи одних только воздыханий по Марксу не получится. Нужна система теорий и взглядов, учитывающая 70-летнюю советскую практику, а также социально-ориентированную практику ряда других стран в качестве реакции на советские преобразования. Нужно более чёткое обозначение альтернативного пути развития человечества, опирающееся на научный опыт - и в первую очередь, конечно, на экономическую науку.
В статье Р.И. Косолапова «Ответим ли на вызов века?» http://prometej.info/new/filosofia/447-viziv-veka.html мы видим множество идей, систематизировав которые, могли бы вплотную подойти к заветной цели. Статья, написанная (на мой взгляд) ведущим теоретиком социализма на постсоветском пространстве, имеет, помимо прочего, серьёзное экономическое значение. В статье затронуто многое из того, над чем работают современные экономисты, над чем я сам работал на протяжении последних 10 лет. Эти идеи, теории, взгляды необходимо, в первую очередь, высветить в русле всего самого передового, что имеется в экономической науке на сегодняшний день. Так попытаемся же это сделать.
§1. Трудовластие, как отправная точка
Начнём с самого начала, с самых, так сказать, «азов». В экономической науке принято различать «позитивную» и «нормативную» часть. Хотя такое деление и происходит из буржуазного «Экономикса», оно всё же имеет, на мой взгляд, более широкий смысл. В самом деле, есть наука, объясняющая происходящие процессы, выводящая определённые законы. А есть наука, изучающая, с применением знаний об этих законах, оптимальность принимаемых решений. Именно в ней и сосредоточен, в основном, субъективный фактор, от которого невозможно уйти. В самом деле, от какой, к примеру, политической системы мы отталкиваемся в нашем построении оптимальной экономической политики? У апологетов капитализма в основе их нормативной экономической теории, завуалированной «принципом Парето-эффективности», лежит - в качестве субъективного фактора, невидимого базиса - притянутый за уши из глубины веков «принцип демократичности», которому якобы соответствует «демократизм рынка». Но на то они и апологеты строя, который снижает благосостояние людей, тогда как по теории должен их облагодетельствовать. Ведь их теории призваны не улучшать жизнь, а защищать «принцип права кошелька», деградирующий порядок вещей, который имеется. Защищать методом сокрытия истины и размывания картины действительности.
Перейдём теперь к рассуждениям автора. В качестве одной из главнейших предпосылок нового общества он видит трудовластие. Это - особая форма политического устройства, сменяющая собой капиталократию. На мой взгляд, это и должно являться отправной точкой для социалистической нормативной (то есть анализирующей последствия различных, в том числе политических, решений) экономической теории, для развития её в подлинно пролетарском ключе, без предрассудков и классовой ограниченности; для подготовки теории, являющей собой научно-экономический базис для социалистической линии развития общества. Именно закрепление предпосылок о радикальной, трудовой модели демократии - более честный, более конкретный, и более научный принцип, чем завуалированная экономиксова «демократичность», сплошь лицемерная, привлекаемая для лженаучного перевирания картины принятия решений.
Итак, мы договариваемся, что нет никаких «священных коров», типа «частной инициативы», которые «автоматически» гарантируют процветание всем только потому, что есть «частные» и весьма инициативные заказчики на подобного рода теории. И если используются буржуазные пережитки, буржуазные принципы хозяйствования, то они могут использоваться лишь потому, что могут служить во благо труда. Субъект такого рода отношений - с точки зрения общественной есть не субъект, а объект. Частнособственнические производственные отношения или отношения, приближенные к частнособственническим, могут вводиться не на принципах «демократичности» или «равноправия форм собственности», а лишь постольку, поскольку реально обеспечивают эффективность, при подсчёте которой мы изначально отталкиваемся от благосостояния тех, кто получает деньги за труд. И всё позитивное, что может быть накоплено в буржуазной экономической теории, должно отбираться только на этой основе. Тогда будет отброшена апологетика и выбрано лишь то, что реально отражает действительность; тогда не пролетарские заплаты будут лепиться на буржуазные теории, а будет иметь место развитие и обогащение пролетарской теории.
