Вернуться на главную страницу
Нестрадающее Средневековье
Литклуб Лепорта собирается уже не первый год, а именно для изучения западноевропейского романа – более полугода. Тем важнее, мне кажется, подводить время от времени промежуточные итоги нашего дела – хотя бы просто “для себя”.
Иногда люди спрашивают: зачем читать все эти “ветхие” книжки? Что в них интересного? Слог корявый, мысли наивные, темы плоские… Разве такое чтение приносит удовольствие?
Действительно, от такого чтения тяжело получать удовольствие. Но вовсе не по таким причинам. Когда мы только начинали изучать античный и средневековый роман, нам тоже казалось, что эти книги окажутся либо страшно скучными, либо, напротив, до глупости весёлыми. Но довольно быстро эти представления развеялись – их стало заменять конкретное знание предмета. Мы увидели, что до нас на земле жили такие же люди как и мы, и они уж точно были не глупее нас. Даже напротив – многие из них и сегодня поражают широтой взора и глубиной мысли, а их литературное мастерство часто потрясающее. В своих книгах эти люди решали исторические задачи своего времени, привлекая к этой цели самые передовые знания. Поэтому и чтение таких книг тоже скрывает под собой серьезный труд. Ведь “прочесть” книгу значит поставить её в те общественные условия, из которых она, как и её автор, “выросли”, и в которые они “прорастали”. Такое чтение – тоже удовольствие, но уже совсем другого рода. Это радость преодоления собственной ограниченности.
Все эти книги давно стали для нас, скорее, “никакими”, нежели весёлыми или скучными. Не в том смысле, что они нам не нравятся, а в том, что их вообще нельзя читать ради оценки. Того же Чосера мы читали не потому, что он увлекателен: местами он требует напряжения в чтении и упорного сопротивления скуке. Именно я читал Чосера потому, что мне хотелось понять, почему он стал классиком и как его творчество призвало к жизни новых писателей, в том числе ныне живущих – неважно, читают ли сами они Чосера или нет. Для меня вопрос такого чтения давно уже состоит вовсе не в том, нравится ли мне средневековая литература, – это как раз таки неважно, – а в том, “нравлюсь” ли я ей, научился ли я мыслить и чувствовать мир по-средневековому. Ведь то, что я живу в XXI веке вовсе ещё не значит, что я стал умнее лучших представителей, например, XIV века. Разбираясь в том, что пишут Чосер, или Боккаччо, или Данте, я разбираюсь в себе, – хотя и живу я на сотни и сотни лет позже этих писателей.
Другой пример – античный. На литклубе мы много говорили о том, что любовь у Дафниса и Хлои ещё “не очень”. Но любовь и сейчас “не очень”, и в этом смысле со времён Лонга мало что изменилось. Любить – это трудно, это значит всё время восходить к вершине человеческих чувств. Этого нельзя сделать раз и навсегда, это нужно совершать постоянно, во всякой ситуации, – особенно в той, которая насильно втискивает человека в какие-то тесные рамки, где для любви не остаётся места. Спустя две тысячи лет люди запросто могут любить и куда “хуже”, чем любили Дафнис и Хлоя. А ведь у этих героев для того времени была очень прогрессивная любовь – такая, что ей и сейчас по-доброму завидуют. Лонг эту любовь так высоко оценил, что даже попытался укрыть от тлена разлагающегося античного общества, которое во втором веке нашей эры уже находилось в затяжном кризисе.
Вспомним теперь “Сатирикон” Петрония, написанный в то же историческое время, что и роман “Дафнис и Хлоя”. В глаза сразу бросается то, что в нём никакой любви нет и близко, там о любви нет ни слова. Но также не возможно не заметить, что происходящее в “Сатириконе” как будто с современного общества писано. Читая романы Лонга и Петрония сегодня, мы учимся чётче видеть, где мы сами бываем Дафнисами или Хлоями, а где – Энколпиями или даже Тримальхионами. А это значит, что мы можем попытаться пойти дальше них – и не вниз, а вверх. То, что для этих героев было всей их жизнью, для нас может стать только этапом. Классическая литература воспитывает в человеке достаточно воображения для того, чтобы он мог увидеть в своей судьбе тысячи чужих судеб – и не только судеб литературных персонажей, кстати, а и вполне реальных людей. Уже ради этого важно читать все эти старые книжки – они есть лестницей познания собственных чувств, являющихся нам как “чужие”.
Однако если бы не было такого круга общения, как литературный клуб, я бы лично эти книги не читал – не осилил бы. Многое из программы было прочитано мною только потому, что я не хотел подвести товарищей. Мне хотелось быть первым, кто всё усвоит и кто поможет всё усвоить другим. В этом, на мой взгляд, главное преимущество работы в кружках: она вдохновляет. Ведь если ты сам понял, а твой товарищ – нет, то это значит лишь то, что вы оба ничего не поняли. Развиваться можно только вместе, иначе это не развитие. Толку становиться лучше, если этим только увеличивается разрыв с другими людьми? Это – путь в одиночество, а мы же взяли курс в человечество. Такой курс можно держать только вместе, ведь ветер на нем далеко не всегда попутный.
Можно возразить: если это “воспитание чувств” только среди кружковцев и живёт, то оно не имеет смысла, ведь окружающий мир – не кружок, и в нём нет подобных “тепличных” условий. В мире за пределами кружка никто не связывает своё благополучие с благополучием другого – скорее, даже наоборот, видит в другом человеке только средство, а не цель. И тут же хочется ответить: тем хуже для такого мира! Хотя обсуждаем мы книги и в “тепличных условиях”, после-то мы выходим в “реальный мир”, и отправляемся мы туда уже другими, привнося в жизнь то новое и лучшее, что мы сотворили вместе на литклубе. Иначе и не выходит – слишком уж резонирует “реальный мир” с теми проблесками человечности, которые случаются на кружке.
Это вовсе не значит, что после наших встреч нам хочется превратить мир в один большой кружок. Скорее, хочется сделать так, чтобы кружки стали не нужны, чтобы мир стал местом, в котором человеческое развитие станет безусловным. Ведь кружок – это тоже ущербная форма, какой-то маленький затерявшийся островок посреди моря повседневности, который потому только и стал возможен, что всё вокруг ещё очень мало пригодно для свободной человеческой жизни.
leport
