Вернуться на главную страницу
Быть шахтёром
Полную версию статьи вместе с фоторепортажем см. здесь.
В 1983 году я впервые оказался в Донбассе - точнее, в Донецке, куда приехал сотрудником газеты «Советская культура». Это были последние выходные дни августа, и мне нужно было снимать традиционный праздник - День шахтёра. В те времена десятки тысяч сытых, зажиточных, обласканных властью шахтёров выходили колоннами на улицы своих городов, демонстрируя престижность и важность своей профессии. Это были герои!
Прошло двадцать лет, и я снова в Донбассе - как фотограф сопровождаю группу австрийских документалистов, снимающих в Украине свой фильм. Нынешний облик Донецка поразил всех нас: иллюминация главных улиц, обилие явно благополучных людей, рестораны, кафе, ночные клубы... Но всё это лишь подчеркивало огромные социальные контрасты, типичные сегодня для больших городов Украины. Это было как узкая тропка в болотной трясине: шаг влево или вправо, и погружаешься в пучину. В такую пучину мы и окунулись в поисках наших персонажей.
Нас ждали две области - Донецкая и Луганская, где люди после закрытия большинства шахт вынуждены нелегально добывать уголь, чтобы просто выжить. Шахтёрск, Снежное, Торез, Брянка - здесь и во многих других шахтёрских городках мы исследовали эту тему.
Сегодня уже трудно сказать, когда появились первые нелегальные добытчики угля. Дело в том, что это явление характерно не только для Украины, но и для многих стран бывшего соцлагеря - Болгарии, Румынии, России и других. Всех шахтёров-нелегалов можно разделить на три группы. Первая - непрофессионалы, пытающиеся заработать хоть немного, но быстро, - осваивают легкодоступные места или просеивают терриконы. К этой группе относятся и бомжи. Вторая - бывшие шахтёры, не посягающие на закрытые государственные шахты. В основном это родственники (иногда целые семьи) или соседи, объединившиеся в бригады. Они разрабатывают легкодоступные, неглубокие пласты угля или пробиваются в заброшенные дореволюционные шахты. Здесь тоже много не заработаешь: хватит только прокормить себя да помочь школам, в которых учатся дети, и детским садам, бесплатно отдав им часть добытого «чёрного золота». Третья группа - высокоорганизованные коллективы численность в сотню и более человек, избирающие себе директора и создающие «общак» - кассу, в которую идут ежемесячные отчисления от каждого работника на случай чьей-либо болезни или смерти. Такие бригады, проникающие на закрытые государственные шахты, негласно контролируются местными властями и милицией, ежемесячно требующими выплачивать определённые суммы.
Самые большие трудности возникли у нас в Торезе. Нелегальная шахта с большим количеством работающих - более ста человек - находилась почти в центре города. На вид этот подкоп, соединявшийся с закрытой несколько лет назад государственной шахтой, казался просто дырой в земле. Переговоры о съёмке велись около недели и не дали результата. Рабочие не хотели сниматься - в основном это было вызвано страхом потерять работу. Никакие уговоры не действовали, а под конец раздались угрозы в наш адрес. И тогда режиссёр фильма сказал: «Виктор, единственная и последняя надежда на тебя. Мы исчерпали все возможности, но мы должны снять эту шахту».
Впереди у меня была ночь, во время которой удалось обдумать план предстоящего разговора. Около восьми утра я стою возле дыры - входа в шахту, где начинается подземный штрек длиной примерно в два километра. Далее идёт лава с пластом мощностью 60 сантиметров, где и добывают уголь. Мне нужен тот, кого шахтёры выбрали своим начальником и хранителем «общака»; я уже знаю, что зовут его Александр. Встречают меня настороженно, но «директора» вызывают. Главное - начать разговор так, чтобы Саша его поддержал. «Александр, ты шахтёр?» - говорю я. - «Шахтёр». - «Ты честно работаешь?» - «Честно». «Тебе стыдно перед твоими детьми?» - «Нет, не стыдно». - «Ты виноват, что оказался в таком положении? Что тебя бросило государство?» - «Нет, я не виноват». - «Что будет с тобой, если ты прекратишь нелегальную добычу?» - «Моя семья будет голодать». - «Почему же ты не хочешь, чтобы об этом узнали другие люди?».
Пауза.
«Мы ведь хотим показать, что это не ваша вина. После закрытия шахт многие остались без куска хлеба», - я настойчиво пытаюсь достучаться до него. «Хорошо! - в конце концов, говорит Александр. - Приезжайте завтра в семь тридцать утра, я поговорю с ребятами». Всего согласились сниматься около тридцати человек, с которыми мы работали всю субботу и всё воскресенье. Прекрасные люди - ответственные, добросовестные, работящие; шахтёры с опытом и без него, но не потерявшие в трудное время чувство собственного достоинства. Мы очень сдружились с ними и расставались потом с большой грустью.
