Вернуться на главную страницу
Есть ли жизнь после “Ада” или почему стоит прочесть “Божественную комедию” до конца
"Вам угодно познакомиться с Данте. Итальянцы называют его божественным, но это божество сокрытое, немногим внятен сей оракул; у него есть и свои толкователи, но это, возможно, еще одна причина остаться непонятным. Слава Данте пребудет вечно, ибо его не читают. Есть в нем два десятка строк, знакомых всем наизусть; этого довольно, чтоб избавить себя от труда проникнуть в остальное".
Вольтер
Эта цитата* из Вольтера попалась мне на глаза как раз тогда, когда моё желание дочитать "Божественную комедию" уже угасало. После драматического "Ада" шло запутанное "Чистилище", сквозь которое нужно было продираться, а "Рай" и вовсе показался очень сложным и скучным. Однако после слов Вольтера я не мог позволить себе забросить произведение, потому как понимал, что от этого я не просто много потеряю, но и попаду в число тех, кто "Данте не читал, но уважает". По той же причине пришлось мне отыскать и источник цитаты из Вольтера.
Однажды известный атеист Евграф Дулуман, чьи лекции мне посчастливилось слушать в университете (хоть я их и прогуливал безбожно - бегал на свидания), говорил, что если бы загробный мир существовал, ему лично хотелось бы оказаться в аду, поскольку в раю невероятно скучно и некуда податься, а вот в аду хотя бы каждый раз какие-нибудь новые «процедурки» назначают. Он тогда так и сказал - «процедурки». И хотя Евграф Каленьевич имел в виду не «Божественную комедию», мне его слова тут вспомнились. Главным развлечением после прочтения «Ада» было определять, на какой круг ты попадёшь после смерти: ассортимент грехов там и правда богатый. Конечно, хочется попасть в Лимб и не оказаться в «предбанничке», где
«горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел»,
то есть где пребывают души нерешительные и безразличные, для которых даже в Аду не нашлось места. Это, конечно, страшная перспектива, да и весь Ад в целом ужасен: герой Данте несколько раз даже падает в обморок от тяжелых впечатлений. Дочитав произведение я, впрочем, обнаружил, что не менее страшен в «Божественной комедии» Рай - быть может, он даже страшнее Ада. Всё, что в Раю можно делать - это только славить бога, деву Марию и всё святое семейство, радоваться и впитывать любовь и свет, которые льются из триединой точки Истины, да ещё и делать это вечно. Вот так счастье!
Вообще Рай у Данте - это не просто какой-то потусторонний мир, в котором жизнь длится после смерти или где она только начинается, как это нам обычно представляется. Рай приближен к сияющей Святой Троице, потому и способ его существования наиболее ей отвечает. Попадая в Рай, душа человека становится ближе к Творцу, который сам есть чистая Истина. В Раю душа более или менее непосредственно может эту Истину созерцать, впитывать, познавать. В этом познании - высочайшее наслаждение и итог достойной жизни, с чем трудно поспорить. Однако в такой концепции Рая Данте исчерпывает все его возможные образы, доводит их до границы. Ведь получается, что в Раю нечего делать точно так же, как и в Аду; жизни нет ни там, ни там, потому на вратах Рая, если бы в «Божественной комедии» такие были, тоже следовало бы высечь «Входящие, оставьте упованья». На что можно надеяться, если истина, познанная в Раю, там же и останется - применять полученные знания негде, в Раю их претворять в действительность не нужно, потому что сам Рай есть претворённая истина? Упованья могут оставаться разве лишь в Чистилище, ведь там ещё есть место для человеческой воли, для развития человека - не такого, как на земле, но всё же. Может быть, именно потому на четвёртом уступе горы Чистилища герой Данте встречает неторопливую тень, которая вовсе не горит желанием карабкаться вверх: в Раю для неё всё закончится, начнётся Вечность, и тень об этом знает. У Данте Ад, Чистилище, Рай - это единая система миропорядка, потому вознестись в Рай или сойти в Ад - это никакой не выход. Это, напротив, отсутствие выхода, конец.
Вероятно, из-за этого и герой Данте начинает своё путешествие по загробным мирам не после своей смерти (что было бы как-то «естественней»), а на полпути к ней, в самом расцвете сил - «свой путь земной пройдя до половины». Ведь главная задача Данте - это не просто досрочно заглянуть в божий лик, а преисполнившись любви и решимости действовать согласно Истине, вернуться на землю. Бурную человеческую жизнь необходимо упорядочить по всеобщим законам вселенной, которые Данте хотя и не познал, - свалился с неба от перенапряжения, - но в истинности которых он, побывав и в Раю, и в Аду, убедился. Далее нужно было только действовать со знанием дела, поскольку иначе после увиденного действовать не выйдет, а в загробном мире дела просто не будет: там будут только сплошные радость и созерцание или бессмысленность и «процедурки». То же мы видим и в Земном Раю, который герой Данте обнаруживает на вершине горы Чистилища: это место навсегда потеряно для людей, что, наверное, досадно. Но ведь и Ева скормила Адаму райское яблочко не просто так: легкость их бытия в Эдеме была настолько невыносимой, что эти золотые цепи нужно было разорвать любой ценой; угроза навлечь на себя страшный божий гнев не остановила Еву. А вот из Ада - как и из Рая - не убежишь...
