Вернуться на главную страницу
Даниель Дефо: вечная робинзонада и нескончаемая «пропаганда»
300 лет назад, 25 апреля 1719 года, увидела свет книга, хорошо известная, наверное, каждому человеку: «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове...», - дальше продолжать не будем, так как полное название книги Даниеля Дефо (1660-1731) займёт весьма объёмистый абзац.
То был дебют Дефо-романиста - это почти в 60-то лет, когда жизнь вроде как уже прожита, - ведь до этого возраста У. Шекспир даже не дожил! Правда, к тому моменту Дефо уже состоялся как публицист, перу которого принадлежат то ли две-три, то ли все пять сотен (!) сочинений по самым разным вопросам. Вдохновившись успехом «Робинзона Крузо» и сделавшись, наконец, профессиональным писателем, поставив это дело на поток, Дефо написал затем ещё целую серию романов, включая два тома продолжения «Робинзона», - романов, большей частью вполне добротных, - однако имя своё плодовитый автор обессмертил всего одним лишь творением.
Самое интересное то, что поначалу ни один лондонский издатель не хотел печатать сей шедевр. Зато когда книга была издана, успех её был скорый и просто-таки головокружительный. Её не только сотни раз переиздавали и перевели на все языки; как отмечал один из биографов Дефо: «Типографская краска на страницах "Робинзона" ещё не успела просохнуть, а уже стали писать подражания ему». Целая огромнейшая библиотека посвящена всестороннему толкованию этой книги.
На русский язык роман впервые перевели не с английского, а с французского. А о том, какая в России возникла мода на Робинзона, свидетельствует такой факт: Лермонтов в «Герое нашего времени» вложил в руку одного из персонажей трость, «как у Робинзона Крузоэ». Для Льва Толстого роман Дефо стал вообще чуть ли не настольной книгой - он, беря пример с его героя, старался «робинзонить» (слово, придуманное Жан-Жаком Руссо, одним из первых указавшим на педагогическое значение книги Дефо), в смысле - жить простым и непритязательным трудом.
Перевод на украинский язык появился в 1891 году, но ещё задолго до этого Тарас Шевченко выполнил по мотивам произведения рисунок «Робинзон Крузо».
Обычный человек прочитывает «Робинзона Крузо» в детстве, и книгу эту часто воспринимают как этакое увлекательное чтиво для детей и юношества (кстати, одну из лучших адаптаций романа под маленького читателя подготовил Корней Иванович Чуковский). Хотя на самом деле «Робинзон Крузо» - это очень глубокое произведение, поднимающее серьёзнейшие проблемы философии, политэкономии, психологии и социологии. Однако в детстве они, ясное дело, остаются читателем незамеченными и непонятыми, «прошедшими мимо сознания», и запоминаются нам только лишь занимательные подробности того, как моряк из Йорка выживал после кораблекрушения, обустраивал своё бытие, как он сумел остаться человеком и сделать свою жизнь настолько комфортной, настолько это было вообще возможно в его экстремальных условиях. Мы, конечно, не можем не восхищаться трудолюбием и практичностью этого человека; мы пытаемся поставить себя на его место, задавая себе вопрос: а смог бы я выжить, окажись я вдруг в ситуации Робинзона Крузо?
Это всё было в детстве. А теперь, думается, имеет смысл взглянуть на главное творение Даниеля Дефо взрослыми глазами, чтобы понять всю его глубину. И чтобы также оценить, насколько это произведение осталось актуальным сегодня, спустя три века после его написания, в нашу эпоху, когда практически не осталось более на планете необжитых уголков и когда мы чувствуем себя «на необитаемом острове» не тогда вовсе, когда мы физически отрезаны от цивилизации, а тогда уже, когда мы всего-навсего лишены доступа к Интернету, телевизору и мобильной связи!
Можно ли остаться человеком вне человеческого общества?
Общеизвестно, что прототипом Робинзона Крузо послужил реальный человек - шотландский моряк Александр Селькирк, оказавшийся один-одинёшенек на одном из островов Хуан-Фернандес в Тихом океане (ныне они принадлежат Чили и носят названия Александр-Селькирк и Робинзон-Крузо). История Селькирка сразу была обстоятельно освещена в британской печати - она заинтересовала Дефо, и он на её основе создал художественное произведение. Только героя своего он «переместил» из Тихого океана в Атлантический, куда-то к устью Ориноко, и дал ему - есть такая версия - фамилию своего товарища юности по учёбе в протестантской семинарии.
