Вернуться на главную страницу
К вопросу о диалектике курильщика
"Известное оттого не есть познанное" Г.В.Ф. Гегель
"Я не рак. Я близнец" С. Ребров
"Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма" В.И. Ленин
"Диалектика добавляет просмотры" С. Ребров
В последнее время хорошим тоном стало говорить об относительном подъеме и развитии левого движения, как на территории нашей страны, так и в мире в целом, и такая точка зрения вовсе небезосновательна: на фоне стремительного падения уровня жизни подавляющего большинства людей, увеличения неравенства между различными общественными классами и отсутствия адекватной перспективы развития и образа будущего усиливается запрос на справедливость и, как следствие, растет интерес к коммунистическим идеям. Эти объективные обстоятельства выражаются также идеально, в том числе в оживлении теоретических дискуссий по различным вопросам марксистской науки.
Среди прочих вопросов, вызывающих у читателей неподдельный интерес и желание разобраться, особняком стоит вопрос о диалектике. Что она такое? Нужна ли она для повседневной жизни? Научного исследования? Или, быть может, она представляет собой лженаучную бессмыслицу и чушь? Бесспорно и необходимо ли ее наличие в марксизме или можно обойтись без нее? Позиции на этот счет весьма разнятся: кто-то считает необходимым диалектикой объяснять все на свете, от классовых противоречий современного капитализма до фашизма на экспорт или забытой на даче кепки; кто-то отказывает ей в научном статусе и настаивает на решительном и безусловном «очищении» марксизма от гегелевской шелухи; кто-то предлагает переосмыслить и реформировать диалектику так, чтобы с ее помощью решать повседневные задачи (например, спасать людей от статического электричества или ранжировать пролетариев в процентном отношении). Неудивительно поэтому, что многие искренне желающие овладеть методом Маркса останавливаются в нерешительности перед таким многообразием мнений; вслед за классиками они восклицают: «Где та точка зрения, которую ее противники, стоящие за коммунизм, не ославили бы реакционной? Где та точка зрения, которая, в свою очередь, не бросала бы клеймящего обвинения в ревизионизме как более передовым представителям движения, так и своим реакционным противникам?»
Нельзя сказать, что дискуссии о роли диалектики в марксизме - новая тема для споров. Вокруг нее, так или иначе, шла полемика и у г-на Дюринга с Энгельсом, и у русских махистов с Лениным, и у представителей советского марксизма с буржуазными идеологами на протяжении почти всего XX века. Вопрос непростой. К нашему счастью, в российском левом движении есть такой блестящий теоретик, что душой радеет за всесильное революционное учение - и это особый повод для гордости. Г-н Ребров, с присущей ему оригинальной манерой изложения и современной научной позицией, помогает нам разобраться в вопросе о диалектике, этом камне преткновения строго - научно - мыслящих сочувствующих коммунистическим идеям людей, а заодно разбивает стереотипы закостенелого мышления и догматического невежества, которое знать ничего не хочет кроме избитых и давно уже оспоренных классических текстов. Последуем же за ним в гущу событий, имен, философских школ и ярчайших идей современной марксистской мысли в надежде обрести истинно научное решение настоящего вопроса!
Г-н Ребров, как и подобает настоящему марксисту, неукоснительно соблюдает принцип историзма: он начинает свои рассуждения издалека, из глубины веков. Демонстрируя свою внушающую уважение осведомленность, он сообщает нам, что слово[1] "диалектика" упоминается в трудах не только Платона, но и Сократа; и хотя труды последнего до сих пор философской исторической науке неизвестны, сомнения чужды всеохватной эрудиции г-на Реброва, которая может творить, как мы увидим далее, и не такие чудеса. Не удостоив вниманием различные мелкие философские школки и незначительных философов (вроде Гераклита, Анаксагора, элейской или милетской школы и других досократиков), наш археолог знания заявляет, искусно обобщая, что все античные авторы понимали диалектику "просто как искусство спорить", что, разумеется, "ничего общего не имеет с тем, как мы понимаем диалектику сейчас". Робкие возражения Г.В.Ф. Гегеля на этот счет мы не будем даже принимать во внимание - о нем речь будет ниже; советские же марксисты, что искали корни диалектики в античности, и вовсе выглядят смешно с современной научной точки зрения г-на Реброва; впрочем, к ним мы тоже еще вернемся, и отнюдь не для того, чтобы похвалить их.
