Вернуться на главную страницу
De politica (О политике). Часть XI. Полицейские мистерии (Размышляя над контекстом польской хроники)
Читатель может помнить, что мне приходилось размышлять над политическими судебными процессами, которые были связаны с деяниями украинских и российских социалистических школьников, то есть представителей политического коммунизма. В Польше, разумеется, тоже есть политические судебные процессы, связанные с политическим коммунизмом. Например, 30 апреля около 10:00 (запомним это время) к держателю домена портала „Władza Rad" («Власть советов») пришли с обыском и изъяли два жёстких диска, не предъявляя никаких обвинений и не утверждая их наличие. Несмотря на то, что знаменитая 256 статья Кодекса Карного не содержит согласно практическому юридическому комментарию упоминаний о коммунизме, любой знаток судебной практики знает, что если нельзя, но есть большое желание, то можно. Ведь не случайно всем интересующимся известно, что такое «коммунистическая» статья УК.
Не говоря о пока что одноразовых репрессиях по отношению к держателю домена портала «Власть советов», широкую известность в польских политических кругах регулярно приобретают процессуальные акты по делу представителей Коммунистической Партии Польши(KPP). Например, 7 мая в рамках сети facebook были сняты с доступа (деактивированы) портал издания «Brzask», официальный портал «Komunistyczna Partia Polski» и портал гданьского сообщества KPP. Едва ли можно ошибиться, если написать, что никакой иной систематической деятельности помимо работы с указанными (возможно также с несколькими другими) порталами в рамках KPP не велось. Таковы были для этой организации политические последствия первомайской демонстрации с украинским флагом1. Вероятно, к востоку от Буга тоже что-то, пусть не об этом, но о предшествующем, знают. Надеюсь, что читателю с другого берега Буга будет в целом понятно, что юридическое преследование касается не специально реформистской и ликвидаторской программы KPP, а тех высказываний, большинство из которых являются выражением общих демократических взглядов на развитие польского политического процесса. Но ни этот длящийся процесс, проснувшийся несколько месяцев назад и касающийся действий, совершённых и вовсе до 2013 года, ни процесс Михала Новицкого не будет предметом нашего интереса на этот раз. Речь пойдёт о событии, аналоги которого едва ли можно найти в послевоенной истории Польши. Юридически происшествие и вовсе беспрецедентно для польской послевоенной истории. Это событие - необычная и неприятная встреча представителей польского теоретического коммунизма с полицией. Речь идёт о полицейском вторжении на мероприятие, которое не было ни митингом, ни местом провозглашения продуманных или непродуманных политических лозунгов, а именно на конференцию «Karol Marks: 2018»2.
Очередная конференция из концентрирующейся вокруг научного коммунизма серии „Filozoficzne źródła nowoczesnej Europy" (Философские источники современной Европы), продолжающая регулярную серию конференций, происходящих не реже одной за полтора-два года, состоялась в местечке Поберово, в обычном для всех прошлых конференций3 здании на Грюнвальдской улице. Эта серия конференций, сыгравшая исключительную роль в восстановлении теоретического мышления в Польше и соизмеримая по благотворному влиянию с познаньско-варшавскими курсами по «Капиталу», впервые за много лет оказалась в центре полицейского скандала.