А. Селькирк пробыл на необитаемом острове гораздо меньше, чем Робинзон Крузо, - всего 41/3 года. В наше время проводились эксперименты с добровольцами, и те обычно выдерживали в роли робинзонов всего несколько недель. Зачастую их приходилось снимать с острова в крайне тяжёлом физическом и психологическом состоянии, с большой потерей веса - с опасным для здоровья истощением организма.
Оттого история, изложенная в романе, представляется нам недостоверной, нереалистичной, невозможной. Но писательским кредо Дефо и было «выдумывать достовернее правды»! М. и Д. Урновы в предисловии к томику Дефо из капитальной 200-томной серии «Библиотека всемирной литературы» [т. 52; М.: «Художественная литература», 1974] отмечают: «Автор "Робинзона" был мастером правдоподобной выдумки [а как писатель описывал морские приключения, ни разу не путешествовав дальше Лиссабона! - Д. К.]. Он умел соблюдать то, что уже в позднейшие времена стали называть "логикой действия" - убедительность поведения героев в обстоятельствах вымышленных или предполагаемых». История жизни Робинзона Крузо на необитаемом острове - это «правдивая ложь» с её особым реализмом.
Поэтому её можно рассматривать как своего рода мысленный эксперимент, причём вопрос в нём ставится даже не о том, способен ли человек в обстоятельствах необитаемого острова выжить физически, выжить как биологическое существо, а о том, может ли человек сохраниться именно как человек, как существо социальное.
Ведь если сущность человека состоит в совокупности всех общественных отношений, то и существовать человек может только в обществе. Будучи отрезан от общества, вырван из развитой системы общественных отношений и связей, человек с неизбежностью деградирует. Неслучайно ж ведь худшим, самым суровым, самым жестоким видом тюремного заключения считается заключение в одиночной камере.
Но что же тогда сохранило в Робинзоне человека? Очевидно, что труд. Труд создал человека, труд отличает человека от животных и поддерживает человека в человеке. Робинзон Крузо не просто тупо занимается добыванием пищи - нет, он преобразует свой остров, осваивает земледелие и животноводство, всевозможные ремёсла, строит для себя вполне пристойное жилище и даже облагораживает, как может, свой нехитрый быт. Остров перестаёт быть для него местом заточения и страданий, превращается из острова Отчаяния в остров Надежды; Крузо начинает воспринимать его как маленькую заморскую колонию - и её освоение становится для него жизненной миссией, смыслом существования, без которого человек - не человек. Этот жизненный мотив у него - как у типичного человека своего времени, благопристойного английского пуританина, - тесно переплетается с религиозно-философской рефлексией, однако все его размышления о божественном провидении нисколько не мешают Робинзону оставаться на твёрдой, практичной земной почве.
Истинно: труд сохраняет для него связь с обществом, сопричастность с ним! Можно сказать, он создаёт на своём островке маленькую частичку человеческого общества - поначалу состоящую лишь из одного индивидуума, но впоследствии к нему присоединяется Пятница, и создаётся, таким образом, настоящее сообщество!
Лучшим образцом действительно творческого - а не эпигонского - развития «робинзоновского» направления в литературе следует считать «Таинственный остров» Жюля Верна. Только там на остров попадает не один человек, а группа из пяти человек разного возраста и склада личности - и создаётся полноценное мини-общество, своим неустанным трудом, на основе передовых научных и технических знаний, превращающее остров Линкольна взаправду в процветающую колонию.
Это, между прочим-то, - самая настоящая коммуна - ибо отношения между людьми в ней самые что ни есть коммунистические! Жизнь на острове настолько обустраивается, что кое-кто из поселенцев-островитян начинает на полном серьёзе мечтать о том дне, когда на их клочке суши будет проложена железная дорога!
Позже они наведываются на соседний островок Табор (мифический, в природе не существующий риф Мария-Тереза, обозначенный на некоторых картах даже середины прошлого столетия) и обнаруживают там бывшего бандита и каторжника Айртона, оставленного на том острове в «Детях капитана Гранта». Тот, оказавшись в положении Робинзона, вправду опустился, одичал и превратился из человека в некое подобие обезьяны. Однако, оказавшись заново среди людей и, что важно, вернувшись в их компании к труду, Айртон снова становится человеком и даже, полностью перевоспитавшись, превращается во вполне положительного персонажа.