Автор с горечью отмечает созданную на сегодня видимость безальтернативности мумии капиталовластия, указывает на успех многомиллиардных вложений плутократов в то, чтобы представить «права кошелька» в виде «прав человека». Успех плачевный, губительный для всех передовых людей в отдельности и человеческой культуры в целом; успех, оборачивающийся невиданными жертвами и потерями. И этот успех держится, конечно, только на невиданном искусственном растлении, разжигании посредством информационной войны порочных инстинктов и посеянной в прогрессивных душах апатии, а также на жалкости оппозиционных течений. Конечно, такое развитие событий - на мой взгляд - во многом обусловлено упадком производительных сил страны в целом, но также крайне важным (на сегодняшний момент) фактором является сознательный элемент, находящийся в политических партиях. Без него масса не имеет возможности до конца грамотно осмыслить происходящее. Сегодня во много раз хуже, чем во времена написания Лениным его бессмертного «Что делать?», наблюдается отставание сознательного элемента пролетарской демократии от стихийности. Чувствуется подавленность этого элемента во всём - в политике, в фундаментальной науке, особенно в экономике. Сплошное мракобесие, способное привести только к крайним формам оппортунизма и соглашательства с «капиталократией», как в случае зюгановщины и ей подобных течений, имеет место быть.
И что касается подобного рода течений (пишу от себя, но это видно у автора между строк), то у них имеются не отдельные ошибки, а системный оппортунизм, прикрываемый насквозь апологетическим и лженаучным осмысление социализма и всего советского строя. Учитывая организационную структуру и политическую тактику этих «левых» лавочек, другого и быть не может. В экономической плоскости лженаучное осмысление, как правило, выливается в косные догмы и так называемые «теории оптимального планирования», которые ничем не отличаются от «теорий эффективного рынка» - да и последние, между прочим, тоже подсовываются, под «патриотическим» соусом. И странно, что спустя 20 лет после реставрации капитализма, на оппозиционном поле доминирует - и духовно, и политически - тот же самый элемент, который долгие годы сознательно и бессознательно разваливал социализм, а в конце концов и предал его.
§2. Основной экономический закон социализма и марксов реальный гуманизм
Автор замечает, что у самых истоков политэкономии социализма, экономики трудовластия лежит представление Энгельса о том, каким должно быть производство, «если бы мы производили, как люди». Это и в самом деле весьма простое представление. Только ежесекундное ослепление телерекламой может помешать простым людям понимать такую простую вещь. Исходить из того, что человеку фактически надо - именно фактически, а не гипотетически-завуалировано и лукаво, как у мещанских «теоретиков полезности». Наука, медицина, этика, эстетика - вот на что следует опираться при анализе этих нужд. А не на прикрытый наукой (хорошо, если наукой) интерес большого кошелька. Прикрытый и затушёванный проплаченными теориями - скорее, проплаченными повторениями заклинаний - насквозь притворными и лицемерными.
Капиталократия выявляет потребности через рынок и прибыль, методом проб и ошибок - за ошибки расплачивается в основном капиталист своей прибылью, хотя за ошибки класса капиталистов в целом (как это и показал нынешний кризис) расплачиваются исключительно работники. И чем дальше, тем более дорогим становится для общества этот косвенный механизм. Всё тяжелее груз золотых унитазов, на которые предъявляют спрос «правильно попробовавшие»; и груз «плохих долгов», возникающих в результате «неправильных» проб. Это - во-первых, а во-вторых, часто забывают, что значительную часть современных потребностей - например, экологические - выявить методом рыночных проб вообще нельзя. Вот и приходится капиталократии удовлетворять их посредством суррогатов, подлежащих рыночным торгам. Впрочем, ей это только на руку.
