Вернуться на главную страницу
«Господа Головлевы» Михаила Салтыкова-Щедрина: критика непрактичной философии
Легко сказать, что книга плохая. Особенно, если не объяснять почему. Рассказать же о хорошей книге, попытаться заинтересовать ею читателя очень сложно. Особенно, если речь идет о написанном более ста лет назад.
Классическая литература - это не та, которая «с того периода» и «в то время». Классическая - значит живая всегда, в том числе и сегодня. Жить сама по себе книга не может, не умеет, ведь литература не существует без читателя. Поэтому живая - значит нужная.
Удивительно, но я даже не подозревал, пока не начал читать, что роман, о котором дальше пойдет речь, нужен мне. Просто читал. А он с каждой страницей все больше становился моим. Как будто это не автор ставил вопросы, а я сам, как будто не герои суетились, ища ответы, а я суетился, как будто не им не удавалось, а я испытывал неудачи. И это через сто лет после написания!
Ранее я уже читал Салтыкова-Щедрина: «Историю одного города» и сказки. Среди сказок моими любимыми до сих пор остаются «Карась-идеалист», «Премудрый пескарь», «Орёл-меценат», «Вяленая вобла» и «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Какая широта мышления, какая выразительность сатиры! В «Истории одного города» это тоже есть, но там чувствуешь, что это реализация авторского замысла - пусть гениального и совершенно воплощенного, но со сказками не сравнить.
А недавно начал - и почти незаметно закончил - роман «Господа Головлевы».
Один мой друг раньше тоже начинал, правда, не читать, а слушать аудиокнигу. Он не смог и до половины дослушать. Говорил, что страшная книга. «Особенно там, - уточнял, - страшно, где Иудушка в произведении появлялся. Музыка такая тревожная играла на фоне... Бррр!» Я читал текст, поэтому обошлось без тревожной музыки. Хотя мой друг прав - основания бояться есть.
Сатира - это вообще что? Вот о Салтыкове-Щедрине пишут, что он сатирик. Его современники считали, что он сатирик на порядок более сильный, чем Николай Гоголь, а потомки называли и называют его самым мощным представителем жанра в мировой литературе. Лично я ставлю его на одну ступень с Марком Твеном, а может даже Марка Твена на одну ступень с ним. Мы знаем, скорее чувствуем, что сатира - это нечто смешное, что это высмеивание. Но высмеивать можно разное и по-разному.
В 1925 году Луначарский, которого сегодня незаслуженно обходят как литературоведа и критика, написал заметку к юбилею: 27 января 1926 исполнялось сто лет со дня рождения Щедрина. И вот как Луначарский ответил на вопрос, что такое сатира и какой сатирик Щедрин:
«Что такое по существу сатира?
Этот вопрос можно поставить еще в другом виде: возможно ли смеяться над злом? Ведь зло должно возбуждать прежде всего желание искоренить его. Если его нельзя искоренить, то оно должно внушать ужас. Если это зло огромно и обнимает жизнь, то бессильный ужас перед этим злом должен дойти до отчаяния. Щедрин был со всех сторон объят ужасным злом царизма и соответственной общественности, он был бессилен не то что искоренить это зло, а даже хоть сколько-нибудь ослабить его. Мало того, он не видел около себя силы, способной победоносно вести с ним борьбу. Конечно, он ужасался, конечно, он был именно близок к отчаянию.
Но в том-то и дело, что и сам Щедрин и те передовые силы русского народа, которые он представлял, безмерно переросли в умственном и моральном отношении господствующие силы официальной общественности и государства. Они переросли их настолько, что могли смотреть на них сверху вниз. И поэтому как политическая сила, скажем даже - как физическая сила, Щедрин смотрел на ужасного истукана зла снизу вверх и был беспомощен. Но как моральная и умственная сила он смотрел на этого же истукана как на нечто, лишенное всякого внутреннего оправдания, как на нечто, столь неуклюжее, столь косолапое, столь тупое, столь дезорганизованное, что все это могло вызвать в нем только презрение». (Впервые, под заглавием «Щедрин», напечатано в журнале «Красная нива», 1925, № 19, 3 мая. В переработанном и дополненном виде, под заглавием «М. Е. Салтыков-Щедрин», напечатано в газете «Правда», 1926» № 22, 28 января, когда отмечалось столетие со дня рождения писателя. Полный текст: http://lunacharsky.newgod.su/lib/ss-tom-1/m-e-saltykov-sedrin)
Михаил Салтыков-Щедрин был из тех сатириков, которые высмеивали страшное. Как же мне было СТРАШНО осознать: то, что тогда было страшным, теперь стало привычным и вполне приемлемым. Щедрин своей сатирой хотел искоренить большое социальное зло, а оно надежно укоренилось в нашей жизни. Иудушка Головлев - он безнадежно страшный и страшно живучий! Так же как и его убеждения, его образ мышления, его отношение к себе, к миру, к людям.