Само происшествие едва ли заслуживает большого внимания. По постановлению прокуратуры в зал конференции вошли два полицейских. Перервав полемику, они потребовали назваться представителям организационного комитета, сфотографировали выходные данные всей положенной на полке продажи и обмена литературы, переписали сведения о должностях всех участников организационного комитета и сфотографировали программу(хотя она была публично доступна за несколько месяцев). Официальным вопросом, который был выписан в постановление о вторжении, была проверка осуществления «антинациональной деятельности», то есть отсутствия поддержки патриотических идеологем. Несмотря на то, что в зале едва ли были польские или иные патриоты, подобные воззрения именно на данной конференции не заявлялись, притом в основном по причине всеобщей поддержки. Но сами прокурорские формулировки, когда недостаточный патриотизм становится юридическим понятием административного и уголовного права, конечно не взялись в Польше из воздуха. Более чем влиятельная партия PiS, поддерживаемая наиболее проституированной частью клерикальных кругов, просто продавила законодательные формулировки, заимствованные в одной из соседних стран, а вытекающие из них полномочия поделила между прокуратурой и главным польским идеологическим центром IPN (Институтом Памяти Национальной), который известен как «министерство окончательной исторической истины». Кроме того, помимо подозрений в недостаточном патриотизме, в постановлении о вторжении была указана необходимость проверки мероприятия на высказывания, относимые к „publicznego propagowania totalitarnego ustroju państwa". Вопрос о сути такого государственного устройства, как и вопрос о том, что такое его публичная пропаганда, при этом принципиально оставлялся на усмотрение любых идеологов, имеющих влияние на прокуратуру прямо или через предпочитаемых экспертов, готовых признать всё что угодно всем чем нужно.
По реалистической версии толчком к проверке «антинациональной деятельности» мог стать доклад Ежи Кохана (Jerzy Kochan) „Co zrobić z narodem? Ber Borochow a Karol Marks." (Что делать с нацией? Бер Борохов и Карл Маркс), а толчком к проверке по поводу высказываний в пользу нежелелательного для официальных идеологов государственного устройства мог стать доклад Богдана Качмарека (Bohdan Kaczmarek) „Partia - potrzeba nadal aktualna" («Партия - необходимость также актуальна»). Наша версия подтверждается тем, что эти доклады должны были обсуждаться 11 мая, в пятницу, то есть именно в день полицейского вторжения. В особенности PiS/IPN мог раздражать доклад Ежи Кохана, который был основан на резкой статье с очевидной направленностью против антисемитов «Забытый марксист Бер Борохов», которая вышла в декабре 2017 года на волне полемики по национальному вопросу, которая тогда активно шла и охватила не только Польшу.
После полицейского вторжения польский коммунизм впервые за последние несколько десятков лет оказался на грани так называемого β-режима. В немецких регламентах под таким названием известен способ работы коммунистического сообщества, когда организуются каналы получения ежесуточных сообщений о нормальной ситуации. В этих каналах, имеющих несколько форм и запасных точек, обычно принимают участие представители чешских, немецких и литовских коммунистических кругов в Польше, представители польских коммунистических кругов в Праге, в Берлине, на Рейне и в Вильнюсе, а также те, кто имеет основание опасаться незаконных, но вполне политически обоснованных репрессий. Одновременно с этими каналами, которые не оставляют шансов на незаметное исчезновение кого-либо затронутого, устанавливаются рассылки с подробными документальными описаниями предшествующих событий в адрес влиятельных редакций. Таким способом были предложены осуществившиеся публикации на gazeta.pl (к статье было почти 500 комментариев), strajk.eu (см. также раннюю статью) и даже переводная публикация в «Washington post». Параллельно, по следам события широкое обобщающее размышление („Tryptyk o swobodach obywatelskich vs. autonomia akademii") «Трёхсловье о гражданских свободах и академической автономии» создали Эва Бальцарэк и Влодек Братковский (Ewa Balcerek i Włodek Bratkowski).
Утром 14 мая министр внутренней администрации Йоа́хим (Ефим) Будзиньский в телефонном разговоре с ректором Щецинсокго университета выразил сожаление и принёс извинения также лично Ежи Кохану, указав на то, что сам он как ответственный чиновник не был своевременно информирован о вторжении на территорию Университета как и о постановлении прокуратуры «Щецин-Запад». Были также даны обещания разобраться и принять административные меры против тех, кто ущемил законные права.
Можно ли считать, что цепь связанных событий закончилась? Неизвестно. Для целей нашего размышления это и не особенно важно. Также как не особенно важно, что государственно-политическую панику удалось поднять при помощи SLD - Союза Левицы Демократической - организации, которая никогда не отличалась ни соборностью, ни левыми взглядами ни демократичностью.