Социализм же - если это эффективно работающий социализм - на первоначальном этапе тоже во многом ещё выявляет потребности косвенным способом, через рынок, через дефицит на рынке или хозяйственные показатели предприятий. Планирование ещё во многом ведётся от достигнутого, многие решения принимаются на месте и без должного уровня согласования; за ошибки социалистические хозяйственники расплачиваются своими премиями, являющими собой некое подобие обложенных налогами дивидендов с акций - как у капиталистических менеджеров, которым раздают акции для материального стимулирования. Расплачиваются премиями, привязанными к результату, к показателям деятельности предприятия; показателям, во многом ещё капиталистическим, таким как рентабельность, затраты, и т.д. Так во многом и было на начальном периоде развития советского социализма. Однако и такого рода применение буржуазных стимулов и стандартов при социализме всегда имеет ограниченный характер. При капитализме оно присутствует повсеместно, и искажает систему поощрения за эффективный труд; в том числе и при так называемом «рыночном социализме», когда только наиболее масштабные искажения устраняются посредством системы многочисленных налогов. При строительстве социализма, это применение «рынка» и «бонусов» не повсеместно, а существует только там, где ещё нереально оценить потребности напрямую, без посредничества золотых или серебряных унитазов. Там, где нереально ввести оплату по труду, потому что нереально рассчитать оплату по труду, рассчитать, сколько же именно труда потрачено в данном конкретном случае, и каковы общественно-необходимые затраты труда в данной конкретной деятельности.
И, по мере своего развития, социализм логичным образом должен всё больше и больше переходить на демократическое, гуманистическое прямое выявление потребностей по всё расширяющейся номенклатуре товаров и услуг; а от буржуазных стимулов избавляться. В этом и проявляется реальный марксов гуманизм - ориентир на человека, а не на вещь в лице капитала, которая якобы «автоматически» его «облагодетельствует» - о чём сама и кричит, хотя, на самом деле, за счёт человека размножается.
§3. Теория потребностей
Перейдём теперь к построению теории потребностей, основывающейся на реальном гуманизме, и ориентирующейся на трудовластие и более совершенные формы социализма - о которых пойдёт речь в следующем параграфе.
Ни для кого не секрет, что практика социалистического планирования последних десятилетий вылилась в делёжку, торг интересов ведомств и областных партийных комитетов. Начиная от размещения производительных сил, и кончая распределением дефицитных товаров, в том числе компонентов производства. Этот рыночный, или бог знает какой, механизм, наверное, по мнению его участников, тоже «автоматически» всех облагодетельствовал. «Куда делись живые потребности?» недоумевает автор. Пока не хватало хлеба и мыла, этот вопрос не был актуальным. Однако по мере роста благосостояния, отсутствие обратной связи стало сильно по этому же самому благосостоянию бить. Тем более если в благосостояние начали инкорпорировать всякого рода мелкобуржуазные прелести, которые в пролетарском обществе, вообще-то говоря, классифицироваться как потребительские блага не должны. Этим, конечно, воспользовались мелкобуржуазные деятели, и вернулись к рынку как «наиболее эффективному способу» удовлетворения народных нужд. Выражаясь словами автора, «нэпизировали» политэкономию социализма, что в результате и привело к воскрешению мумии капиталовластия.
Я как раз из тех экономистов, которые не только не считают поднятые автором вопросы о потребностях неудобными, но - напротив - считают их архиважными и принципиальными для дальнейшего развития экономической мысли и экономической науки в должном направлении. И самом деле, уже становится очевидным, что советская экономическая наука застопорилась на жёстко-механистической парадигме производства, исключающей анализ развития потребностей и эффективности тех социальных механизмов, которые отвечают не просто за количество продукции и её соответствие эталону, а за качество удовлетворения изменяющихся потребностей путём, в том числе, разработки, утверждения и внедрения новых продуктов, новых эталонов и т.д. Буржуазная же наука, в свою очередь, остановилась на том, что пришла к выводу о порядковом виде функции полезности. То есть, к выводу о достаточности ранжирования различных наборов благ с точки зрения предпочтений, без придания каждому набору полезностей в форме некоего числа. Однако она запуталась в мещанских предрассудках относительно методологии этого ранжирования (взять, к примеру, пирамиду Маслоу и прочие теории, используемые буржуазными маркетологами), не может освободиться от Бентхемовского индивидуализма в своей теории полезности, игнорирующего общественные связи. А главное, не может отойти от метафизического подхода к рассмотрению потребностей - то есть принятия их «от потолка», без научной теории о факторах, которые на них влияют (кроме отчасти буржуазной психологии и психоанализа, реакционной школки, сознательно замалчивающей влияние общественных условий). И, таким образом, не может вычленить из ряда потребностей ни деградационных, ни паразитических потребностей.
