Вернуться на главную страницу
De politica (О политике) Часть XLVI Как нам доступна революционная традиция? (из незрелых размышлений)
Часть XVІ Часть XVІІ Часть XVIII
Часть XXII Часть ХХІІІ Часть XXIV
Часть XXV Часть XXVI Часть XXVII
Часть XXVIII Часть XXIX Часть ХХХ Часть XXXI Часть XXXII Часть XXXIII, Часть XXXIV, XXXV XXXVI XXXVII XXXVIII XXXIX XLI XL XLII XLIII XLIV
А як їх наймення та де їх могили
Щоб скласти хоч пізні вінки?
Леся Українка,
До столітнього ювілею української літератури
Этот простой вопрос задала одна социалистическая школьница, когда участники самообразования возвращались со своего заседания дорогой вдоль берега Вилсы. Какую-то роль в озвучивании этого вопроса сыграло то, что по пути приближались Ворота Расстрелов Варшавской Цитадели. Пользуясь традиционной остановкой чтобы дождаться отстающих, кинуть несколько взглядов на другой берег Вислы и подумать о масштабе стоящих задач, кто-то из окончивших самообразовательное заседание подошёл к выбитому в камне списку расстрелянных...
Вопрос о том как нам доступна политическая революционная традиция при всей простоте потребовал довольно обширных разбирательств, начинаемых с тщательного разбора смысла всех слов. Что касается революционности, то здесь должно быть понятно то, что это понятие говорит нам о сращенности порождения и употребления идеального, о том, что в данном случае политическое мышление совпадает с тем как изменяются политические обстоятельства и потому позволяет иметь власть над ними1. Когда мы упоминаем политическую революционность, принципиально отличную от простого отторжения любого данного режима Дуды, Зеленского, Меркель, Трампа или кого угодно подобного, то в эпоху развитой частной собственности речь идёт о материализме в политике, который немецкие товарищи часто называют словами Фейербаха политическим материализмом. Это воззрение предполагает, что во всяком политическом действии мы должны руководствоваться полностью независимыми от нашего сознания обстоятельствами, чтобы их внутреннее движение способствовало достижению поставленных политических целей. Такое прямое применение сформулированного Лениным понятия материи к политике оказывается достаточным для прямого и самого грубого применения к разбору польской политической ситуации, но оказывается недопустимо абстрактным для разбора политических субъектов Германии и США. Действительно, как заметил один инженер, ноль можно смело ставить во многие формулы, которые дадут нулевой результат... Попробуем зайти со стороны слова «традиция».
Если под теоретической традицией или традицией теоретического мышления в наше время понимается существование группы людей, практически доказывающих, что нет ничего практичнее хорошей теории, то что-то подобное мы должны ожидать в политике. Живой действующий человек является не только существенным, но и решающим фактом во всех сферах, где результат сравнивается с его мысленным образом. Так перед товарищами, знающими немецкий язык опредмечена незаслуженно забытая за пределами Германии революционная литература 1510-1520-х годов. Сейчас это наследие революционной эпохи без размышления связывают с историческим источниковедением или текстологией, причём тоже исторической. Но давайте представим, что фантастическим образом нам может прокомментировать прокламации и памфлеты кто-нибудь из сподвижников Рорбаха или Мюнцера. Тогда окажется, что «вот этот странный теологический тезис» дискредитирует лизоблюдничающую перед курфюрстами фракцию ксёндзов, а «вот этот оборот из прошлых мистиков» обосновывал необходимость самостоятельной организации крестьянства. Поскольку живой комментатор из прошлого невозможен, то ясно что наше вхождение в революционную традицию возможно с помощью каких-то совершенно непредставительных на вид дисциплин типа источниковедения или текстологии. Это общая беда всех эпох, когда историческое время после своей остановки начинает обратный ход. Общественное будущее начинает всё сильнее отталкиваться от прошлого, пытающегося выглядеть настоящим. Когда нет вооружённых армий трудящихся классов, передовым инструментом становится самообразование, когда люди не могут писать историю, они вынуждены заниматься текстологией, чтобы если не научиться этому, то хотя бы уяснить как вообще можно писать историю. Внимательный читатель сразу видит в приведённых положениях простую апологию той тактики, которая привела к выживанию польского теоретического коммунизма. Это не вся правда. Вся правда состоит в том, что массового движения трудящихся и каких-либо политических революционных группировок полностью лишены, как минимум, Польша, Словакия, Литва и Белоруссия. Поэтому хорошо бы чтобы читатель проверил с классовой точки зрения, какая позиция будет здесь и далее выражаться. Ведь несмотря на то, что Польша является объектом систематического ограбления для политически связанных с США и Германией транснациональных корпораций, польское общество участвует в ограблении Украины, импортируя труд её граждан. Поэтому в рассуждениях о революционной традиции из таких мест может всплыть нечто столь неприятное, что простого самоконтроля будет недостаточно.
