Вернуться на главную страницу
ОБ ОБЪЕКТИВНОСТИ ПИСАТЕЛЬСКОГО СТИЛЯ
Обычно стиль - в нашем случае стиль литературно-художественного произведения - понимается как некая совокупность приёмов и способов изображения, как индивидуальные особенности слога автора некоего изобразительного направления. Это особенности, манеры и приёмы разнятся сообразно историческому времени, в котором действует автор, «развиваются», и этим «развитием», не понятно чем и как обусловленным, объясняется всё разнообразие стилей.
Например, исследуя форму романа, Михаил Бахтин пишет, что «романное слово рождалось и развивалось не в узколитературном процессе борьбы направлений, стилей, отвлеченных мировоззрений, а в сложной многовековой борьбе культур и языков» и что это «связано с большими сдвигами и кризисами в судьбах европейских языков и речевой жизни народов». Но это ничего не объясняет в движении «романного слова» как такового, ведь языки и культуры борются вовсе не от нечего делать. Не отделаться тут и «борьбой направлений» как таковых - тезисами о том, что «всякий стиль неразрывно связан с высказыванием и с типическими формами высказываний, то есть речевыми жанрами» и что «стиль входит как элемент в жанровое единство высказывания» [1, 431-433]. Этим проблема только откладывается, а не разрешается.
Всякая борьба в обществе, а, следовательно, в художественной литературе как общественном продукте, есть ещё одним фронтом той вполне реальной борьбы, которая обусловлена диалектикой развития производительных сил общества и его производственных отношений. Именно диалектика этой борьбы, в конечном счёте, определяет борьбу стилей и жанров, делает её возможной, производит её, ведь и стили, и жанры также производятся обществом, а не падают с неба. Вообще искусство как форма общественного сознания выделяется только вместе с углублением разделения труда, когда частная собственность сделала невозможным вовлечение каждого индивида во всё богатство его собственных (общественных) чувств иначе, как сперва через их отчуждение в предметах искусства. Сам роман, на наш взгляд, стал той специфической формой, которая была порождена упадком полиса как формы общественного устройства и которая впитала в себя новые, «частные» отношения между людьми, вышедшие теперь на передний план, хотя прежде они не были предметом ни политического (от слова «полис»), ни эстетического интереса. Наверное, именно потому романы эллинистического периода как первые романы вообще изображают падение нравов и безразличие ко всему общественному, гражданскому, - то есть, ко всему, чем есть полис, - и воспринимались современниками как шаг назад по сравнению с лучшими образцами античной поэтики и стиля. Однако их стилистические особенности, средства, инструменты были призваны к жизни новой общественной действительностью, более высокими отношениями частной собственности, потому были и шагом вперёд.
Гёте писал: «Стиль покоится на глубочайших твердынях познания, на самом существе вещей, поскольку нам дано его распознавать в зримых и осязаемых образах» [2, 28]. Ключевое слово здесь - распознавать. Не только читатель, но и писатель «распознаёт» стиль в «сущности вещей», - и чем лучше он эту сущность «распознаёт», тем выше будет его стиль. Сущность же человека есть совокупность общественных отношений. Бюффон метко отмечает, что «стиль - это человек»; к этому нам стоит добавить, что человека здесь следует разуметь не как отдельного индивида, а как общество в целом. И, как всё общественное, стиль тоже производится, конкретно-исторически. В этом производстве заслуга отдельного писателя ровно такая, в какой сам писатель является заслугой самого себя, - то есть, опосредованной заслугой. Авторы любят говорить, что «сделали себя сами», но и они сами, и те средства, которыми они пользуются, чтобы «сделать себя», производятся обществом в целом. «Отдельный индивид всеобщие формы человеческой деятельности в одиночку не вырабатывает и не может выработать, какой бы силой абстракции он ни обладал, а усваивает их готовыми в ходе своего приобщения к культуре, вместе с языком и выраженными в нем знаниями» [3, 185-186]. Для того чтобы выработать свои индивидуальный стиль, необходимо освоить произведения, написанные другими авторами в других стилях. Но и умение читать, а тем более читать художественные произведения, не даётся от природы, а прививается индивиду обществом, - да и сами произведения, по которым писатель будет «создавать себя сам», должны быть уже кем-то написаны. И тем стиль каждого писателя будет индивидуальнее, чем больше он вобрал в себя другие стили (читай - других людей и их творения), а не чем он ограждён от них, желая, говоря гегелевским языком, «гениальности». Такая «гениальность», согласно Гегелю, есть просто надменностью индивида, который отказывается присваивать всеобщее - дух, человечество, свою собственную природу - ради сохранения личной «неповторимости», на самом деле мнимой, и потому оказывающейся чем-то лишь тривиальным [4, 62-63]. Действительно, читая иных современных писателей, даже из числа маститых, на ум приходит только прочитанная некогда реплика Владимира Бушина, брошенная им в полемике с другим автором: «Как вам в таком возрасте удалось сохранить трогательную девственность ума?»...