Из седой древности стремительная мысль нашего философа переносит нас в начало девятнадцатого века, где мы обнаруживаем источник самого распространенного сегодня понимания диалектики - систему Гегеля. Гегелевская диалектика, по словам г-на Реброва, суть «абсолютная онтологическая система», потому что в аналитической литературе «она не случайно получила название абсолютного идеализма». Она обнимала собой все: «от исторического и политического процесса до материального мира». Справедливо ли противопоставлять исторический и политический процесс материальному миру, а также имела ли, быть может, некое "гносеологическое" значение система Гегеля? Не порите чушь! Аналитическая литература не может ошибаться, сурово отвечает подобным умничающим невеждам г-н Ребров. Суровость и строгость свою он, впрочем, умело разбавляет презабавной историей про ученого-естественника, что посмел спорить с Гегелем ("Если факты противоречат моей теории - тем хуже для фактов", ответил Гегель, и существуют даже попытки оправдать подобную ненаучную галиматью!), и история эта не только возвращает нас в ритм высшей научности, показывая несостоятельность спекулятивных притязаний, но и демонстрирует отличное чувство юмора рассказчика.
Само собой понятно, что система Гегеля в своем первозданном виде неприменима ко дню сегодняшнему; с научной точки зрения материалиста Реброва она представляет собой лишь "пример метафизики, так как вы берете выдуманные вещи и пытаетесь на основе этого анализировать природу", и через это "неизбежно скатываетесь к идеализму, пониманию мира через какие-то странные законы". К счастью, появлялись и последователи Гегеля, которые старались развивать и переосмысливать его учение, чтобы оно отвечало последним достижениям науки и было надежным методом для описания современности - и здесь читателя, обрадованного скорой неизбежной, казалось бы, встречей со знакомыми каждому порядочному марксисту именами, ждет сюрприз: в качестве положительного примера г-н Ребров приводит итальянских и французских неогегельянцев - и мы еле успеваем записывать фамилии этих замечательных мыслителей - Бенедетто Кроче, Александр Кожѐв, Джованни Джентиле, Жан Валь, Жан Ипполит. Они соглашались с тем, что диалектика не может использоваться как онтологическая система («чего не понимали в советское время», - в воспитательных целях выдает оплеуху незадачливым советским марксистам научный г-н Ребров), и что она возможна в истории только как логическая система. Такую же точку зрения, по словам Реброва, исповедует и Эвальд Ильенков - один из самых способных советских мыслителей, что, впрочем, не спасает и его идеи от вторичности и заурядности на фоне мировой (в основном, правда, западноевропейской) бурно развивавшейся философской мысли.
«Но как же можно уравнивать диалектико-материалистическую позицию Ильенкова, что категории диалектической логики суть отражение реального объективного мира с реформированной на трансценденталистско-субъективистский манер диалектикой в актуализме Джентиле или экзистенциально-трагической трактовкой диалектики в духе французских неогегельянцев?, - возопит тут внимательный читатель, получавший свое философское "образование" на устаревших текстах другого известного гегельянца, имя которого до сих пор носит по какой-то странной причине московский метрополитен, - Вы что же, не слышали о принципе партийности? Это ведь буржуазные философы, "ни единому из которых нельзя верить ни в едином слове" ибо философия - партийная наука!».
