Вернуться на главную страницу
Алексей Валерьевич Босенко 24.03.1958 – 6.03.2021
6 марта вечером, на 63-м году жизни скончался Алексей Валерьевич Босенко: писатель, поэт, преподаватель, учёный и философ.
Его книги (написанные «ни к чему» и ни для кого, как утверждал сам Алексей Валерьевич) всегда вызывали к себе интерес; его выступления всякий раз были событием... За безжалостную и нередко мрачноватую критику современного искусства, нынешней планки человеческой чувственности, нашего времени в целом, Алексея Валерьевича часто объявляли пессимистом. Кажется, что он и сам был не против такого определения. Однако пессимизм бывает разный: иной сковывает человека, вводит в состояние оцепенения, безвольной покорности обстоятельствам, другой делает отчаянным, даже отчаявшимся. Алексей Валерьевич умел то, на что, кажется, его современники-философы уже не способны: вызывать протест против такой действительности, которая тотально, бескомпромиссно унижает человека в самой его сущности. И это третий, особенный путь.
Не в последнюю очередь это оказывалось возможным именно благодаря твёрдой убеждённости, что «всё плохо», а мир летит в пропасть безвременья. Алексею Валерьевичу позволяли прийти к такому выводу его широчайшая философская эрудиция, волнующееся сердце и необычайная пытливость ума. Но этот вывод, сделанный с железной логической необходимостью, - скорее, всё ещё предзнаменование, нежели свершившийся факт. Возможно, «мы опоздали навсегда» (см. «Время без свидетелей», 2016), но это и побуждает возражение: хочется доказать, что философ ошибся, хоть и был прав. Ведь если философия - это «квинтэссенция духа эпохи», а сама эпоха на дух не выносима, то необходимо что-то делать, пусть и с оглядкой на риск, что ничего уже сделать нельзя: в истории так всегда было, вся она - хождение по лезвию бритвы.
Кажется, такова грустноватая диалектика фразы «наше будущее в наших руках». И Алексей Валерьевич Босенко умел тонко сыграть на этой грусти, вызывая у собеседника - по книгам ли, по речам или по строю мыслей - ответную «наладку» в душе. Будет ли она созвучна мировосприятию самого философа, создаст ли с нею консонанс - следующий, но не самый главный вопрос; все мы, выражаясь словами Алексея Валерьевича, неизбежно «вчитываем» себя в текст. На то и рассчитано, главное - чтобы пробудилось чувство, зазвучал внутренний голос. И чаще ими оказываются чувство несправедливости и голос решительного возмущения. Ведь если философу не стоит «негодовать и удивляться», то тем важнее для него «понимать», вооружая пониманием других. Алексей Валерьевич вооружает, как бы это ни было сокрыто за его скепсисом при жизни.
Пожалуй, тем можно объяснить и строки «вчера погиб последний живой философ», появившиеся в сети вместе с новостью о смерти Алексея Валерьевича. Слова здесь подобраны как нельзя лучше: философ может погибнуть, но от этого он не умрёт. Смерть индивида - это нечто зряшное, и философу она не страшна. Он может умереть только вместе с самой жизнью, то есть - с жизнью всего человеческого рода. А уж то, свершится ли она, - будет ли это «не всхлип, но взрыв» (перефразируя Т.С. Элиота), - как уже сказано, «зависит».
...Время «последних философов» ещё впереди...