Шахта очень опасна. Сама лава укреплена по всем правилам, а вот двухкилометровый подход к ней для обеспечения нормального уровня безопасности требует больших материальных вложений. Естественно, у нелегалов таких средств нет. Над головой висят многотонные пласты породы, способные оторваться в любую секунду. Шахтёры ласково называют их «коржиками», которые иногда падают, создавая завалы, но пока ещё, по счастью, никого не придавили. «Это наша лотерея», - шутят одни, а вот другие выражаются жёстче: «Мы все здесь на самом деле смертники и сами себя так называем». Страх у людей атрофировался, потому что постоянно бояться нельзя.
Здесь же, в Торезе, есть шахта, на которой работают исключительно женщины. Ларисе около сорока, столько же её подруге Лусии, а дочери Лене исполнился двадцать один. Вот такая шахтёрская бригада. Женщины проникают в заброшенную шахту через вентиляционный ствол и добывают некачественный уголь, который позволяет им существовать. Лариса постоянно простужена, у неё хронический бронхит, а на лекарства не всегда есть деньги. Единственное, чем можно облегчить страдания, - водка и крепкие сигареты. Лена - одна из многих тысяч молодых людей Донбасса, у которых нет будущего, потому что нет возможности учиться или найти работу в городке, где безработным является почти всё взрослое население. После работы женщины собираются дома, иногда заходят друзья. Здесь много пьют, курят и говорят о жизни, и так повторяется изо дня в день. Иногда по вечерам Лена отправляется на дискотеку. Это очень общительный, оптимистичный, открытый человек. А ещё она здорова - пока. У матери со здоровьем гораздо хуже. В будущее женщины не заглядывают. «Как Вы представляете свою дальнейшую жизнь?» - спросил я у Ларисы. «А мы ничего не представляем, не планируем, - ответила она. - Нам бы сегодняшний день прожить». Добытый уголь они меняют на хлеб, картошку, дешёвую рыбу, самогон: деньги как таковые здесь ходят мало, потому что их нет. «А почему вы берёте не водку, а самогон?» - «Не берём, потому что вся водка делается в Торезе». Это правда. Из-за технического спирта, разбавленного сырой водой, смертность здесь выше, чем от несчастных случаев в забоях.
Пожалуй, самая интересная из шахт оказалась в Красном Луче. Закрытая ещё в 1913 году, она сохранила кое-какие запасы антрацита очень хорошего качества. Этот забой разрабатывают несколько семей. Опытные шахтёры - отцы и деды - идут в лаву, а дети и внуки помогают им на поверхности. «Семейный подряд» позволяет существовать более-менее сносно, добывая уголь не только для себя и соседей, но и для обмена на продукты питания. Ширина пласта составляет здесь сорок сантиметров, и в этом пространстве, куда мне не удалось даже пролезть, люди умудряются работать.
Я провел в Донбассе около полугода и хорошо познакомился с жизнью шахтёров-нелегалов. Впечатление от ситуации - страшное. Впечатление от людей - самое лучшее. Наверное, то, что происходит сегодня в Донбассе, можно назвать гуманитарной катастрофой. Десятки, сотни тысяч, а может, и миллионы местных жителей брошены на произвол судьбы и вынуждены ежедневно бороться за выживание. Нельзя говорить о нарушении законов, если государство не предлагает никаких социальных проектов и альтернативных видов деятельности, чтобы спасти огромный регион. При нынешнем уровне жизни люди на Донбассе попросту вымирают: погибают, собирая металлолом, добывая уголь, выпив поддельной водки, заболев. Однако при этом они смогли сохранить чувство собственного достоинства, рабочую честь и многие из прежних традиций.
***
Луганская область. Город Красный Луч. Поселок Хрустальный. Мы уже рассказывали о здешней старой шахте, которую (единственную из тринадцати) открыли снова, той, где лава шириной 40 см. Конечно, в таких условиях трудно добывать и выгребать уголь, работать приходится в лежачем положении. Но мужики здесь опытные, грамотные, крепят опоры профессионально, так что несчастные случаи (тьфу-тьфу-тьфу) практически невозможны. Здесь работают и эти двое из большой шахтерской семьи. Хозяин шахты Владимир бросил пить, поскольку у него было прободение язвы желудка, но курит много. Рядом Виктор, брат его жены. А вот он выпить может. На прощальном обеде, когда провожали нас, он запросто употребил пару литров. И было видно, что благодаря крепкому духу способен и не на такие испытания. На обеде было много людей, приготовили невероятное количество пельменей, где-то несколько тысяч, благо на улице стоял мороз 27 градусов.
