Вернуться на главную страницу
Развитие критического мышления в рамках религии
Благодаря Фридриху Энгельсу стала популярной мысль Бруно Бауэра о том, что Филон Александрийский "был настоящим отцом христианства, а римский стоик Сенека был, так сказать, его дядей"1. Но не парадокс ли это, что стоики, которые считали Сократа - самого критически настроенного философа античности - едва ли не главным моральным авторитетом человечества, вдруг оказались действительными родоначальниками самой догматической по своей природе системы мировосприятия?
На самом деле противоречие между тем, что христианство возникло под влиянием сократической традиции в эллинистическом мышлении, и исключительно догматическим характером христианства, решается очень просто. Дело в том, что христианство не оставалось неизменным, и различие между идеями первоначального христианства и его более поздними версиями, а тем более, практикой христианской церкви после того, как она стала частью, а порой и основой государственного аппарата, настолько большое, что можно сказать, что мы имеем дело с противоположными устремлениями мысли. И противоположность этих устремлений отнюдь не исчезла с превращением первоначального христианства в господствующую религию Европы. Время от времени она прорывалась наружу в самые разные эпохи. Первоначальное христианство носит сплошь критический характер по отношению к современной ему социальной действительности, более поздние его версии часто направлены не просто на оправдание земной несправедливости, а и на увековечение наиболее отсталых, наиболее реакционных ее форм.
Первоначальное христианство, собственно, и возникает как форма критики существующей действительности. Причем, надо заметить, что это была критика крайне радикальная. В то время было очень много критически настроенных людей, поскольку античное общество переживало глубокий кризис, поэтому свое недовольство высказывали все слои населения. Недовольство рабов вылилось в мощнейшее восстание рабов за всю историю рабовладения - восстание под предводительством Спартака. Недовольство плебеев приняло форму непрерывной борьбы за политические права, которая была достаточно успешной в эпоху республики, но закончились цезаристским переворотом, который в свою очередь, выражал недовольство положением дел со стороны патрициев. Но кто бы ни побеждал в политической борьбе, римское общество продолжало разлагаться изнутри, поскольку могущество Рима имело гнилую основу - рабовладение. И самое главное, что еще не было никаких экономических предпосылок к тому, чтобы заменить рабовладельческое хозяйство на что-то более жизнеспособное. Даже если бы Спартак победил, вряд ли что-то можно было бы изменить по существу. Есть свидетельства, что Спартак даже не отменил гладиаторских боев, а, наоборот, отличился тем, что им были устроены гладиаторские бои с участием наибольшего количества гладиаторов - 200 пар. Известное изречение Эншлена «Христос победил потому, что потерпел поражение Спартак» обычно трактуется в том смысле, что христианство как «религия рабов и вольноотпущенников» было формой бессильного протеста против господствующих в Римской империи порядков. Но редко принимается во внимание, что это бессилие было обусловлено не просто нехваткой энергии к борьбе, а и отсутствием в то время реальной альтернативы этим порядкам. Выражение Эншлена, кроме всего прочего, намекает на то, что «критика оружием» сама по себе тоже может оказаться бессильной, если не созрели объективные условия для замены порядков, против которых она направлена.
Так вот, радикализм христианства заключался в том, что в условиях, когда что-то изменить в существующем мире невозможно, оно объявило этот мир «недействительным». Авторы Евангелия достаточно точно определяют основную причину земных несправедливостей - частную собственность, и поэтому первые христианские общины носят принципиально коммунистический характер. В основе идеологии этих общин лежит полный отказ от частной собственности, а в некоторых даже отказ от труда, поскольку труд порождает богатство. Этим же объясняется и недопущение в некоторые общины женщин, поскольку в то время женщина не могла восприниматься иначе как частная собственность. Член такой общины должен был сосредоточиться исключительно подготовке к «настоящей жизни» на небе.