Кажется, Гёте также принадлежит высказывание, что стиль - это голос эпохи. Хочется добавить, что стиль - это такой голос эпохи, который невозможно игнорировать. Если эпоха застойная, реакционная, то нечего удивляться тому, что и в своих художественных средствах она тщедушна, ведь создаёт такие средства не просто соответствующий эпохе человек, а именно человек (то есть, общество), вступивший в своём развитии в застойную, реакционную эпоху. «Система языка и создаваемая ею образная система произведения едины. Основой того и другого является общественная практика, выразителем которой служит художник. На это указывает нам путь для изучения языковой формы в ее единстве со всем содержанием произведения», отмечает Виноградов [5, 402]. Но даже самые страшные «откаты» в стиле обязательно станут новыми «накатами», ведь общественное производство никогда не останавливается и всегда требует разрешения своих противоречий: «шаг назад» обязательно обратится в «шаг вперёд», если найдётся кому обращать. «По сравнению с Гегелем Фейербах крайне беден. Однако после Гегеля он сделал эпоху, так как выдвинул на первый план некоторые неприятные христианскому сознанию и важные для успехов критики пункты, которые Гегель оставил в мистической полутьме» [6, 78].
Вильгельм Либкнехт, вспоминая о Марксе, - и вспоминая попутно тот же афоризм Бюффона, - замечает, что стиль Маркса и сам Маркс есть одно и то же. Но чем тогда есть Маркс? «Конечно, стиль "Капитала" труден, но разве лёгок излагаемый в нём предмет? Стиль - не только человек, он и материал, он должен приспособляться к предмету исследования» [6, 587]. Эта мысль очень важна: стиль - это сама объективная действительность общества, вместе с её авторами, средствами выражения и тем, что выражается. «Капитал» как произведение, капитал как общественное отношение и Карл Маркс как исследователь едины. Разумеется, то же касается и художественных произведений, а не только лишь теоретических, ведь чувства тоже теоретики.
Посему стиль - это не просто отражение колоссального напряжения противоречий, которые ищут своего разрешения. Стиль - имеется в виду, конечно, хороший стиль - это то, что само ищет разрешения этих противоречий, их «снятия». Поэтому хороший стиль всегда революционен. «Лучше, чем век твой, не сможешь ты стать, но в итоге твой век станет лучше» [7] - по крайней мере так можно охарактеризовать движение стиля, если мыслить его как момент движения общества в целом. От того, насколько сознательно и последовательно индивид, который осваивает стиль, будет осваивать себя как момент движения общества, зависит то, сможет ли этот индивид, используя в том числе и произведённые его эпохой инструменты, «распознавать» её главные противоречия и разрешать их, выходя на практику общественного масштаба - практику революционного класса. «В том числе» - потому что эти инструменты тоже стали плодом предшествовавшего им движения общества, и поэтому не могут ни мыслиться, ни использоваться в разрыве такого единства, то есть как нечто самодостаточное и обособленное.
Литература:
1. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи / Михаил Михайлович Бахтин. - Москва: Художественная литература, 1986. - 543 с.
2. Гете И. В. Собрание сочинений в 10 томах. / Иоганн Вольфганг фон Гете. - Москва: Художественная литература, 1980. - Т. 10. - 510 с.
3. Ильенков Э. В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории / Эвальд Васильевич Ильенков. - Москва: ЛЕНАНД, 2014. - 328 с.
4. Геґель Г. В. Ф. Феноменологія духу / Георг Вільгельм Фридрих Геґель. - Київ: Видавництво Соломії Павличко "Основи", 2004. - 548 с.
5. Виноградов И.А. Основы марксистской поэтики / Иван Архипович Виноградов. - Москва: Советский писатель, 1972. - 423 с.
6. Лифшиц М. А. К.Маркс и Ф.Энгельс об искусстве / Михаил Александрович Лифшиц. - Москва: Государственное издательство «Искусство», 1957. - Т.1. - 624 с.
7. Ильенков Э. В. Историзм в психологии [Електронний ресурс] / Эвальд Васильевич Ильенков // Вопросы философии. - 2018. - Режим доступу до ресурсу: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1923.