Насчёт всеобщей шахтёрской пьянки - это преувеличение. Пьют не все.
***
Бывшая государственная шахта в городе Торезе (Донецкая область) после закрытия продолжает работать - нелегально. Выработки находятся на глубине от 50 до 100 метров, это сравнительно неглубоко. До лавы приходится добираться по наклонному туннелю длиной около двух километров. Добытый уголь упаковывают в мешки и доставляют наверх вручную (или, если хотите, вножную). То есть на плечах. Этим, как правило, занимаются молодые парни. Одна ходка вверх по наклонному штреку с 50-килограммовым мешком оплачивается в размере 1 (одной!!!!!!!) гривны. Труд поистине каторжный! Идти тяжело ещё и потому, что порода под ногами в сплошных выбоинах, а над головой висят многотонные пласты угля (их называют коржики), которые в любую минуту могут обвалиться. Случаев обвала, слава Богу, не было, но опасность такая имеется. За день носильщик угля делает около двадцати ходок. Устаёт зверски, а чтобы расслабиться, часто покупает водку, закуску и... Если не в состоянии выйти из шахты, может прямо в ней и заночевать... Этому парню не исполнилось ещё и двадцати лет.
Та же шахта в городе Торезе. Шахтер по имени Виктор прилег отдохнуть. Здесь хорошо видно, как он буквально зажат в объятиях 60-сантиметровой лавы. Лавой называется то место, где производится выработка угля. Работа ведется ручным способом, без отбойных молотков, при помощи молота и камнетесного долота. Это еще достаточно просторное пространство по сравнению с тем, что увидел автор в шахте поселка Хрустальный, где высота лавы ограничена 40 сантиметрами. Туда ему пробраться уже не удалось.
Саша - директор нелегальной шахты в Торезе, на которой работает и Виктор. Он не коренной шахтер и добычей угля занимается всего несколько лет. Раньше занимался сбором яблок и другими сезонными работами. Неохотно, но он поведал и о местных поборах. Как-будто они кажутся небольшими - 50 грн. в месяц с одного человека. На этой шахте работает около 100 человек, каждый из которых может заработать от 300 до 400 долларов в месяц. Здесь высота лавы - 60 см. Для каждого есть свой участок лавы, в котором он может добывать свой уголь.
Когда из Киева поступает распоряжение по закрытию нелегальных шахт, приезжают рабочие, которые заливают вход бетоном. После того как комиссия уезжает, шахтеры разбивают бетон и продолжают работать.
***
Лена - младшая дочь Ларисы. Ей 21 год. Она закончила школу, остальные ее университеты продолжаются здесь. Она разливает водку. После работы они первым делом они ставят сушиться обувь, которая сильно намокает из-за большой влажности в месте выработки. Работают практически в зоне обильного пара, так как находятся неглубоко под землей. Душа в бараке нет, поэтому мытье производится из большого тазика. После того как женщины помоются, они готовят себе ужин, который состоит в основном из отварной картошки и полуторалитровой бутыли самогона. Так как все бараки брошены, они выбрали тот, в котором работает печь. Это самое главное, потому что можно обогреться, высушить одежду и нагреть воду для мытья. Печь топится угольной крошкой.
В бараке - всего две комнаты: одна спальня, вторая кухня. Печь согревает жилое пространство. Блатная привычка присаживаться на корточки ровным счетом ни о чем не говорит. Женщины, конечно же, не были в заключении. Это всего лишь привычка... Они настолько устали, что идти домой, который в 20-ти минутах ходьбы от барака, просто нет сил. Добывать уголь, да еще поднимать его на поверхность - совсем не женская работа. После ужина они будут обсуждать прошедший день и советоваться: выходить завтра на работу или нет.
Лена в платье, которое мы ей купили для новогоднего карнавала. Этот комплект был приобретен на местном рынке за 200 грн. На кухне не много мебели - самое необходимое: буфет, стол, печка и один стул. В бараки приходят только перед работой и после - просушиться у печки, привести себя в порядок. А живут в доме с фотообоями. Сотни брошенных бараков - занимай и добывай уголь. Народ в основном уехал работать в приграничные области России.
***
Донбасс - страна мечтаний. Жилой шахтерский дом. Его обитатели не имеют денег, для того чтобы даже поехать в Донецк. Ведь товарный обмен здесь избавляет от денежного накопления. Но, как и всякому человеку, им хочется устроить свой быт и сделать его уютным. Самый доступный способ - купить на рынке фотообои... Экзотические острова и страны, пальмы, белый песок, озера и шумящие дубравы. Это - окно в мир грез. Выпив горькой после изнуряющего труда можно сквозь хмельную пелену смотреть в этот мир весь вечер и мечтать.
(Журнал "Геосфера №5, 2008г.)