Понятно, что далеко не все члены такой общины были «идейными», то есть осмысливали то, что они делают, но именно эти общины выделили людей, которые сумели подняться до того уровня, где критическое мышление постигает свою собственную основу. Такой основой может выступать исключительно идея индивидуальной человеческой свободы. Конечно, не в том идиотском ее понимании, которое очень распространилось в буржуазную эпоху - как независимость индивида от общества, от его норм, законов. Слово «идиотском» здесь употребляется не как ругательство, и не как диагноз. Идиотами в Древней Греции называли людей, которые не посещали народных собраний, не принимали участия в общественной жизни, в управлении полисом. Происходит от греческого ἰδιώτης, которое означало отдельного человека, частное лицо, невежду.
Понятно, что жить в обществе и быть свободным от общества невозможно. Такая «свобода» возможна исключительно только в фантазии, причем в очень бедной, неразвитой фантазии. Или другой случай - такой независимости можно достичь, поставив в зависимость от себя других людей, заставив их на себя работать. Но и такая свобода является кажущейся, о чем догадывается даже Аристотель, который, бесстыдно обосновывая рабство «естественными» причинами, то есть считая, что рабы являются таковыми "от природы", все же должен признать, что невозможно быть "от природы" господином, то есть свободным. Свободным надо "уметь" быть. Позже Гегель покажет, что на самом деле господин зависим от своего раба значительно больше, чем раб господина. Господин самом деле всегда оказывается рабом своего раба.
В первую очередь по той причине, что античный мир основывался на рабстве, свободной личности там в принципе не могло быть. Это объективно. Но и субъективно ни древний грек, ни римлянин не мыслил себя как личность, а исключительно как представитель полиса, республики, империи, своего сословия, рода.
На первый взгляд может показаться, что у христианства еще меньше шансов на то, чтобы претендовать на индивидуальную свободу. Ведь официальный статус человека в христианстве - раб божий. О какой свободе здесь может идти речь? Но как только вы перестанете представлять Бога и мыслить по аналогии (хотя аналогия "царства божия" с земными цартвами очевидна), а попробуете сформировать понятие о боге, то есть выяснить, чем бог есть на самом деле, все станет на свои места. У одного из самых известных советских философов Э.В. Ильенкова в статье «Гегель и проблема предмета логики» является неплохое определение бога:
«Не следует к тому же забывать, что и ортодоксально-христианский господь-бог - тоже не выдумка, не изображение «несуществующего предмета», а неадекватное изображение предмета весьма и весьма реального, а именно образ (отражение) той реальной власти, которую обретают над людьми и их сознанием неподвластные и непонятные им силы общественного развития - их собственные коллективные силы, противостоящие им самим как нечто чуждое и даже враждебное отнюдь не только в фантазии...»2.
С этой точки зрения «раб божий» - это гораздо лучший статус чем положение не только раба другого человека, но и чем положение господина. Христианство (речь идет, конечно, о доктрине первоначального христианства, а не о его практике, которая была очень разнообразной и включала в себя в том числе и взаимоисключающие моменты) преодолевает практически все границы, которые сковывали индивида ранее, начиная от семьи («если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и своей, тот не может быть Моим учеником»), и заканчивая тем, что позже будет названо национальностью, социальным положением («нет грека, ни иудея, ни обрезания, ни необрезанных, варваров, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос»). Иными словами, согласно этой доктрине, человек абсолютно индивидуально предстает перед «судом божьим», который в реальности означает, если продолжать использовать юридическую терминологию, то, что можно назвать «судом истории». А это и есть уровень абсолютной индивидуальной свободы - когда человек берет на себя абсолютную ответственность за свои действия (на суде истории, как и на суде божьем каждому «воздается по делам его»), и ни социальное происхождение, ни родственные связи, ни этническая или расовая принадлежность не могут служить «смягчающими обстоятельствами».
Понятно, что такая строгая доктрина не могла быть воплощена в жизнь в чистом виде. Особенно, когда христианство из религии угнетенных превратилось в господствующую религию Римской империи. В доктрину начали вноситься коррективы, которые довольно быстро не просто исказили смысл первоначального христианства, а превратили его в нечто ровно противоположное - в мощный инструмент угнетения - как духовного, так и экономического.