Наше внимание будет обращено на другие сферы. В первую очередь встаёт вопрос: в каких формах дальше будет существовать польский теоретический коммунизм, какое соотношение академической и организационной работы следует считать наиболее благоприятным для развития революционного движения в будущем. Вопросы эти весьма не праздны в тех условиях, когда β-режим из предмета слухов и редких репетиций рискует стать повседневностью, в тех условиях когда β-режим через несколько лет может смениться едва известным даже по слухам γ-режимом, который в немецких регламентах предполагает что идут хаотические веерные аресты.
____
Регламенты ежедневного информирования, списки редакций, способных поднять шум, контакты чешских, немецких и литовских представителей коммунистических сообществ в Польше, контакты представителей польских коммунистических сообществ в Праге, Берлине, на Рейне, в Вильнюсе - всё это ещё два года назад казалось какой-то немецкой сказкой, едва ли не шпиономанией. Всё это считалось проявлением какого-то ненужного избегания едва ли существующих рисков, которые решили обезвредить педантичные немцы, придумавшие все эти регламенты, которые увлекательно читать, но едва ли потребуется исполнять. Но как сказал один немецкий коллега, кто смеётся позже, тот смеётся лучше. Политические преследования в Польше, по всей вероятности, пошли по «немецкому» пути, когда натиску одинаково подвержены как представители политического коммунизма, так и представители теоретического коммунизма. Также это означает, что влиятельность польского теоретического коммунизма достигла того критического уровня, которые делает невозможным продолжение «белорусской» модели репрессий (продержавшейся примерно с 2006 года, т. о. начавшейся с процесса Михала Новицкого), где натиск испытывают за небольшим исключением лишь наиболее отсталые и неадекватные условиям времени представители политического коммунизма. Подобная смена карательной политики польской буржуазии вынуждает ещё раз глянуть на положение Объединения Марксистов Польских под углом внезапно сложившихся новых условий. Это выглядит не лишним на фоне того, что информация о полицейском присутствии вблизи одной небольшой конференции по вопросам теоретического мышления поступила из Риги. Остаётся только вспомнить известное положение из работ Маркса, где утверждается, что положение страны, дальше продвинувшейся в некоторой деятельности, является в известной мере картиной будущего для той страны, где эта деятельность менее развита. И потому довольно быстро нашлись те, кто стал отвергать всякое мнение о том, что немецкое настоящее является картиной, повторяющей существенные черты польского будущего, а сама история Объединения Марксистов Польских будет через несколько лет поучительная, например, для Латвии.
Самую насущную потребность, потребность выработать феноменологию политической полиции, которая даст ключ к пониманию произошедшего, попытались удовлетворить Эва Бальцарек и Влодек Братковский. Не претендуя на авторство узловых тезисов размышления, излагаемых ниже, считаю необходимым присоединить свои размышления к тем, которые уже даны в статье «Трёхсловье о гражданских свободах и академической автономии».