В свете вышеупомянутого вывода о порядковом (ординальном) характере полезности, выглядит проницательным указание автора на социальное ранжирование потребностей. И видится необходимым, в этой связи, хотя бы раз в году осуществлять такого рода ранжирование при помощи социологических исследований, отталкиваясь от него при планировании. В принципе, это и делает капитализм, что особенно видно на примере нынешних корпораций. Капитал ведь тоже планирует, и планирует от потребностей - только извращённым путём. Во-первых, капитал ранжирует (а иногда и формирует) потребности так, как это нужно с точки зрения закона максимальной прибыли, а не закона удовлетворения возрастающих потребностей общества в целом. А последний закон, между прочим, подразумевает, с позиций реального гуманизма, научную рациональность потребления и максимальный полезный эффект для всех. Конечно, буржуазные экономисты могут приводить аргументы в пользу того, что первый закон (max profit) в общем и целом автоматически означает последний (ratio+max benefit); могут петь песню про образованных потребителей и волшебство конкуренции, но эти аргументы при ближайшем рассмотрении не выдерживают никакой критики. Скорее наоборот, только как исключение может в современных условиях закон максимальной прибыльности подразумевать научную рационализацию потребностей, тем паче гарантировать максимальный общественный потребительский эффект. А во-вторых, капиталисты, как субъекты производства, проводят свои оценки, ранжирования и агрессивные кампании по формированию различных потребностей совершенно рассогласованно, а порой и просто враждебно по отношению к «чужому» производству. В результате, и потребители удовлетворяют свои потребности без учёта взаимосвязи оных, а порой заведомо губя одни потребности другими. Вред от такого мракобесия, потребительского блуждания в потёмках, наиболее очевиден на примере медикаментов. Сколько людей, включая и знаменитостей, умерло от взаимодействия различных новомодных лечебных препаратов. Но примерно то же самое творится во всех остальных сферах потребления. Только здесь вред проявляется не сразу и не так очевидно, но проявляется. И это вполне согласуется с волчьим принципом капитализма - но, безусловно, немыслимо в условиях товарищеского способа производства.
Методология вышеуказанных исследований, относительно выявления потребностей, хорошо проработана в современной экономике. Давно доказано, хотя бы на примере экологических потребностей, и прочих благ, не торгующихся на рынке, что не требуется никакого рынка, никаких «рыночных проб», для оценки полезного эффекта от потребления того или иного блага. В том числе и эффекта, идущего от его качества. Большинство из методов не предполагает даже никаких анкетных опросов. Взять хотя бы метод транспортных расходов , метод избегающего поведения , метод превентивных трат, гедонических цен и зарплат, контингентного оценивания, выборочных экспериментов. Я уже не говорю о том, что крупным корпорациям волей-неволей приходится проводить оценку продукции и её качества задолго до того, как подключатся какие-либо «рыночные механизмы» обратной связи с потребителями, которые якобы должны поощрять «правильные» производственные решения и наказывать за «неправильные». Особо крупные монополисты этой связи вообще не почувствуют. В самом худшем для них случае - если решения особенно неверны, и товар окажется невостребованным - они проведут небольшую кампанию теле-радио-обмана, и он станет востребованным. Компании поменьше, если «прогорят» на рынке, не станут возвращать кредиты банкам - а те, в свою очередь, получат «спасательное» от государства, что и показал последний экономический кризис. Единственная реальная «обратная связь» между потребителями и производителями в «современной» экономике, приводящая к материальным или моральным поощрениям и наказаниям - это судебные разборки и разборки в прессе, которые также крайне редко заканчиваются в пользу потребителей. Всё это выглядит, согласитесь, как уродливая версия авторитарного социализма.