Иудушкой и кровопивцем называют главного героя романа остальные персонажи. Настоящее его имя - Порфирий Владимирович Головлев. Он сын Арины Петровны - скупой помещицы, которая все подминает под себя. Она не от природы скупа. Когда-то была обычной барышней, вышла замуж и поселилась в глухом селе, принадлежавшем ее мужу. Муж скоро спился и все никак не мог умереть, хозяйство рассыпалось, мужики не хотели работать. Требовалось сильная рука, которая смогла бы собрать все в кучу. Такой Арина Петровна научилась быть и такой оставалась до пожилого возраста. Старая, сухая, бездушная женщина, которая все устраивает по-своему, - такой была глава семейства Головлевых. Мужа ее никто в доме не уважал и почти не замечал.
В Арины Петровны, которая единолично управляла огромным богатством (сама его и нажила за годы притеснений, грабежей крестьян и деспотии), было правило: заботиться о детях. Правда, забота эта состояла в «выбрасывании куска» своим чадам в нужный момент. Дети выросли, пытались устроить себя сами, но у них не получалось, потому что росли с детства ленивыми, апатичными, а к тому же хорошо научились проедать и пропивать имущество, а не наживать и приумножать.
Из трех сыновей Арина Петровна боялась только Порфирия. Он смотрел на нее такими «ядовитыми» глазами, что она не знала, куда деваться. Порфирий любил много говорить, запутывать собеседника. С ним просто так не поболтаешь - он словно ловушки расставляет. Не доверяла ему мать. «Прав был Степка-балбес, когда в детстве назвал его Иудушкой-кровопивцем», - часто думала она. Павел был простоватый человек, который ни разу ничего не сделал сам. Он только иногда брыкался, перечил матери, время от времени затевал ссоры, но быстро унимался и возвращался к своему естественному мрачному состоянию.
Годы шли, Арина Петровна теряла жизненную энергию, силы исчезли, упорство - тоже, управлять большим хозяйством она больше не могла. А тут еще и крестьянская реформа расшатала здоровьице... Ослабла Арина Петровна дальше некуда. Иудушка как-то так все устроил, что сам поселился в Головлёве, а мать «кинул» на брата Павла. Теперь уже Иудушка решал, кому, где и какой «выбросить кусок».
Павел Владимирович страшно не любил брата, ненавидел его и в то же время боялся. «Он знал, что глаза Иудушки источают чарующий яд, что голос его, словно змей, заползает в душу и парализует волю человека». Поэтому избегал встречи с братом до самой смерти, а умер от скуки и пьянства совсем скоро.
Иудушка-кровопивец стал единоличным хозяином всех богатств семейства Головлевых.
У него было двое сыновей, уже взрослых. Выросли они ленивыми к труду и к жизни вообще. Мать их давно умерла, поэтому они с детства слонялись туда-сюда, надоедали отцу, смеялись над его напускной набожностью, безграничной жадностью и часто за это бывали наказаны. Худшим наказанием для сыновей были отцовские поучения в виде незаканчивающихся проповедей. Любил Иудушка так закрутить, так прижать словом душу, что хотелось убежать подальше, неважно куда, но убежать и не возвращаться. Неудивительно, что, достигнув нужного возраста, дети уехали из дома. Получали ежемесячно какие-то рубли от папаши и сводили как-то концы с концами. Жить, как надо, не умели, интересоваться не умели, учиться не научились, потому что в детстве их никто этому не учил, а только играли в карты, пили и катились в пропасть.