Итак, очевидно что личные извинения министра организатору конференции Ежи Кохану и ректору являются недействительным фактом. Действительная ситуация такова, что вторжение случилось и, даже если имела место прокурорская разгорячённость неизвестного сторонника PiS или любителя идеологии IPN, то всё же вторжение было фактом, который был признан изначально допустимым и желательным исходя из общественной обстановки, то есть неизвестный служака был уверен, что сильно бить по рукам не будут. А, следовательно, то, что сегодня было объявлено результатом глупого усердия, завтра может стать обыденностью, ибо главная тенденция (надо думать не только польской) политической жизни состоит в уверенном и систематическом наступлении сил реакции. Совершенно глупо смотрятся в этих условиях цитаты, вроде приводимой ниже:
|
Конституция Речи поcполитой Польской, которая в силе с 17 октября 1997 года, а была принята в апреле 1997 года. |
|
Art. 73. (Статья 73) |
|
Każdemu zapewnia się (Каждому утверждается) wolność twórczości artystycznej (свобода художественного творчества), badań naukowych (научных исследований) oraz ogłaszania ich wyników (а также публикации их результатов), wolność nauczania (свобода обучения/преподавания), a także wolność korzystania z dóbr kultury (а также свобода использования благ культуры). |
В Польше происходит катастрофическая количественная деградация врачебного сообщества, попросту говоря эмиграция, нет также ни одного политика на национальном уровне, которому бы доверяло большинство тех, кому он известен. Всего в тысяче километров уже несколько лет идут перестрелки, имеющие все шансы расширить свою опасную территорию. На этом фоне те, кто остаётся в Польше, всё больше задумываются о том, чтобы припасти какой-нибудь кольт, браунинг или шмайсер. К концу 2017 года полиции было известно о 464 тысячах огнестрельных предметов, не связанных с полицией или войском, притом 82 тысячи из них (пятая часть) были записаны после 2014 года. Так ли много тех, кто в этих условиях может использовать или имеет силы отстаивать «свободу художественного творчества, свободу научных исследований и публикации их результатов»? Вопрос, нетрудно догадаться, риторический, особенно если иметь в памяти популярность польско-английского гидравлико-пневматического и польско-итальянского сельскохозяйственного словаря. По этим изданиям, присовокуплённым к соответствующим бытовым разговорникам наши эмигранты готовятся понимать команды работодателей. Имея несколько иное основание, Эва Бальцарэк, цитируя влиятельнейшего советского «экономиста» Либермана, также и к этому месту подходяще замечает: «Dlatego też demokracja (Потому также демократия) jako gwarant praw przysługujących obywatelom (как гарантия прав, применяемых гражданами) jest sprowadzana w naszej rzeczywistości (сведена в нашей действительности) do rangi deklaracji wartej tyle, co papier (к заявлению, стоящему столько, сколько бумага), na którym została ona wydrukowana(на котором оно напечатано)».
В этом смысле когда Тымотэуш Кохан приветствует читателей в условиях «польской демократии», он, несомненно, больше рассчитывает на воздействие вне Польши, где известны только официальные идеологические штампы, а не повседневная практика польского государственного аппарата, будь то полиция или идеологические службы. Переходя от фактографии хоть бы и к мужицким размышлениям, сложно не понять, что мы имеем дело с тем, что сущность является. А вот что именно явлено всеми событиями вокруг полицейского вторжения?
Разбор того, что прорвалось на поверхность общественной жизни стоит начать с выяснения местного контекста. В частности следует вспомнить, что Ежи Кохан, занимающий одну из выборных должностей в Объединении Марксистов Польских (SMP), 18-19 ноября 2017 года принимал участие в Первой проблемной конференции-совещании SMP, приуроченной к столетию Великого Октября. Обстановка в Варшаве уже тогда была столь нервозной, что конференцию предлагали проводить даже как авторскую встречу в связи с выходом книги. Поскольку SMP не вписано в академический реестр, хотя и имеет важные уставные задачи в исследовательской сфере, очевидно, что на академические права проблемная конференция не могла рассчитывать. Таким образом, она могла юридически рассматриваться как обычное собрание «обычных» польских граждан. Такие собрания, как известно, не имеют никаких прав в том случае, когда становятся публичным фактом. Именно поэтому в итоге было решено провести негласную конференцию с коротким объявлением результатов. Не удивительно, что в итоге у Эвы Бальцарэк сдали нервы, и она начала искать внутри SMP враждебную агентуру и вредительские группировки, едва ли не марионеток иллюминатов из Восточного Берлина, которые больше всего известны как главные помощники во взломе файлового архива её корреспонденции. Что же касается полемики по результатам Великого Октября, то она оказалось непродуктивной, ибо выявила недостаточную историческую и философскую подготовку тех, кто делал узловые сообщения. Полемика не удалась, обмен мнениями также не принёс ничего нового относительно известных публикаций на серверной полемической ленте SMP. Протокол конференции после недолгого обсуждения был объявлен негласным (за исключением административных постановлений о жизни SMP) как не показательный и малопродуктивный.