Ясно, что сам Данте ещё целиком убеждён в той картине мира, которую он изобразил: для него существование потусторонних миров неоспоримо, потому как в его времена это был факт строгой науки. Данте выступает очень прогрессивно, сосредоточивая в своей поэме все передовые достижения науки, философии, теологии, искусства своей эпохи. Он берёт всё самое лучшее отовсюду и использует это для единой цели - изображения и преобразования мира. Показательно, что Данте позволяет себе изменять устоявшиеся религиозные концепции Ада и Рая согласно требованиям своего исторического времени: античность и Средневековье, полуеретические и догматические взгляды, прошлое и современность соединяются у него без противоречий, вернее - для разрешения противоречий. Данте хотел создать не богословский трактат о том, как устроена вселенная, а устроить саму жизнь сообразно законам вселенной; показать, что не только сам Данте, но и все люди заблудились в сумрачном лесу. Италия эпохи Данте пребывала в беспорядке; междоусобицы раздирали её и рушили былое величие. Данте хотел его восстановить, а для этого нужно было что-то делать. После поражения белых гвельфов политически он уже почти ничего не мог предпринять, потому как был лишён всех должностей и изгнан из Флоренции. Поэтому Данте начинает писать труды, в которых «наводит порядок»: показывает, как всё есть, как должно и как не должно быть. Этим Данте фиксирует, что одного только созерцания Истины, только лишь познания её недостаточно: нужно действовать. Для Данте таким действием, по невозможности иного, стало художественное и политическое слово. «Пир», «Монархия», «О народном красноречии», а позже и «Божественная комедия» - все эти работы были написаны, когда Данте уже не имел влияния на события, но продолжал бороться. Поэтому эти работы также являются неким посланием тем «благороднейшим» (см. «Пир»), которые последуют за ним в будущем и будут иметь более благоприятные условия для деятельности.
Но точно так же, как церковь не способна сотворить рай на земле, а может только обещать его на небе, так и произведение искусства, пусть даже «божественное», не может изменить мир. Менять мир могут только люди. Наверное, именно потому просветитель Вольтер так резко высказался против тех, кто Данте не читает: хотя он сам не слишком уважал «Божественную комедию» и называл её мешаниной, написанной во вкусе довольно странном (а в приведённой выше цитате Вольтер очевидно признает, что он и сам не особенно понимает Данте), его раздражало слепое почитание этого произведения теми, кто Данте не читал, - с ними каши не сваришь. Я же после прочтения считаю, что хотя идея Данте о возвращении к единой Римской империи была несбыточной, его призывы к объединению Италии и всего человечества на общем государственном основании была очень важной. Что же до художественных достоинств «Божественной комедии», то они оставались непревзойдёнными не только в эпоху Данте, но и во времена Вольтера, и остаются такими в наши дни. Но для того, чтобы ощутить весь пафос «Комедии», её нужно прочесть и попробовать понять в движении, в развитии. Иначе это произведение очень легко превращается в нечто застывшее и частичное, например в церковную страшилку или, наоборот, в обещания лучшей жизни «где-то там», в устаревший философский трактат или наивную космологию.
То, что нынче нам известно, что загробного мира не существует, вовсе ещё не значит, что мы стали умнее Данте. Ведь он-то был таким умным потому, что ему ко всему и ко всякому было дело: у Данте болела душа за всё человечество, он хотел изменить условия земной жизни к лучшему и бросал на эту цель все возможные стредства. Масштаб его мысли и чувства огромен, и в этом очень хочется последовать Данте - тут он просто безгранично вдохновляет. Иначе, без такого «дела ко всему», даже самые современные знания не принесут пользы - это будут только пустопорожние мудрствования, направленные на то, чтобы ничего не делать, везде искать крайнего и оправдывать свою безучастность. Через 500 лет после Данте Алигьери эти мудрствования жестоко высмеивает Тарас Шевченко в своём стихе "І мертвим, і живим, і ненародженим...":
Якби ви вчились так, як треба,
То й мудрость би була своя.
А то залізете на небо:
«І ми не ми, і я не я,
І все те бачив, і все знаю,
Нема ні пекла, ані Раю.
Немає й Бога, тілько я!
Та куций німець узловатий,
А більш нікого!..»
«Добре, брате,
Що ж ти такеє?»
«Нехай скаже
Німець. Ми не знаєм»...
*см. "Вольтер. Эстетика. Статьи. Письма. Предисловия и рассуждения", М.: Искусство, 1974. - с. 222-223
Пер. с украинского