Но вернёмся к статье Р.И. Косолапова. Также крайне проницательно подмечено автором, что потребности приходится распределять по группам (выделяются группы витальных, культурных, творческих потребностей, потребностей вкуса, потребностей разнообразия, моды и роскоши, наконец, то, что автор называет «порочными», а я называю «потребностями деградационного спектра»). Это, выражаясь математическим языком, состоит в жёсткости функции полезности. А с точки зрения экономического смысла - в несравнимости отдельных видов потребностей, невозможности приведения их к общему знаменателю. Это относится, например, к потребностям в экологических благах, где важным параметром является некое жёсткое ограничение, за пределами которого происходит бифуркация (разрушение экологической системы). Также следует, на мой взгляд, различать производительные и непроизводительные потребности, а также потребности, с высокой степенью неопределённости влияющие на производительность труда - такие, как культурные потребности. Экономическая история знает такого рода различения, ибо ещё в некоторых первобытных общинах существовали две или три категории ценностей, которые не могли обмениваться между собою, а только внутри данной категории. Так что, распределялись они независимо друг от друга, и если в какой-то подгруппе возникал при этом общий (денежный) эквивалент, то он не мог распространяться на другие подгруппы. Официозная же буржуазная экономическая теория (теория потребительского поведения) полностью игнорирует этот вопрос, хотя некоторые специальные бизнес-дисциплины вынуждены с ним считаться.
Я также совершенно согласен с автором, что в отношении благ, удовлетворяющих витальные нужды, необходимо применять счёт в натуральных показателях - который, правда, должен учитывать рост качества. Потому что, в самом деле, эти потребности настолько рациональны, и их номенклатура настолько жестка, что денежные показатели не придадут этой сфере много нового смысла. Говоря о витальных нуждах, необходимо, конечно, подразумевать не только нужду выживания человека, но выживания его как субъекта определённого производительного труда, ибо воспроизводство способности к труду, в массе своей, предусматривает потребление определённых благ; причём возможность наращивания интенсивности труда в большой степени зависит от количества этих самых благ. Разумеется, выживание человека как биологического существа является необходимым условием его выживания как субъекта труда.
Я хотел бы ещё добавить, что потребности творческого самоутверждения в современную эпоху во многом принимают характер витальных. Потому что со многими проблемами, стоящими теперь перед человечеством, по-другому и справиться нельзя. В самом деле, в эпоху, когда большую часть себестоимости продукции составляет стоимость её научной разработки, катастрофически возрастает роль сложного творческого труда, на который нельзя сподвигнуть страхом голода или маргинализации, выпадения из общества - такого рода страх произведёт лишь бездарность с горящими при виде денег глазами. Развитие потребностей самоутверждения - единственный способ достичь эффективности такого рода труда, результаты которого начинают приобретать витальный характер.
Итак, необходимо, на мой взгляд, касательно теории потребностей двигаться по следующим трём основным направлениям:
1). Методология оценивания потребительского эффекта, в том числе качества продукции; методология ранжирования
2). Методология группировки потребностей и выявления взаимосвязей.
3). Постановка обратных связей между производителем и потребителем (поощрение за большую степень удовлетворения), подлинно демократических и гуманистических.