Полицейских преследований в итоге не случилось, хотя это была едва ли не единственная конференция в Варшаве, которая не обращалась к опыту Великого Октября как к тухляку или как к колонне победы. Понимание, что карается попытка понимания тогда в Варшаве было общим. Но такого понимания почти не было в Поберове.
Поберовская конференция, о которой также было объявлено на сайте SMP предполагалась как принципиально иное мероприятие. Даже если судить по активному составу, то едва ли кроме Ежи Кохана кто-нибудь брал слово на обеих конференциях. Во-первых очередная поберовская конференция не была для SMP внутренним мероприятием, во-вторых её значение больше относилось к сфере теоретического мышления, ибо условием отбора участников тут был определённый уровень предлагаемых материалов, гарантирующий возможность и продуктивность полемики и публичного критического разбора. Соответственно этому для польского употребления Ежи Кохан сделал заявление, несколько отличающееся от того, что публиковал Тымотэуш Кохан. В частности, оно апеллировало преимущественно не к элементарным демократическим правам, а к свободе научных исследований. Насколько университет (как общественная структура и государственное учреждение) ещё может рассматриваться «jako miejsca poszukiwania (как место поиска) prawdy, piękna i sprawiedliwości (истины, красоты и справедливости)»4 это большой вопрос, на который сложно дать однозначный ответ, учитывая углубление нездоровой обстановки на Университете Варшавском и не пока что не особенно благоприятные изменения на Университете Адама Мицкевича (в Познаню). Однако это такой вопрос, который решается вовсе не теоретически, а слаженными действиями довольно многочисленной демократической, социалистической и коммунистической части академического сообщества.
Поберовская конференция была бы прокуратуре безразлична как академическая акция, ибо академические свободы в Польше ставятся выше гражданских прав. Но в отнесении конференции к юбилею Карала Маркса прокуратура усмотрела деяние польских граждан, желающих мыслить. Потому к ней было отнесена не академическая свобода, а гражданское бесправие в виде памятного по классикам польской литературы почти что королевско-прусского полицейского вторжения.
Была, конечно, «нездоровая общественная обстановка». Но надо помнить, что «нездоровая обстановка» в Варшаве и «нездоровая обстановка» в воеводских городах, отличных от Познаня, Кракова и Вроцалава, это принципиально разные ситуации. Особенно хорошо это известно нашим наиболее бесправным товарищам - социалистическим школьникам. Если в Варшаве есть несколько сообществ, действующих с символическим прикрытием, то на воеводствах даже для коллективного изучения какого-нибудь Фромма нужно очень хорошо знать и выполнять те самые импортированные немецкие регламенты, превращающиеся в обязательный внешкольный факультатив. В противном случае придётся иметь много неприятных разговоров со школьным директором, который может захотеть выслужиться на раскрытии «коммунистического заговора в школе». «Ile razy można Wam(Сколько раз можно Вам), koledzy(коллеги), powtarzać (повторять), że Warszawa jest jednak czym innym (что Варшава это всё же что-то иное,) niż zachodniopomorskie zadupie... (чем западнопоморское5 задупье...)»6.
____
Как реально относятся участники конференции, удостоенной официального полицейского посещения, к марксизму? Это вопрос, который не может иметь для нас малого значения несмотря на то, что он совсем не волнует ни полицию, ни прокуратуру, ни стоящих за ними идеологов.