И так бы все и было, если бы среди христиан иногда не появлялись люди не просто верующие, но и хотя бы минимально мыслящие, то есть способные увидеть несоответствие церковной практики и учения современной им христианской церкви практике и доктрине первоначального христианства, зафиксированной в евангелиях и частично - в учениях «отцов церкви». Такие люди, если они оказывались более или менее талантливыми организаторами, становились учредителями еретических движений. Обычно эти движения считают делом исключительно внутрицерковным, но такой взгляд, который был сформирован в рамках Просвещения, относящегося к религии абсолютно враждебно, считая ее просто обманом, мошенничеством (так называемая теория «трех обманщиков»), является очень ограниченным. Парадоксально, но именно так - как только внутрицерковное дело, а, соответственно, такое дело, которое подлежит юрисдикции священной инквизиции - ереси требовала рассматривать и церковная верхушка. На самом деле значение еретических движений выходило за рамки церковной жизни. И это неудивительно, ведь религия тогда была господствующей формой сознания, а церковь контролировала не только власть, но и была крупнейшим землевладельцем. Поэтому критика церкви в эпоху Средневековья означала социальную критику вообще. Не говоря уже о том, что в ту эпоху церковь, кроме всего прочего, имела фактическую монополию на образование. Поэтому и критическое мышление в принципе тогда не могло иметь другую форму, кроме религиозной. Как не могли иметь другой формы любые тогдашние социальные движения.
Наиболее известным из таких движений является, конечно, Реформация. Но было бы очень наивно начинать историю Реформации из знаменитых тезисов Мартина Лютера, хотя они, безусловно, являются одним из крупнейших образцов критического мышления в истории. Выдающимися они стали только потому, что легли на хорошо подготовленную почву. Практически вся история христианской церкви - это история ее борьбы с ересями, а практически все ереси носили остро социальный характер и критиковали существующие порядки с точки зрения первоначального христианства. Особенно широкий размах еретические движения приобретают, начиная с XI в., когда начался активный рост городов. Христианские ереси оказались очень удачной идеологической формой для выражения интересов представителей так называемого «третьего сословия», которые боролись против феодальных порядков. Освободившись лично тем или иным способом от феодальной зависимости, они искали форму, в которой можно было подвергнуть критике эти отношения и уничтожить их в целом. Поскольку официальная религия защищала эти порядки, то надо было найти религиозную форму для их критики. Такой формой и оказались ереси.
Одной из первых заметных ересей, которые оказали влияние на европейскую историю этого периода, была ересь катаров, или иначе альбигойцев. Они отрицали необходимость существования не только официальной церкви, но и выступали против феодального государства со всеми его органами, осуждали войны, накопление богатства. К XIII веку эта ересь получила такое распространение, что папе римскому пришлось организовывать против ее сторонников крестовый поход, в результате которого было уничтожено, как считают некоторые историки, более миллиона человек.
Но на смену альбигойцам пришли вальденсы, которые, кроме всего прочего, сыграли большую роль в возникновении гуситского движения. Параллельно в Англии распространяли свое учение и воплощали его в жизнь силой оружия сторонники Джона Уитклифа, учение которого тоже повлияло на гуситов. Международный характер получило движение бегинок и бегардов, суть учения которых также состояла в критике существующих порядков с точки зрения первоначального христианства.
Так что Реформация во всех ее проявлениях оказалась не началом, а завершением переворота в способе европейского мышления. Завершение этого переворота состояло в том, что культура критического мышления, носившая до этого сугубо демократический характер, была использована частью господствующего класса в борьбе против другой его части, в результате чего эта культура перестала быть демократической и стала чисто апологетической, хотя и по отношению к более прогрессивному общественному строю, но не менее жестокому, не говоря о том, что этот новый капиталистический строй оказался весьма далеким как от идеалов христианства, так и от требований гуманизма. М. Вебер в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» пишет, что в отношении «последних людей» эволюции капитализма станут истинными следующие слова: «Бездушные профессионалы, бессердечные сластолюбцы - и эти ничтожества полагают, что они достигли ни для кого ранее недоступного степени человеческого развития».