§4. Общество с социальной ориентацией и общество, основанное на свободном труде
Необходимо сразу же отметить, что трудовластие не являет собой какой-то неизменной формации. В нём почти сразу же должны возникнуть зачатки общества с социальной ориентацией, в которых, в свою очередь, созревают ещё более прогрессивные зёрна. Это происходит от того, что приоритет потребностей и сами потребности быстро меняются по мере развития социализма, приводя к поистине тектоническим сдвигам в истории человеческой цивилизации, сравнимых только с переходом от варварства к цивилизации. И, кроме того, если эти явления должным образом учитываются и опережаются действиями социалистического государства, поддерживающего более передовые тенденции (а не наоборот, как иногда бывает, что государство глушит передовые и подталкивает реакционные тенденции и потребности), то они развиваются ещё более быстрыми темпами. Методология ранжирования потребностей в таких условиях должна учитывать: 1) развитие форм потребностей в сторону более совершенного общества , с более совершенным потреблением и способами его удовлетворения, с необходимостью общественной политики, опережающей это развитие и потакающей его наиболее передовым тенденциям; 2) недопущение реставрации эксплуататорской мумии.
Уже в первые дни трудовластия встаёт вопрос о постоянно возрастающей роли культурных и духовных потребностей трудящихся масс, ибо при капиталократии они от культурных и духовных благ отлучены полностью (хотя и кормят тех, кто производит эти блага) и погружены в дикость. Единственно доступные (скорее навязанные) духовные «блага» для них при капиталократии - это зомбаж (в том числе на основе религиозной мистики) и устраиваемые чинушами и барыгами зрелища. Многие из культурных и духовных благ при трудовластии сразу же начинают распределяться безвозмездно и по потребностям, потому что так выгодно для общества в целом. Это соотношение безвозмездной и товарно-стоимостной сфер распределения (по потребностям и по труду) постоянно меняется в пользу первой, и мы входим в фазу общеизвестного «социально-ориентированного общества» с социальными гарантиями, бесплатными образованием, здравоохранением, и т.п. фондами общественного потребления, непосредственно-общественного потребления.
Социально-ориентированное общество сводит к минимуму трудовую повинность и, кроме того, запрещает создавать нужду в деньгах таким пошлым способом, как лишение прав на медицинское обслуживание и образование, повышение цен на продовольствие, жильё, страх перед безработицей. Более того, достаточно скоро оно должно, по природе своей, достичь такой ступени развития, на которой не только блага, связанные с непосредственно общественным потреблением, а уже ВСЕ предметы и услуги, связанные с банальным выживанием (и, возможно, социализацией), распределяются - в разумных количествах - БЕСПЛАТНО. И это необходимо, это делается для того, чтобы и дальше лишать людей стимула себя продавать, чтобы и дальше «выкуривать» из них человека-товара, придавленного необходимостью, нуждой как отправной точкой в потребительское рабство. Социально-ориентированное общество, помимо прочего, должно снижать стоимость жизни за счёт разрушения индивидуалистическо-утилитарных мещанских паттернов потребления, за счёт обобществления средств потребления, создания для людей возможностей перехода к потреблению более общественных благ за счёт субсидирования их качества. Например, чтобы общественный транспорт был доступнее, быстрее, комфортнее и безопаснее личного, а не наоборот (не представлял из себя переполненные скотовозы); или условий для более массового потребления информации. При таком раскладе за деньги, то есть за рабочие квитанции, нормальные люди (исключая мещан) будут покупать только результаты в основном кустарного, но также и крупного производства, имеющие неопределённое влияние на личностное развитие (автор ссылается на это как на «потребности вкуса»); денежный же спрос на любые предметы роскоши упадёт практически до нуля; общество в целом - и это вполне позволяет современная норма прибавочной стоимости - перейдёт на потребление в основном результатов свободного, не ограниченного никакими формами принуждения, труда. Естественно, это должно сопровождаться грамотной политикой со стороны социального государства, использованием общественного информационного и городского пространства, всего, что является массово видимым и слышимым, в интересах всех людей, а не только барыг, желающих инспирировать жажду денег; соответствующей политикой в отношении воспитания, детского и взрослого образования, недопущением барыжно-ворюжного попечительства в печати, в культуре, в науке, в инфраструктуре, недопущением насаждения мещанских ценностей в любых его формах.