Другой важной и принципиальной трудностью в разборе революционной традиции является то, что мы не можем отказываться от своеобразия исторического момента. Сейчас в большинстве стран Европы, в США, Австралии и Канаде политическая революционная традиция не только должна соотносится с политическим материализмом, но и её разбор можно сделать только на основании политического материализма. Иными словами нам вообще не интересно политическое самомнение. Ему во вред и в пользу разбора реальных результатов и реальной логики политических действий мы обязаны изгонять идеологию из той сферы, которая доставляет для идеологий особенно много питательного материала.
К сожалению, всё это изгнание идеологии бесполезно осуществлять над польским материалом. A priori такой фильтр не преодолеет ни одна капля польской политической жидкости. Одним не нравится режим Дуды, другим не нравится режим Качыньского, режим Валенсы, режим поздней PZPR, представленный Ярузельским... много что может не нравится. Но нет таких кому бы была противна вся система частной собственности с её разрушительными товарно-денежными связями. То есть, субъективно такие люди в Польше, может быть, были, но объективно не велась организационная подготовка, доходящая до политического уровня или способная дойти до него в обозримой перспективе. Это равнозначно полному отсутствию политической революционности.
По похожим причинам также бесполезны как польские источники любые тематическое сведения из Словакии, Литвы, Белоруссии. Ну что же, с двух сторон нас окружают нации, оставившие такой вклад в теорию обществопеределывания, который имеет мировое значение. И обе Германии, и Украина имеют некую политическую революционную традицию. В отношении Украины под новейшей политической революционной традицией понимаются все те организационные и практические факты, которые стали известны большей части европейского коммунизма по материалам до сих пор памятного политического процесса в Одессе, состоявшегося более 10 лет назад. Противоречивость выявления такой революционной традиции очевидна, поскольку эмпирические многие люди живы, но организационно мертвы. Спиритуалистически Украина имеет революционную традицию, эмпирически не имеет её. Какова тут должна быть точка зрения современной материалистической теории?.. А есть вопросы проще?
В отношении Германии всякому посетителю немецких конференций по материалистической диалектике очевидно наличие политической революционной традиции. Эмпирически она представлена изрядным количеством людей, многие годы активно и профессионально противодействующим государству буржуазии вообще и политической полиции в частности. Не всегда такие люди будут политическими материалистами, но почти всегда они будут представителями материалистической тенденции в политике. То есть, если их деятельность не соотносится прямо с истиной социальной революции, то, во всяком случае, она относится к социальной революции как заблуждение. Следует особо отметить, что деятельность всех этих немецких товарищей никогда не соотносится с социальной революцией как ложь. То есть в Германии умирает не родившись стиль действий одного польского фрика, спросившего на собрании с участием ветеранов Народного Войска о количестве и готовности стреляющих предметов.
Посмотрев на Германию, мы обнаруживаем, что хотя и нельзя полностью полагаться на абсолютную истину политического материализма, несомненно важным оказывается преодоление ложности в отношении социальной революции. То есть к революционной традиции относятся как повышающие политическую адекватность заблуждающиеся, так и устойчивые представители политического материализма. Как было указано ранее, одно из этих слагаемых над Вислой нулевое. У нас и у многих наших соседей нет политически активных представителей политического материализма. Другое слагаемое, то есть пригодные к политической активности заблуждающиеся приводит нас к весьма интересным выводам. Рекордное в относительных величинах продвижение к истине социальной революции в Польше осуществляет ... социалистический школьник. Сколь бы не был неожиданным этот вывод, но диалектика относительной и абсолютной истины такова. Наш вывод подтверждается простым наблюдением: среди польских социалистических школьников отсутствуют значительные фракции, замеченные в несерьёзном отношении к социальной революции. Школьники как правило слишком практичные и тонко чувствующие люди, чтобы профанировать что-либо кроме школьности. Почти всё остальное у них либо серьёзно либо никак. Попробуйте сами представить социалистического школьника, который в стиле разнообразных левых элементов сознательно будет год за годом имитировать социалистические убеждения или симпатии к коммунизму. Для школьников и значительной части студентов польских университетов нет ничего непрактичнее подобных занятий. Истинность социальной революции для наших молодых товарищей проявляется ещё и в том, что социалистический школьник с большей вероятностью перейдёт в разряд алко-школьников, чем начнёт месяцами и годами имитировать симпатии к социальной революции, которую он признал для себя, вне пригодной для этого организации, непосильной задачей.