Труд для человека - это ведь не только средство добывания необходимых ему жизненных благ, но и связь его с обществом. Даже если человек оказывается, как Робинзон, в изоляции от общества, труд его продолжает сохранять общественный свой характер: человек со своими знаниями и навыками вступает в него как продукт всего развития человеческой практики. По выражению К. Маркса, обособленный одиночка, оказавшийся по воле случая вне общества, выступает «динамически уже содержащим в себе общественные силы». И даже само выживание его зависит, если задуматься, не столько от его индивидуальных физических сил (от которых зависит выживание животного), сколько именно от вложенных в него «общественных сил».
Впрочем, одиноким, «заброшенным» человек может быть вовсе не только на необитаемом острове. Сам Дефо заметил: «Ибо можно со всей основательностью утверждать, что человек бывает одинок среди толпы, в гуще людской и деловой сутолоке». Знамением времени становится одиночество человека в современном нам мире - в условиях перенаселённых мегаполисов, при фантастическом развитии средств коммуникации. Причину этого отчасти можно усмотреть в том, что из-за упадка многолюдных производств, перемещения трудовой деятельности в Сеть, распространения всевозможных форм «фриланса» и «телекомьютинга» исчезают прежние большие, сплочённые и дружные, трудовые коллективы, в которых некогда и реализовались, в первую голову, развитые человеческие связи. Эту жизнь помнят люди старшего поколения, жившие «при Союзе», но она почти неведома молодёжи.
И всё же... новые средства коммуникации и новые формы кооперации труда создают и новые человеческие, производственные связи, так что, на самом-то деле, общественный характер труда не только не устраняется, но только лишь укрепляется - просто в иных формах, чем раньше. Проблема же, думается, состоит в том, что с развитием противоречия между общественным характером труда и теми частными формами, в которых он проявляется, нарастает, усиливается отчуждение от труда его результатов - а, соответственно, усугубляется и взаимное отчуждение людей. Их «живые» отношения всё сильнее подменяются отношениями их продуктов и услуг...
«Политическая экономия любит робинзонады»
Время, в которое жил Даниель Дефо, - то была эпоха становления английской классической политической экономии. Дефо - человек практичный, занимавшийся коммерцией, - собственно говоря, и сам выступал как экономист, написав, помимо всего прочего, сочинения «Опыт о проектах» (1698) и «План английской торговли» (1728), а также капитальное экономико-географическое описание Великобритании.
Более того, автор «Робинзона» весьма пренебрежительно относился к своему беллетристическому творчеству, полагая, что оставит след в истории человечества вовсе не романами, а политическими, экономическими и историческими трактатами.
Так оно порою бывает: выдающийся человек сам не может определить, в чём он гений, а в чём - посредственность; всё по своим местам расставит последующая история. Тем не менее, и в истории политической экономии Дефо свой след оставил - и немаленький. Экономисты классической поры ухватились за робинзонаду как особую экономическую модель, в которой исключаются отношения людей между собой и рассматривается обособленный человек, оставленный наедине с природой.
Эту абстрактную модель экономисты использовали для обоснования своих теоретических воззрений - в частности, уже много позже к ней нередко прибегали сторонники теории «предельной полезности», борясь против классической трудовой теории стоимости. Маркс замечает в «Капитале»: «...политическая экономия любит робинзонады...». И во втором издании добавляет: «Даже Рикардо не мог обойтись без своей робинзонады». Потому любит она, политическая экономия - та, которую критикует Маркс, - робинзонады, что в Робинзоне она видит наилучший пример т. н. «естественного человека», противопоставляемого ею «искусственному» человеку средневековья, что скован нерыночными, принудительными отношениями. В лице отшельника, пришедшего к гармонии с природой, философы-просветители XVIII столетия и находящиеся под их влиянием экономисты-классики видят «девственно чистого» индивидуума, чья истинная натура не испорчена «дурным воспитанием».
«Естественный человек» - внеисторический, абстрактный человек. Якобы он существовал изначально (в юности человечества - как Робинзон на острове); затем это его естество было нарушено порочными средневековыми порядками, но теперь-то избавление его от феодальных пут и предоставление ему рыночных свобод дадут простор заложенным в нём самою природой творческим силам. Однако, на самом-то деле, человека абстрактного, «естественного» не бывает - совсем наоборот, человек конкретен и социален, это всегда человек своего времени, являющийся продуктом долгого исторического развития и отношений того общества, в котором он живёт.