Таким образом, в социально-ориентрованном обществе складываются предпосылки для ещё более мощного изменения потребностей, изменения их в сторону трудовых потребностей, выходящих на первый план. Это представляет собой ещё более масштабный тектонический сдвиг, сдвиг в сторону общества свободного труда, в самом деле способного изумлять весь мир быстротой прогресса науки, образования и культуры - тенденций, на которые также ссылается автор. Это - этап окончательного глушения «увертюры выживания», как её называет автор. Которая по природе своей, как мне представляется, подавляет саму личность человека, всяческую свободу в нем, превращая его в особый тип личности, в подавленный тип, в тряпку, в губку, готовую впитывать в себя любые пороки; и расчищая, таким образом, дорогу, в том числе и для мелкобуржуазных устремлений.
§5. Послевоенная политика и развитие социального государства
Перейдём теперь к исторической части авторской статьи, в которой он пытается охарактеризовать определённую политику большевистской партии и советского государства в те или иные годы, как она согласуется с выведенными выше принципами - или, наоборот, противоречит им.
Автор указывает, что линия, проводившаяся в 1947-1957 годах, была начата уже в октябре 1917-го. Уже Лениным было намечено развивать планирование от потребностей на базе распределения хлеба и топлива. Я солидарен с автором в том, что в основу для такого рода построения коммунитарного общества действительно должно ложиться нечто масштабное и затрагивающее всех: например, энергетика.
Далее. Понятное дело, что до 1939 года советская модель трудовластия решала такую насущную проблему как индустриализация отсталой экономики, и не имела возможности масштабно перерастать в социально-ориентированное общество. А потом на 8 лет её развитие задержала война. Однако автором отмечается политика 1947-1953 гг. по снижению цен на основные товары, минимизации трат на повседневные нужды; которая должна была, по планам Сталина, уже к 1960 году вылиться в полную отмену цен на хлеб. Всё это сопровождалось, помимо прочего, сужением сферы товарно-денежных и рыночных отношений касательно производства упомянутых основных товаров, и лежит вполне в русле вышеприведённой теоретической базы. Автор также приводит наблюдения следующего рода: бесплатные хлеб и винегрет в студенческих столовых, бесплатные общественные телефоны в некоторых крупных городах и некоторые другие «мелочи жизни». Правда, это ни коем образом не сопровождалось, по словам автора, столь же масштабным расширением потребления в сфере вкуса (торшеры), в сфере индивидуалистически-мещанской, тем паче - товаров деградационного спектра (от себя замечу, что в 1960 году потребление алкоголя в неделю на душу населения составляло всего 1/3 от уровня 1985 года), но сопровождалось, между прочим, форсированным развитием общественных фондов в сфере культуры, науки, образования. Автор ссылается на данного рода факты как на подтверждающие политику тогдашнего советского руководства по «осторожному утверждению принципов коммунизма». Автор также ссылается на споры Молотова со Сталиным, насколько подобного рода меры способны привести к коммунистическому обществу в отдельно взятой стране.
Если гипотеза автора верна, то мы имеем дело с процессом претворения в жизнь серьёзной и продуманной программы поступательного развития социализма, вступающей в полную противоположность с хрущёвской расплывчатой утопией по «построению коммунизма в 20 лет», «левооппортунистической» ррреволюционной риторикой, вуалирующей реакционную, мелкобуржуазную по сути экономическую политику. Правда, Сталин, по всей видимости, не имел времени формализовать данный процесс, и не смог пойти дальше «фиксации содержания предполагаемых необходимых преобразований». На что он, собственно, и ссылался в 1952 году, утверждая, что «без теории нам смерть».
§6. Геноцид свободного труда Горбяковлевыми.