Ответ на вопрос о том как нам сейчас доступна революционная политическая традиция получается таким: через социалистических школьников. Иными словами, через будущее, если такой традиции нет в настоящем. Какое же отличие определяет особое значение социалистических школьников кроме самих возможностей выстраивания ими более удачной политической траектории в борьбе за коммунизм? Внимательное изучение квазиорганизаций социалистических школьников Польши и Германии показывает, что они, как правило, более исторические существа, чем представители политического коммунизма. Историческим существом, вслед за Гегелем и Марксом, мы назовём тут такое существо, которое удерживает результат вместе со становлением. То есть по всем доступным практическим и теоретическим вопросам социалистический школьник готов осуществлять самоопределение как социалистического школьника. Альтернативой является признание себя неизвестным существом из странной общественной обстановки, имеющим совершенно случайные предпочтения. В последней характеристике сложно не разглядеть типичного представителя политического коммунизма, который не собирается самоопределяться как сторонник коммунизма по каким-то вопросам, так как искренне уверен что уже однажды самоопределился в пользу коммунизма и этого хватит до самой смерти. Исходя из подобной мотивации типичный «политический» «коммунист» легко выкидывает историю своего становления как сторонника коммунизма, ибо не собирается делать из неё каких-либо педагогических или теоретических выводов. Между тем, для социалистического школьника история становления своих убеждений принципиально важна как ступенька к широкой будущей жизни и всегда доступна как средство обогащения своей возможной университетской хотя бы жизни, если уж других её форм не появится на горизонте.
Не является твёрдым фактом, что социалистический школьник в будущем чему-нибудь научится, если не уйдёт на другую орбиту, но является фактом, что «политический» «коммунист» не научится ни чему. У наших восточных соседей был такой ОСОБА_1, который в качестве действующего «коммунистического» «политика» решил, что допустимо игнорировать такое влиятельнейшее явление украинской политической жизни, как изменивший всю местную политическую жизнь, как победивший всех и себя Євромайдан. Интересно что ОСОБА_1 за несколько лет до приговора был социалистическим школьником, который быстро и полностью втянулся в эмпирически имевшийся рядом «политический» «коммунизм», что имело известные всем последствия. В Польше и Германии такая имитация политики менее типична. Вероятно, из-за того, что у нас социалистические школьники хорошо представляют себе перспективу в случае провала иметь долгие разговоры со школьным директором. Поэтому школьники Польши и Германии членов facebook-ЦК сразу принимают за пособников этих же самых школьных идеологов-директоров, но на новом жизненном горизонте.
Социалистический школьник это историческое существо с возникающими коллективными органами мышления, тогда как типичный «политический» «коммунист» это внеисторическое существо, потерявшее не только прямо коллективные, но, нередко даже индивидуальные мыслительные функции2. Дело отнюдь не в биологическом возрасте а в том, что герековская Польша (подобно Белоруссии и России того же времени) была логовом, плодившим антикоммунистов. Меняется классовая ситуация, в рамках поколения стабилизировалась расстановка классовых сил и поэтому у нового поколения поляков отсутствует иллюзия, что можно сносно жить за счёт спекуляций на экономических плодах берутовской реконструкции или на западногерманских кредитах, гарантированных СССР. Духовная и экономическая обстановка в Польше 2010-х годов не в пример благоприятнее чем в 1970-х годах для того, чтобы не связывать никаких иллюзий с углублением товарности общественной и личной жизни. Главное не приспосабливать своё сознание к доступности и допустимости только тех средств и требований, которые непосредственно диктуются ближайшими обстоятельствами.
У самых зачатков РСДРП её наиболее сознательные деятели «...вполне справедливо считали возможным тогда же, в самом начале "стихийного" движения, выступать с самой широкой программой и боевой тактикой. Неподготовленность же большинства революционеров, будучи явлением вполне естественным, никаких особенных опасений возбуждать не могла. Раз постановка задач была правильная, раз была энергия на повторные попытки осуществить эти задачи, - временные неудачи представляли из себя полбеды. Революционная опытность и организаторская ловкость - вещи наживные. Была бы только охота вырабатывать в себе требуемые качества! Было бы только сознание недостатков, равносильное в революционном деле больше чем половине исправления! Но полбеды сделалось настоящей бедой, когда это сознание стало меркнуть (а оно было очень живо у деятелей названных выше групп), когда появились люди, - и даже социал-демократические органы, - которые недостаток готовы были возвести в добродетель, которые, попытались даже теоретически обосновать своё раболепство и преклонение пред стихийностью».
Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения
Как нам доступна революционная традиция? Попросту выражаясь, как здоровая тенденция будущей возможной практики социалистических школьников. Практическое значение революционная традиция имеет сейчас в наибольшей мере как тенденция успешного подчинения стихийных обстоятельств сознательному плану действий. А для социалистических школьников это является самым насущным вопросом политического, а то и личностного, выживания. Ответ, что и говорить, не очень глубокий, но хорошо показывает что теория должна быть ровно на один шаг впереди действительности, имея ясное знание о том куда эту действительность занесёт через десятки и сотни шагов.
___
1 Подробнее об этом можно найти в замечательном очерке Алисы Ульяновой «Что такое революция?».
2 Очерк «Психопатология политического коммунизма» об этом. Угасание политического, исторического, политэкономического и организационного мышления в политическом коммунизме прослеживалось во всех очерках продолжаемого цикла - WP.