И ошибкой является видеть «естественного человека» в Робинзоне - отнюдь, он-то как раз очень конкретен, конкретно-историчен. В нём легко просматривается буржуазный человек эпохи первоначального накопления - со всеми его плюсами и минусами; и даже долгая жизнь в одиночестве, наедине с природой не меняет его. Ведь Крузо, как бы взяв под свою опеку дикаря Пятницу, фактически становится рабовладельцем, а позже «приватизирует» остров, став его хозяином-губернатором!
К слову, крайне показательно отношение самого Дефо к такому явлению, как рабство. В своих книгах он неоднократно осуждает жестокости рабовладения (но больше всё-таки со стороны испанцев и голландцев, не англичан! - да и Робинзон, напомним, в завязке романа попадает в плен к маврам), зато в «Плане английской торговли» Дефо ратует за расширение работорговли в целях обогащения Англии.
В романе имеется один просто изумительный эпизод, отлично показывающий «неестественность», в смысле - историческую конкретность, главного персонажа. Робинзон Крузо, обследуя разбитый корабль и забирая оттуда всё, что может ему пригодиться, - оружие, инструменты, мебель и утварь, одежду и продукты питания, - обнаруживает в каюте мешочек с монетами. Это приводит его в замешательство: деньги на острове человеку совсем не нужны, пользы ему от них ровно никакой.
«Я улыбнулся при виде этих денег. "Ненужный хлам, - проговорил я, - зачем ты мне теперь? Ты и того не стоишь, чтобы нагнуться и поднять тебя с полу. Всю эту кучу золота я готов отдать за любой из этих ножей. Мне нечего с тобой делать. Так оставайся же, где лежишь, и отправляйся на дно морское, как существо, чью жизнь не стоит спасать!"» Однако, «поразмыслив», Робинзон всё же взял найденное им золото - так, на всякий случай. Конкретный человек своего времени, авантюрист, отправившийся в океанские странствия с целью разбогатеть (посредством, опять же, работорговли - sic!), победил в Робинзоне абстрактного «естественного человека». И в «хэппи-энде», между прочим, он таки разбогател!
Приведенный эпизод превосходно раскрывает всю демоническую силу денег, золотого фетиша. В этой связи сразу вспоминается письмо Х. Колумба 1503 года, цитируемое Марксом в «Капитале»: «Золото - удивительная вещь! Кто обладает им, тот господин всего, чего он захочет. Золото может даже душам открыть дорогу в рай». Золото, мы видим, сохраняет эту силу даже тогда, когда оно не может дать его владельцу ничего, - но оно сохраняет свою власть в силу того, что человек, даже оказавшись вне общества, остаётся в системе общественных отношений!
Модель робинзонады, в которой человек «очищен» от отношений с другими людьми, мешает политэкономам познавать экономические отношения в обществе - которые суть отношения между людьми по поводу вещей, но не отношения людей к вещам (товарам, средствам производства и т. д.). Равным образом, нельзя понять отношение человека к природе (без чего не получится разрешить усугубляющийся глобальный экологический кризис!), рассматривая это отношение вне отношений между людьми. И отношение человека к природе можно изменить, только изменив экономические отношения между людьми, определяющие их отношение к природе.
У истоков британской журналистики
Нормы и правила английской журналистики - в лице BBC, The Times и Reuters - многими преподносятся как стандарты журналистики, которым нужно непременно следовать «свободной прессе» где бы то ни было. Корни же британской журналистики уходят ко временам Английской революции середины XVII века и событий последующего периода. Как раз в ту бурную эпоху в Англии появляются первые более или менее регулярно выходящие газеты - и Дефо, кстати, несколько лет издавал собственную газету, известную как «Обозрение». Основоположником британской боевой публицистики и философско-политической поэзии был Джон Мильтон (1608-74), певец той революции и автор поэмы «Потерянный рай», - хотя и Д. Дефо, использовавшего, к слову, добрую сотню псевдонимов, часто называют таковым. Как бы то ни было, он точно выступил одним из первых представителей того, что в наши дни принято называть - в уничижительном тоне - «пропагандой».
Жизнь литературного отца Робинзона сама по себе - приключенческий роман. Он участвовал в мятеже против короля Якова II Стюарта и сражался на поле брани, служил советником у Вильгельма III Оранского и писал «труды» по демонологии и магии, руководил разведывательной сетью и создал что-то вроде социологической службы для «мониторинга» настроений в обществе, он шпионил и доносил, наживал спекуляциями крупные состояния и неоднократно разорялся, он два раза сидел в тюрьме и бегал от кредиторов. Именно из-за последних Дефо в конце жизни вдруг куда-то «исчез» - и это обстоятельство долгое время ставило в тупик его биографов.