Реально товарищи, регулярно посещающие ту самую серию конференций, которая длится с 2010 года, распадаются на несколько гносеологических групп. Самая продвинувшаяся группа интересуется ленинским наследием и выполнением так называемого «завещания Ленина», то есть материалистической ревизией гегелевской диалектики. При этом от уверенного понимания значения этих идейных продуктов здесь многие далеки. Это подтверждается хотя бы даже тем, насколько уверенно Кохан относит Бера Борохова к марксистам на том основании, что он не впадает в идеализм на каждом шагу и открыто марксизму симпатизирует даже при разработке теории такого явления как пролетарский национализм. Другая гносеологическая группа находится на методологическом уровне Чернышевского и только осваивает ближайшие предпосылки современного теоретического мышления. Обычно это традиционные авторы работ по немецкой классической философии, которая в польской современности проще всего осмысляется весьма близко к той методологии, которую выработал Чернышевский. Наконец квазисоциалистическакя тусовка и академические карьеристы, зарабатывающие высокие формальные показатели даже на публикациях, отстаивающих противоположные до несовместимости взгляды. Две последние группировки составляют обычный фон не в одной только Польше, - они хорошо известны и в обеих Германиях, и в Вильнюсе, и у чехов. Иногда это наиболее многочисленная фракция и то, что в Познани и в Поберове она более чем невлиятельна, скорее должно быть исключением, чем правилом. Например, до недавних пор, подобно тому как было в Польше до 2006 года, вся конференционная жизнь Белоруссии, формально связанная с теоретическим мышлением или материалистической диалектикой, состояла исключительно из господства словоблудящей квазисоциалистической тусовки.
Невзирая на то, что многим участникам юбилейной конференции довольно далеко до освоения действующего марксизма, выходящего за рамки словесного признания диктатуры пролетариата; несмотря на откровенную гносеологическую слабость многих участников и более чем мучительные, нередко неудачные, попытки избавится от идеализма; несмотря на всё это, государственный аппарат репрессирует отнюдь не политические или гносеологические позиции. Обобщая немецкий опыт, Франк Флегель сформулировал ключевое положение, руководствуясь которым немецкое коммунистическое сообщество избавило себя от лишних контактов с политической полицией. Это положение формулируется так: Репрессируются не конкретные позиции исходя из оценки радикализма или публичности или реальной действенности, а репрессируется продвижение в направлении практического материализма. Притом репрессии тем неотвратимее постигают тех, кто продвигается в указанном направлении, чем более это продвижение
уверенное
систематическое
гласное
массовое.
Михал Новицкий в этом контексте очевидно имел ненужную гласность, Ежи Кохан как организатор конференции разговаривал с полицией только потому, что ведёт систематическую исследовательскую и организационную работу. KPP преследовалась за массовость литературной пропаганды, которая, несмотря на в общем некоммунистический характер, была долгое время заметно прогрессивнее всего прочего, что можно было найти в публичном политическом пространстве, за что ручаюсь как систематический читатель издания „Brzask". Кроме того, KPP репрессируют фактически (но не юридически) за то, к чему функционеры не причастны. Уже успела породить волну репрессий новая активизация польского коммунизма, с постоянно усиливающейся теоретической фракцией, со всё более проявляющимся пониманием того, что без организованного понимания политическое вмешательство бесполезно. Но ко всему этому деятельность KPP не относится никак. А может и относится, но состоит в обратном отношении, ибо чем больше толстели и увеличивали тираж журналы „Nowa krytyka" и „Praktyka teoretyczna", тем более худели регистрационные списки KPP.
Приход полиции - это вотум доверия, заявление о надеждах, которое делает польская буржуазия через свой идеологический и государственный аппарат в отношении тех, кто эти надежды на данный момент едва ли оправдывает. Но руководствуясь классовым чутьём, прокуратура даёт участникам научной конференции ответственную задачу - оправдать своё мышление, свою просветительскую и организационную деятельность как опасную для польской буржуазии.