Воскрешение мумии рабства, проституирования и невежества
Под шумок об ускорении и кинофильмы со сценариями об «обществе творческих личностей» (сейчас каждый московский обмещанившийся бывший интеллигентный человек считает себя великим творцом), перестроичники, на что правильно указывает автор, заставили людей думать о том, где достать мыло и сахар - это в конце-то двадцатого века, в стране, покорившей космос и атом. Такая «увертюра», естественно, имела целью инспирировать толерантность к предстоящей экспроприации напуганного вшами и голодом населения. Экспроприации реальной, с пятикратным (как указывает автор) понижением качества жизни, полнейшим геноцидом свободного труда. И курсом на воспитание «нового человека», одичавшего человека-товара, гоняющегося за деньгами раба, готового потакать любым извращениям «господина» «клиента». А после «работы» находящего утешение в том, чтобы таким же образом «оторваться» в качестве «господина на час». Такое общество нравится ИМ. ОНИ чувствуют себя в нём комфортно. Единственное, что ИМ не нравится - так это то, что рабы слишком уж мельтешат перед глазами, а то норовят ещё и бузить. Хорошо бы, если бы эти рабы где-нибудь растворялись, не забывая, конечно, о своих рабских обязанностях.
В обществе, символом которому вполне могла бы служить скульптура бандита и проститутки, упоминание о таких вещах как трудовые потребности или свободный труд действительно может вызвать смех. Мещанские выкормыши, услышав, например, лозунг «человек красив в труде», тут же ассоциируют красоту с «трудом» каких-нибудь кабацких или бардацких танцовщиц, свежевыпущенных из навороченных салонов. У нуворишат, полностью отчуждённых от труда, отсутствует эстетическое восприятие труда вообще. Им непонятно, что может быть красивого в труде, скажем, сотрудницы КБ, сидящей за работой; они не могут различать между плохим и хорошим трудом, вообще между деятельностью и праздностью. Им ничего не скажет ловкость, быстрота рук или симметричность движений рабочего, тем паче собранность, отвлечённость, лёгкая напряжённость, профессиональная уверенность в лице и творческий блеск глаз интеллектуального работника. Потому что их - нуворишат - это не интересует, и вообще, это их не возбуждает. Они ценят красоту ресторанную или красоту балаганную, и инстинкт их, в плане такой иррациональной вещи как чувство красоты, не может дорасти до чувства красоты труда.
Но мы не только знаем и понимаем, что такое потребности самоутверждения и самовыражения в труде, но мы также и знаем, откуда вообще потребности берутся, как и под влиянием каких общественных условий они формируются. Знаем мы также и о том, откуда проистекают те или иные общественные условия, и как их можно менять. Мы выдержим все насмешки, разъясним свою позицию как можно более доходчиво, и приступим к очередным делам.
Заключение
Считаю необходимым отметить, что, на мой взгляд, у автора всё-таки проскальзывает некоторая идеализация процесса развития социализма. Гарантом поступательного развития в конечном итоге оказывается Сталин, что-то носящий в своей голове. Как будто бы всё завязано на одного человека - а одного человека, как известно, легко вывести из игры. Устойчивой же политической системы, способной к «проталкиванию» соответствующих преобразований, Сталин не создал. Вот этих самых преобразований, которые, по словам автора - в чём я полностью с ним солидарен - «сделали бы советский строй непоколебимым». Не создал Сталин ни теории о том, как эту систему создать; ни людей, готовых заняться применением её на практике. Создание же определённой системы такого рода должно всегда иметь социальную опору - если хотите, социально-классовую базу. Соответствующей опорой должен становиться, на мой взгляд, так называемый «социальный человек», плод социальной ориентации общества, плод использования средств производства в интересах всех. В том числе и тех аспектов «использования в интересах всех», которые связаны с развитостью общественных фондов, с непосредственно-общественным потреблением, с радикальным снижением цен на продукцию, удовлетворяющую витальные потребности и минимальные потребности социализации. У этого «социального человека» необходимо будить социально-классовое сознание, организовывать его политическую активность, направленную на борьбу с мещанскими тенденциями, с засильем авторитаризма - авторитаризма, опирающегося на культурную и интеллектуальную отсталость значительной части производительного пролетариата.
Перепечатано с сайта prometej.info