Талантливый памфлетист, он смолоду был вовлечён в острую политическую и религиозную борьбу. В наступивший после смерти Вильгельма III период реакции, в 1702 году, Дефо анонимно опубликовал брошюру «Кратчайший способ расправы с диссидентами» (то бишь с протестантами-«диссентерами»). В ней автор вроде как призывает беспощадно подвергать инакомыслящих казням и каторге - но, на самом деле, он лишь едко высмеивает противников веротерпимости, издевается над ними!
Когда власть это осознала, она бросила Дефо в лондонскую тюрьму Ньюгейт и приговорила его к выставлению у позорного столба. Находясь за решёткой, Дефо сочиняет «Гимн позорному столбу», отстаивающий свободу слова и мысли, - и гражданская казнь становится для него не унижением, а настоящим триумфом: публика встречает опального публициста бурными овациями и пением его «Гимна»!
Вот только в дальнейшем Д. Дефо проявил себя человеком и журналистом продажным и беспринципным - в отличие, заметим, от его литературного оппонента Джонотана Свифта (1667-1745), убеждённого демократа и гуманиста. Дефо писал откровенную «заказуху», перебегая - при смене власти - от партии вигов, к которой он первоначально принадлежал, к тори, и обратно. Хуже того, по заданию властей он внедрялся в оппозиционную прессу, выведывая её планы и разлагая её изнутри.
Не спешите, однако, с моральным осуждением прославленного литератора. Абстрактной морали не существует так же, как и абстрактного человека. Мораль конкретно-исторична - и для людей круга Дефо наивысшей моральной ценностью являются деньги: морально всё то, что приносит хороший доход! А те, кто считают иначе и пытаются придерживаться каких-то строгих принципов, прозябают обычно в нищете. «Голод укрощает даже львов», - как бы оправдывая себя, говорил Дефо.
При этом его авторская манера (и в романах в том числе) состояла в том, что материал излагается внешне предельно объективно, беспристрастно. Этим Д. Дефо напоминает сегодняшних журналистов-«правдолюбцев», претендующих на якобы беспристрастность - обвиняя противников по идеологической войне в предвзятости, в «пропаганде». Хотя журналистика-то, в принципе, не может быть нейтральной - вступая в политическую борьбу, журналист непременно встаёт на чью-то позицию. Если же он утверждает обратное - он лицемер и сам проплаченный «пропагандист»!
Таким образом, как выдающийся журналист своего времени, Дефо особенно актуален сегодня - в эпоху, когда «фейки» льются широким потоком со страниц и экранов и когда подкупные политологи с лёгкостью «переобуваются» при всякой смене власти или её «генеральной линии» (вот и сегодня некоторые «порохоботы» уже начинают «зеленеть»!). Разница меж ними единственно в том, что сегодняшние «брехлогеры» не обладают и десятой долей таланта Даниеля Дефо - и им не дано написать своего «Робинзона Крузо», который бы дал им бессмертие, перечеркнув в памяти благодарного человечества всю написанную ими заказную гадость!
Автор «Робинзона» - «пророссийский пропагандист»?
В 1723 году Даниель Дефо издаёт сочинение «Беспристрастная история жизни и деятельности Петра Алексеевича, нынешнего царя Московии...». Вообще, о России Дефо писал много и на протяжении многих лет. В своей газете он освещал ход Северной войны, в 1715-м выпустил «Историю войн Карла XII...», и, между прочим-то, во второй книге «Робинзона Крузо» её герой путешествует по Сибири!
В целом мнение биографов таково, что в далёкой Московии Дефо никогда не бывал - так что он пользовался лишь сведениями из вторых рук. Зато он, насколько известно, в числе многих языков знал и русский. Дефо контактировал в Лондоне с русскими купцами, а когда в 1698 году в английскую столицу прибыло «Великое посольство», Дефо, будучи человеком из окружения Вильгельма III, возможно, видел Петра лично. Он, кроме того, однозначно был знаком с «Историей Московии» Дж. Мильтона - а тот, занимая в правительстве Кромвеля важный дипломатический пост, был хорошо осведомлён и написал очень солидный, непредубеждённый труд.