Может возникнуть вопрос, почему в исламе не было явлений, подобных реформации? Ответ на этот вопрос может оказаться парадоксальным, но это факт - не в последнюю очередь потому, что ислам оказался менее догматической, и если так можно выразиться, более либеральной религией. В его рамках была выработана и очень широко внедрена определенная культура религиозной полемики - калам - которая позволяла несколько «амортизировать» влияние внутренней критики и не доводить дело критики на религиозной почве до «критики оружием» социальных порядков в целом и к краху старых социальных институтов, как это было во времена Реформации. Правда, за это мусульманские страны расплатились серьезным застоем в экономическом и социальном развитии, так и не сумев самостоятельно перейти от феодализма к капитализму, хотя в феодальную эпоху они серьезно перегоняли европейские страны во всех отношениях.
Но в любом случае, именно арабское Средневековье сохранило для истории очень много достижений античности и Древнего Востока. Именно благодаря арабам со многими из этих достижений ознакомились европейцы. И это не только медицина, навигация, алгебра, алхимия. Это и такая стратегическая идея как идея так называемой «двойственной истины». Благодаря ей во многом только и можно было в условиях господства церкви заниматься изучением природы. Суть этой идеи заключалась в том, что бог, мол, оставил не одну книгу - Священное писание, но и еще одну - книгу природы. Поэтому изучение этой «книги» с точки зрения теории «двойственной истины» - такое же богоугодное дело, как и изучение Корана (Библии).
Реформация была частью (национальной - немецкой и швейцарской) более широкого процесса, который получил название Возрождения и имел своим центром торговые города Италии.
А центральной идеей Возрождения была идея гуманизма. Суть этой идеи заключалась в критике средневекового теоцентрического взгляда на мир и в постановке в центр мировоззрения человека, его способностей, его проблем. Возвращение к античности было только внешней формой этого процесса, поскольку человек эпохи Возрождения существенно отличался от человека эпохи античности. Это был новый человек - фактически человек буржуазной эпохи, хотя эта эпоха еще только должна была родиться.
Надо заметить, что критическая мысль эпохи Возрождения не всегда была устремлена в будущее. Возрождение дало образец очень радикальной, но реакционной по своей сути критики как средневековых порядков, так и достижений Возрождения. Это было движение, которое возглавил Джироламо Савонарола. Его особенность заключалась в том, что это был очень широкое народное движение, которое выражало протест против аристократического характера феномена Возрождения. Но как и любое реакционное движение, оно не могло быть устойчивым и поэтому очень быстро потерпело поражение.
В заключение надо отметить, что когда в традициях Просвещения Средневековье характеризуют как «темные века», сплошной провал в развитии культуры, то это не совсем правильно. В эпоху Средневековья было сформулировано достаточно много идей, которые носили самый что ни на есть революционный характер.
Например, Ф. Энгельс начинает свою работу "Крестьянская война в Германии следующими словами:
"Немецкий народ также имеет свою революционную традицию. Было время, когда Германия выдвигала личности, которые можно поставить рядом с лучшими революционными деятелями других стран, когда немецкий народ проявлял такую выдержку и развивал такую энергию, которые у централизованной нации привели бы к самым блестящим результатам, когда у немецких крестьян и плебеев зарождались идеи и планы, которые достаточно часто приводят в содрогание и ужас их потомков».
Речь идет о крестьянской войне в Германии 1524-1525 года, которая происходила под революционными лозунгами, выработанными в рамках религиозной мысли предшествующих столетий. Получается, что, согласно Энгельсу, нельзя вполне понять революционную традицию немецкого народа, несомненной вершиной которой является марксизм (о котором нелишне будет заметить, что это единственное по-настоящему атеистическое учение), не поняв всех ее истоков, то есть тех революционных тенденций, которые скрывает в себе даже такая глубоко реакционная общественная форма сознания, как религия.
1Ф. Энгельс. Бруно Бауэр и первоначальное христианство. http://libelli.ru/works/bruno.htm
2Э.В. Ильенков. Гегель и проблема предмета логики. http://caute.ru/ilyenkov/texts/hglogic.html