Однако г-н Ребров привык к нападкам религиозных догматиков. И если самого Реброва кто-то подумает обвинить в "буржуазности" или принадлежности к "презренной партии середины", что пытается быть выше нелепого деления на "партии", то он, ничуть не смутившись, с чувством собственного достоинства ответит на такие претензии:
«Собственно именно в этом проявляются главные проблемы догматического подхода к концепции «партийности теории»: это теоретический телеологизм и квазирелигиозное деление всего по классификации "истина-ересь" <...> Попытка записать абсолютно любые теории в бинарную классификацию «буржуазное-пролетарское» достаточно абсурдна. И дело здесь не только в том, что сами классы крайне неоднородны и изменчивы, но и потому, что значительное количество философов и мыслителей вообще не интересуется вопросами общественно-экономического характера»
Партиен ли сам г-н Ребров? Концепцию партийности он считает вполне оправданной, но "другое дело, как к ней подходить: детерминистски или со степенью относительности", и нам придется здесь, испытывая терпение читателя, углубиться в непростой вопрос о методологии познания. Познание, по Реброву, "детерминировано различными общественными структурами (если пользоваться структуралистской терминологией)". Подобным образом проясненная позиция относительно "особенностей методологии рассмотрения" составляет, однако, некоторое противоречие со структуралистской методологией, где заинтересованность "философов и мыслителей в вопросах общественно-экономического характера" не играет ровно никакой роли, так как мир познается через структуры, которые представляют собой скрытые, глубинные (часто неосознанные) основания, что порождают события и явления на поверхности. Но научность г-на Реброва, как ясно из вышеизложенного, вынуждает его подходить к подобным вопросам с довольно высокой степенью относительности, дабы не быть загнанным в догматические рамки "детерминизма".
На счет так называемой советской философии, г-н Ребров не испытывает никаких иллюзий: в своих статьях он камня на камне не оставляет от советского догматизма. Если телеологичность и абсолютная онтология Гегеля оправданы его идеализмом, хотя и нелепы с точки зрения современной науки, то некритически заимствованные русскими, а затем советскими философами-недоучками три закона развития всего и вся, при материалистическом толковании превращаются в несусветную чепуху. Бессмысленный и беспощадный советский диамат, что ведет свое происхождение от "Диалектики природы" Энгельса и подражавшего ему Плеханова, привык рядиться в диалектические одежды с причудливыми арабесками.
Бесстрашный г-н Ребров безо всякого благоговения перед авторитетами материалистически анализирует причины, по которым советские философы занимались апологетикой существующей партийной политики: именно ученики Плеханова виновны в "консервировании" мысли в СССР, а приказы о расстреле вольнодумцев, что смели противоречить четвертой главе "Краткого курса" подписывал лично Сталин. Именно по этой причине в стране появились кипящие по диалектическим законам чайники, характер механизации сельского хозяйства начал анализироваться со стороны диалектических противоречий, а гуманитарное знание само, вполне диалектически, стало заложником политики "борьбы с вредительством", идеологом которой оно являлось по своему положению.
Но все ли советские философы-материалисты триадами доказывали неизбежность коммунизма и подгоняли действительность под готовые диалектические схемы? Г-н Ребров признается, что были и исключения, но тем хуже для них, раз они не вписываются в научно-теоретическое построение г-на Реброва. «Нетипичные» философы, которые только по причине своей нетипичности и выделялись несколько из общей убогой серой массы, вынуждены были под покровом ночи изучать запрещенные буржуазные философские тексты в «спецхранах» и, за неимением лучшей задачи для приложения своих творческих сил, заниматься унылой и никому в современной науке не нужной диалектикой «Капитала» ("которой там нет"[2], - добавляет Ребров) или тщетными попытками создания диалектической логики, из которых, впрочем - предсказуемо - не вышло практически ничего.
«Назовите мне философа, который пользуется сегодня диалектической логикой, кроме учеников Ильенкова?», - наносит свой решающий теоретический ремиз г-н Ребров. Увы, изоляционистской школе младоильенковцев нечего ответить на этот выпад, и они терпят поражение по очкам.