Нервы ведь сдали не только у Эвы Бальцарэк в ноябре 2017 года, но и у какого-то прокурора из округа «Щецин - Запад». Разумеется, примерно понимая масштаб явлений, он не придавал конференции излишней опасности, но, желая выслужиться, он также едва ли избежал влияния слухов о состоянии немецкого политического коммунизма. Ведь не зря поводом для многочисленных шуток служит тот факт, что до Восточного Берлина от Щецина значительно ближе, чем до Познани, тем более до Варшавы. И, конечно, подлинным кошмаром мелкого «PiS/IPN прокурора» являются не чуждые ему по занятиям и духу мои академические коллеги, собирающиеся для взаимного вычищения обширных популяций тараканов из своих голов, а солдаты в серых шинелях и касках М45, возвращающиеся на круглосуточный пост у берлинской Новой Вахты (Neue Wache). Не представляя подлинной глубины падения немецкого коммунизма и зная по слухам лишь о его многочисленности, зная также о большой экономической зависимости Польши от немецких финансово-промышленных групп, прокурор принял весьма заурядное решение, которое как акт запугивания быстро забудется и многих отрезвит. Но разве это решение не вписывается в польскую действительность? Боятся не действительных угроз (которых для господства буржуазии в Польше ещё нет), а боятся внезапного даже не удара, а укола. И потому набрасываются на всё, что остро. Мыльный пузырь всего приватизационного режима колеблется, все интересовавшиеся помнят имевшие место несколько кварталов назад попытки активизации варшавского переворота, аналогичного майданному. Что останется, если этот мыльный пузырь напорется на остриё? Останется в таком случае по выражению одного литовца «Украина с латинской письменностью и без войны».
Помимо указанных мотивов в прокурорском решении есть признание того, что некоторые обычные для Англии, Франции и Германии механизмы идеологического господства в Польше сломались.
Например, изучение наследия Маркса и источников его исследований вовсе не означает того, что исследователь эти взгляды хоть сколько-нибудь разделяет хотя бы в наиболее существенных моментах. Это очевидно, ибо в 2010 году, когда начиналась известная серия конференций, очень немного было тех, кто хотя бы представлял себя в общих чертах какие взгляды имел Маркс, как они исторически и им самим обоснованы и почему они имеют такую форму. Но прокуратура уверена, что нежелателен уже сам себя исправляющий путь, что его результат будет против господствующей идеологии.
Несмотря на то, что исследование наследия Маркса вовсе не предполагает обязательности гласных, также как и политических выводов, они явно подразумеваются. Прокуратура уверена, что нежелательна уже сама по себе возможность составления выводов на основании квалифицированных суждений (о наследии Маркса) будь то политических, гносеологических, чувственных и любых иных, лишь бы были эти выводы самостоятельны и добросовестны, то есть не согласованы с IPN.
Даже добросовестное изучение наследия Маркса вовсе не означает, что для приложения сделанных выводов есть специфическая широкая или организационная практика. Так, например, в Великобритании существуют, в основном в академических рамках, немало сообществ добросовестного изучения работ Маркса и Ленина. Однако никакой значительной практики они не могут получить, в силу прочного экономического и идеологического господства реакции. Точек расширения, словом, эти сообщества не имеют. Но польская прокуратура уверена, что нежелательна уже сама по себе гласная исследовательская деятельность, что её результаты примут как руководство к действию силы, противостоящие отнюдь не только прокуратуре, но всему частнособственническому строю. Британское ограничение академизмом в Польше не работает так, как хочется.
Само по себе оглашение результатов полемики, вне зависимости даже от истинности (то есть и при лучшей достижимой истинности), вовсе не означает, что за пределами обсуждающих кругов будет некоторый отклик. Но прокуратура уверена, что нежелательно оглашение результатов полемики, ибо она уверена, что истина, в особенности полемическая истина, истина гласной полемики не на её стороне.