Видный шекспировед (и заодно «дефовед») Дмитрий Урнов поддерживает интереснейшую версию о том, что, пребывая в Париже, Дефо мог познакомиться с находившимся там на учёбе Абрамом Ганнибалом - арапом Петра Великого. Из-за границы прадед Пушкина привёз домой средь прочих книг «Робинзона» и «Дневник чумного года» - и их в библиотеке предка, по всей вероятности, читал Александр Сергеевич. «Дневник чумного года» (об эпидемии чумы в Англии 1660-х), которым восхищался Вальтер Скотт, оказал влияние и на пушкинский «Пир во время чумы».
Учёные спорят о том, насколько объективно и правдиво писал Дефо о России. Во всяком случае, откровенной бредятины типа «медведи гуляют по улицам» у него не встречается. «Историю Петра Алексеевича» Дефо пишет в своей манере - внешне как можно более беспристрастно, повествуя от имени некоего английского офицера, служившего в русской армии и участвовавшего в Полтавском сражении. Но из-под этой маски отстранённого наблюдателя вдруг вырывается откровенная апология правителя Московии: автор явно восхищается личностью и деятельностью Петра!
Даниель Дефо перечисляет все заслуги и достижения самодержца, восклицая: «Покажите мне в Европе ещё такого государя, который бы, не имея прежде ни одного корабля, за три года построил бы флот!» Ещё раньше, в 1710 году, Дефо употребил по отношению к тогдашней политике России выражение «открыли дверь в Европу». Знаменитое выражение «окно в Европу», известное нам по Пушкину, появилось в печати - у кого-то из итальянцев - намного позже, где-то в 1739 году.
Видя противоречие между грандиозностью петровских преобразований и той ценой, что была заплачена за них, жестокостью методов, применявшихся Петром Великим для того, чтобы вытягивать свою страну из вековой отсталости, писатель произносит изумительную по глубине фразу: Пётр, «дробя стекло, куёт булат»!
В общем, книга о Петре написана явно в благожелательном для её героя тоне. Учитывая репутацию Дефо, можно заподозрить, что то была очередная «заказуха». Однако точно так же можно предположить, что симпатии английского публициста к царю Московии были вполне искренними. Здесь нужно учесть, что предками Дефо были голландцы, бежавшие с родины от религиозных притеснений. Дефо - человек деловой и практичный - мог следом за своими дальними сородичами проникнуться особенным уважением к монарху, который лично трудился плотником на верфях Амстердама, изучая искусство кораблестроения. Пётр Алексеевич, освоивший около 15 различных ремёсел, чем-то в этом плане напоминает Робинзона, разве не так?
И всё-таки не стоит рекомендовать г-ну Вятровичу внести Дефо под запрет на Украине как «пророссийского пропагандиста» - в одном ряду с Жераром Депардье, Стивеном Сигалом и Оливером Стоуном. Дефо как публицист и историк, писавший о России, выражал и отстаивал интересы английской буржуазии, а вовсе не России.
Это хорошо проявляется в серии его работ, освещающих войну России против Швеции. В этой войне Англия скорее была заинтересована в том, чтобы потерпела поражение Швеция, - ибо та потенциально могла угрожать британскому господству на морях. С Россией у Англии ещё со времён Ивана Грозного и Бориса Годунова имелся серьёзный торговый интерес. Однако при этом Англия желала, чтобы война ослабила Россию, - и уж, конечно, нельзя было допускать её на морские просторы!
И вот Дефо сначала поддерживает Россию, он возражает тем, кто считает, что, мол, Петру I не справиться с непобедимой армией Карла XII, а на весть о Полтаве он с гордостью заявляет, дескать: Вот видите! А что я вам говорил про силу русских!
Но как только чаша весов склонилась в пользу Московии, после Полтавы и Гангута, тон Дефо меняется. Он вдруг начинает беспокоиться о протестантской вере в занятой русскими войсками Лифляндии и даже поддерживает слух, что якобы местных жителей «оккупанты» начали продавать в турецкое рабство. Дошло до того, что Петра - того самого, которым через десятилетие Дефо будет восхищаться, - он называет не иначе как «нехристем» и «русским медведем»! Особенно тревожит его, понятное дело, русский флот на Балтике, ибо это прямая угроза Британии.
У Англии, как известно, нет постоянных друзей и врагов - у неё есть только постоянные интересы. Именно это и двигало пером истого британца Даниеля Дефо.
В качестве заглавной картинки использован рисунок Тараса Шевченко "Робинзон Крузо"