Старший сын, Володя, застрелился. Это было единственное решение, которое он нашел. Его способ жизни требовал больше денег, чем подачки отца. Вот, как об этом написано в романе:
«Целых два года Володя перемогался; сначала выказывал гордость и решимость не нуждаться в помощи отца; потом ослаб, стал молить, доказывать, грозить... И всегда встречал в ответ готовый афоризм, который представлял собой камень, поданный голодному человеку. Сознавал ли Иудушка, что это камень, а не хлеб, или не сознавал - это вопрос спорный; но, во всяком случае, у него ничего другого не было, и он подавал свой камень, как единственное, что он мог дать. Когда Володя застрелился, он отслужил по нем панихиду, записал в календаре день его смерти и обещал и на будущее время каждогодно 23-го ноября служить панихиду «и с литургиею». Но когда, по временам, даже и в нем поднимался какой-то тусклый голос, который бормотал, что все-таки разрешение семейного спора самоубийством - вещь по малой мере подозрительная, тогда он выводил на сцену целую свиту готовых афоризмов, вроде «бог непокорных детей наказывает», «гордым бог противится» и проч. - и успокоивался».
Камень, а не хлеб... Разве в Иудушки не нашлось «хлеба» для сына? Разве он не мог ему чем-то помочь? Оказывается, не мог. До такой степени «оскотинился», что верил только в свою пустую болтовню. Если его мать когда-то «куски выбрасывала», то он, как следующий виток «эволюции» делился только абсолютно непрактичными афоризмами и рекомендациями. Поучений в его голове был такой запас, что на всех и вся хватало.
«Поучения эти имеют то достоинство, что они ко всякому случаю пригодны и даже не представляют собой последовательного сцепления мыслей. Ни грамматической, ни синтаксической формы для них тоже не требуется: они накапливаются в голове в виде отрывочных афоризмов и появляются на свет божий по мере того, как наползают на язык».
Никакого толку от таких афоризмов не было, но это Порфирия Владимировича не беспокоило.
«Иудушка уже ко всему готов заранее. Он знает, что ничто не застанет его врасплох и ничто не заставит сделать какое-нибудь отступление от той сети пустых и насквозь прогнивших афоризмов, в которую он закутался с головы до ног. Для него не существует ни горя, ни радости, ни ненависти, ни любви. Весь мир, в его глазах, есть гроб, могущий служить лишь поводом для бесконечного пустословия».
Когда с другим его сыном, Петром, тоже случилась беда - проиграл в карты, - Иудушка-кровопивец решил не отступать от своей философии. Петя, уезжая к отцу с намерением просить о займе почти незаметной для бюджета семейства Головлевых суммы, думал: поможет или нет? А это было то же, что и: стреляться или нет? Ведь другого спасения, какого-либо выхода из ситуации Петя не видел. Пока он размышлял и надеялся, его отец лежал в постели и тоже думал.
«Нет сомнения, что с Петенькой случилось что-то недоброе, но, что бы ни случилось, он, Порфирий Головлев, должен быть выше этих случайностей. Сам запутался - сам и распутывайся; умел кашу заварить - умей ее и расхлебывать; любишь кататься - люби и саночки возить. Именно так; именно это самое он и скажет завтра, об чем бы ни сообщил ему сын. А что, ежели и Петенька, подобно Володе, откажется принять камень вместо хлеба? Что, ежели и он... Иудушка отплевывается от этой мысли и приписывает ее наваждению лукавого. Он переворачивается с боку на бок, усиливается уснуть и не может. Только что начнет заводить его сон - вдруг: и рад бы до неба достать, да руки коротки! или: по одежке протягивай ножки... вот я... вот ты... прытки вы очень, а знаешь пословицу: поспешность потребна только блох ловить? Обступили кругом пустяки, ползут, лезут, давят. И не спит Иудушка под бременем пустословия, которым он надеется завтра утолить себе душу».
Порфирий Владимирович догадывался, зачем сын приезжает, поэтому и избегал встречи. А сыну некуда деваться, надо было спасать свою шкуру, так что в конце концов завязался у них разговор. Отец сразу предупредил:
« - Только я, брат, говорю прямо: никогда я не обдумываю. У меня всегда ответ готов. Коли ты правильного чего просишь - изволь! никогда я ни в чем правильном не откажу. Хоть и трудненько иногда, и не по силам, а ежели правильно - не могу отказать! Натура такая. Ну, а ежели просишь неправильно - не прогневайся! Хоть и жалко тебя - а откажу! У меня, брат, вывертов нет! Я весь тут, на ладони. Ну, пойдем, пойдем в кабинет! Ты поговоришь, а я послушаю! Послушаем, послушаем, что такое!»