В качестве изящного примера, демонстрирующего убогость советской власти, которая стремилась запретить все, что не вписывается в принятую идеологическую доктрину, г-н Ребров приводит такой случай:
«Порой возникали и вовсе комичные ситуации, когда из переводимых книг вырезали целые главы, опасаясь вредного идеологического влияния. Как, например, произошло с первым русским изданием знаменитой «Истории западной философии» Б. Рассела, когда главу, посвящённую Марксу, просто убрали, хотя сам автор в ней высказывался о немецком мыслителе положительно».
Знаменитого историка философии Бертрана Рассела, чья непредвзятая научность стоит выше любых классовых коллизий, сегодня не знает только полный неуч. Мы вовсе не считаем наших читателей таковыми и уверены, что все они читали замечательную статью Рассела о Марксе, написанную со всем уважением и к Марксу, и к СССР, у которого вовсе не было причин эту главу не печатать. Мы позволим себе привести избранные места из этой статьи только ради удовольствия еще раз пробежать глазами такой знакомый и родной текст.
«Как чистый философ Маркс обладает рядом серьезных недостатков. Он чрезмерно практичен и слишком прикован к проблемам своего времени. Взгляд его ограничен этой планетой, и на ней - Человеком. Со времени Коперника стало ясно, что Человек не обладает той космической важностью, которую он прежде приписывал себе. Ни один человек, который не смог усвоить этот факт, не имеет права называть свою философию научной».
С других планет Бертрана Рассела радостно приветствует его предшественник, г-н Евгений Дюринг.
«При этой привязанности к делам земным у Маркса есть готовность уверовать в прогресс как в универсальный закон. Эта готовность характерна для XIX века и она свойственна Марксу в той же мере, в какой и его современникам. Именно вера в неизбежность прогресса позволяла Марксу думать, что можно избавиться от этических рассмотрений. Если социализм наступит, то это будет улучшением. Он должен был бы с готовностью допустить, что это будет улучшение не для помещиков и капиталистов, но это лишь показало бы, что они не в гармонии с диалектическим движением времени. Маркс провозглашал себя атеистом, но придерживался космического оптимизма, который может быть оправдан только теистически».
«Маркс подогнал свою философию истории к образцу гегелевской диалектики, но на самом деле для него важна только одна из триад: феодализм, представленный помещиком; капитализм, представленный промышленником; и социализм, представленный наемным работником. Гегель рассматривал нации как носителей диалектического движения, Маркс же поставил на их место классы. Он всегда отметал всякие этические или гуманистические причины для предпочтения социализма или же для того, чтобы стать на сторону наемного работника».
«История репутации Маркса весьма любопытна. На его родине его доктрины инспирировали программу социал-демократической партии, которая постоянно росла до тех пор, пока на всеобщих выборах 1912 года не набрала одной трети всех голосов. Сразу после окончания Первой Мировой Войны социал-демократическая партия оказалась у власти, и Эберт, первый президент Веймарской республики, был ее членом. Но к тому времени партия порвала с марксистской ортодоксией. Между тем в России фанатичные сторонники Маркса пришли к власти».
И, наконец, самое сильное место:
«Вообще все элементы философии Маркса, которые он заимствовал у Гегеля, ненаучны в том смысле, что нет причин полагать их истинными».
Так отчего же в СССР не напечатали эту замечательную главу, г-н Ребров? Молчит. Дай ответ! Не дает ответа.
Однако оставим перипетии советской философии. В нашем длительном путешествии по истории диалектики, мы приблизились к самому главному - диалектике Маркса.
Готовы ли Вы, дорогой читатель? Вдохните глубже.