Вот ведь какая ирония истории, не демократические права граждан на свободу исследований, а средневековое университетское право на автономию становится охраной польского теоретического мышления. Не права академических коллег как граждан Польши, а права граждан Польши как университетских преподавателей и студентов становятся залогом их способности служить избавлению мира от едва выносимого господства частной собственности. Прокуратура, следовательно, уверена, что университет можно рассматривать «jako miejsca poszukiwania (как место поиска) prawdy, piękna i sprawiedliwości (истины, красоты и справедливости)»7, а также что эти поиски приведут к результатам, которые крайне не выгодны ни конкретному режиму PiS ни государству вообще. Это оценка с очень большим запасом. Это появление высокого прокурорского доверия, которое товарищам нужно оправдать, но не перед прокуратурой, а перед историей своего общества и своей личности.
Прокуратура уважает противников марксизма. Она охотно терпит тех «сторонников марксизма», которые являются мегафонными произносителями или политическими реконструкторами каких-то отживших организаций. Но у прокуратуры сдают нервы, когда она встречает тех, кто не собирается копировать внешнюю «марксистскую» форму и не собирается игнорировать такое духовное и теоретическое явление как марксизм. В попытке разобраться в том что такое марксизм, как он устроен и как он работает, прокуроры видят предпосылку уничтожения того строя, которому они служат, скрытый призыв к революции. Логика, повторяющая один к одному ту логику, которой руководствовался романовский режим, душивший Польшу в 1863 году. Ведь именно за попытку разобраться и научить других разбираться в общественной ситуации Чернышевский попал в Вилюйск при отсутствии юридических предпосылок и любых доказательств совершения каких-либо преступлений. Опасность пробуждённого и ориентированного на действительность, а не иллюзии мышления прокуроры чувствуют даже несмотря на то, что уважаемые академические коллеги и колежанки и при желании, и при отсутствии такового едва ли угрожают не только частной собственности, но даже конкретному действующему режиму PiS. Но как это характерно, что попытка разобраться в истине, попытка взаимно повысить предметную истинность мышления воспринимается как антинациональное деяние (таковы официально заявленные подозрения)! Попытка осуществления мышления воспринимается как призыв к революции очевидно только потому, что этот способ мышления будет радостно подхвачен той немалой частью польского народа, которая осталась в Польше и получает новости от родственников-заробитчан или эмигрантов. Никто на конференции, даже не стесняющийся в выражении радикализма Флориан Новицкий, это не почувствовал. Но это почувствовала прокуратура. Незначительное полицейское вторжение было первым актом, в котором в современной Польше столкнулись две партии, о которых нам известно из ленинских работ - партия предметно-истинного мышления и партия противодействия такому мышлению, то есть партия порядка. Ведь биография Сократа так заканчивается не потому, что он предлагал что-то недопустимое, а потому, что он показал вечный способ существования революционной практики - соответствие и постоянное сближение деятельности и мышления, постоянную критическую перепроверку всех воззрений и теорий. Против могли быть только сторонники недействительных взглядов. Таких в афинском суде набралось большинство. Но сейчас уже никто не апеллирует к большинству. И прокуратура и Ежи Кохан знают, что демократическое мнение народа в Польше ничего не значит, ибо, напомним, нет общепольских политиков, которым доверяло бы большинство тех, кому они известны. И если Ежи Кохан уверен, что это большинство высказалось бы в его пользу, то и прокуратура в этом уверена. В сознании партии порядка перевес не на её стороне, перенесения открытой полемики в политику она боится, иные позиции тут приводят не к полемике, а к дискриминации и репрессиям. Это явный показатель слабости партии порядка. Но сможет ли этим воспользоваться партия предметно-истинного мышления?
1 Фото см. http://www.1917.net.pl/sites/default/files/images/1_maja_2018_KPP.preview.jpg
2 Польск. Konferencja naukowa Karol Marks: 2018.
3 См. также http://sss.usz.edu.pl/osrodek-wypoczynkowo-szkoleniowy-pobierowie/
4 Это цитата из заявления Ежи Кохана.
5 Поберово и Щецин относятся к Западнопоморскому воеводству.
7 Это цитата из заявления Ежи Кохана.