С замиранием сердца мы узнаем, как же именно понимал диалектику великий классик и яркий свет ослепляет нам глаза; яркий свет истины, что бьет из-за приоткрытой завесы заблуждений и спекуляций: Маркс понимал диалектику как научный принцип - и, разумеется, на подобной научной позиции стоит и сам г-н Ребров. Слово "диалектика" вообще встречается у Маркса очень редко, и это значит - мы обязаны сделать здесь несомненный вывод - что диалектикой он не пользовался вовсе. Дополнительно для сомневающихся поклонников ретроградного понимания диалектики приводятся неизбитые убедительные положения, что марксов «метод противоположен методу Гегеля», а также то, что Маркс лишь «кокетничал гегелевской манерой изложения». После таких мощных аргументов г-н Ребров теперь с полным правом объявляет смехотворными и несостоятельными недалекие идеи русских гегельянцев о том, что ключ к пониманию «Капитала» нужно-де искать в «Науке Логики» Гегеля. Кажется, что на этом можно поставить точку, ведь наше столь длительное ожидание окупается сполна.
Но г-н Ребров и не думает останавливаться! Он продолжает крестовый поход против невежества под знаменами своей всеведущей эрудиции: разве же один только Маркс понимал и применял диалектику истинно научно? Вовсе нет, отвечает наш философ, и снова поток фамилий чуть не сбивает нас с ног: лучшие умы неорационализма - Жан Кавайес, Гастон Башляр, Жорж Кангилем тоже использовали диалектику, и использовали со знанием дела, подходя к ней не со стороны подозрительных гегельянских вывертов, а со стороны настоящей Науки: математики, физики, химии, биологии; так, в качестве иллюстрации, г-н Ребров рассказывает нам о взаимодополнении эмпирического опыта и возможностей человеческого разума, из диалектического сочетания которых рождается научная теория - чем не пример[3] глубочайшего и эффективного применения диалектики?
По вопросу о диалектике сказано, разумеется, не все, но общий вектор истинно научного понимания теперь у наших читателей определенно имеется - благодаря неустанной работе г-на Реброва, что не пасует перед текстами западных философов, не в пример современной российской коммунистической мысли: Альтюссер, Жижек, Бадью, Фуко - его лучшие собеседники. Вслед за своим руководителем и наставником, Т.И. Ойзерманом ("Против философствующих оруженосцев американо-английского империализма", М.: Издательство Академии наук СССР, 1951; "Оправдание ревизионизма", Издательство "Реабилитация, Канон +", 2005), он демонстрирует не только марксистскую научность, но и преданность учению, которое верно, потому что всесильно: такова позиция здорового человека. И если вдруг ваше понимание диалектики по какой-то неведомой причине все еще отличается от вышеизложенного г-ном Ребровым, то это достаточно весомый повод поскорее обратиться к врачу.
[1] «Люди мыслили диалектически задолго до того, как узнали, что такое диалектика, точно так же, как они говорили прозой задолго до того, как появилось слово «проза». Закон отрицания отрицания, который осуществляется бессознательно в природе и истории и, пока он не познан, бессознательно также и в наших головах, - этот закон был Гегелем лишь впервые резко сформулирован». «Анти-Дюринг» (К.Маркс, Ф.Энгельс. соч. т.20, - С.146).
[2] «Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад, в то время, когда она была ещё в моде. Но как раз в то время, когда я работал над первым томом «Капитала», крикливые, претенциозные и весьма посредственные эпигоны, задающие тон в современной образованной Германии, усвоили манеру третировать Гегеля, как некогда, во времена Лессинга, бравый Мозес Мендельсон третировал Спинозу, как «мёртвую собаку». Я поэтому открыто объявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости местами даже кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения. Мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение её всеобщих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо её поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно». (К. Маркс, Капитал, т. I, Партиздат, 1932 г. Послесловие ко 2-му изд.)
[3] Для еще большей убедительности и в качестве инструкции по научному применению огнестрельного марксова метода г-ном Ребровым, мы рекомендовали бы читателям самостоятельно ознакомиться с этой статьей; любопытно отметить название, «Диалектика выборов», которое, несомненно, является иронической отсылкой к догматической диалектике советских диаматчиков и их последователей, будто бы усматривающих диалектические процессы в стакане воды или столице Башкортостана.
Енгельс