Петя признался, что проиграл три тысячи в карты. Отец отказался давать деньги. Знал же, понимал же, что пропадет сын, что негде ему больше просить, но не помог.
« - Ничего я, мой друг, не знаю. Я в карты никогда не игрывал - только вот разве с маменькой в дурачки сыграешь, чтоб потешить старушку. И, пожалуйста, ты меня в эти грязные дела не впутывай, а пойдем-ка лучше чайку попьем. Попьем да посидим, может, и поговорим об чем-нибудь, только уж, ради Христа, не об этом».
Сын в отчаянии, он не может понять, почему отец не хочет ему помочь. И вот, что отец «выбрасывает»:
« - А потому, во-первых, что у меня нет денег для покрытия твоих дрянных дел, а во-вторых - и потому, что вообще это до меня не касается. Сам напутал - сам и выпутывайся. Любишь кататься - люби и саночки возить. Так-то, друг. Я ведь и давеча с того начал, что ежели ты просишь правильно...
- Знаю, знаю. Много у вас на языке слов...
- Постой, попридержи свои дерзости, дай мне досказать. Что это не одни слова - это я те6е сейчас докажу... Итак, я тебе давеча сказал: если ты будешь просить должного, дельного - изволь, друг! всегда готов те6я удовлетворить! Но ежели ты приходишь с просьбой не дельною - извини, брат! На дрянные дела у меня денег нет, нет и нет! И не будет - ты это знай! И не смей говорить, что это одни «слова», а понимай, что эти слова очень близко граничат с делом.
- Подумайте, однако ж, что со мной будет!
- А что богу угодно, то и будет, - отвечал Иудушка, слегка воздевая руки и искоса поглядывая на образ».
Так разговор продолжается, так и позже они беседуют, но Иудушка-кровопивец неумолим: поехал Петя ни с чем.
Сгнил, сгнил Порфирий Владимирович. И все вокруг себя этой гнилью заразил.
А философия его не гнилая - до сих пор живет и все больше людей запутывает.
Все эти «правила успеха», «жизненные цели», «начни с себя», «наведи порядок в голове», «нельзя изменить жизнь за один день, но можно изменить мысли, которые изменят жизнь» - все это та же самая философия Иудушки.
Эту мораль сегодня предлагают, проталкивают как философию успешных людей. Но это пор сути своей всего лишь помещичья мораль. Мораль, ориентированная на прибыль. Мораль, которая отвергает человека, чувства.
И ничем она не может помочь конкретному человеку. Щедрин написал «Господ Головлевых» в 1880 году, и уже тогда было ясно, что философия Иудушки - универсальная непрактичная философия. Ее можно применять, но только как камень, а не как хлеб. Ею можно прижать человеческую душу, стремления, ею можно вогнать человека в гроб. А спасти кого-нибудь такая философия не может, надежду подарить, к действию побудить - никогда. Эти универсальные «правила жизни» абсолютно бессильные перед самым простым жизненным противоречием.
Мы живем в водовороте противоречий. И можем их или бояться, или решать. С философией Иудушки мы их не поймем, поэтому будем избегать. Так же, как избегал Лев Толстой, философия которого, между прочим, очень схожа с позицией Иудушки - в частности, в том, что предлагает всего лишь не вмешиваться, чтобы не испортить, чтобы не навредить. Его философия полна всевозможных «не». Эти «не» очень удобны - их всегда можно применить в любой ситуации. Такая философия - отчеканенная монета, которую в любой момент можно достать из кармана и предъявить.
Одно из имен этой философии - экзистенциализм. Экзистенциализм вырастает из «психологии души» Достоевского, из «диалектики души» Толстого, из самой жизни, в которую человек боится вмешаться, где живут не люди, а страх нарушить мировой устоявшийся порядок. Что же тогда людям остается? В чем тогда наша свобода? Так этот вопрос оставался нерешенным полвека, пока не появился Сартр и объяснил: люди могут только выбирать, как к своему положению относиться - в этом и состоит вся свобода.
Конечно, Михаил Салтыков-Щедрин не Толстого критиковал, а философию, которую позже «подхватил» Толстой и развил Сартр. Эта философия - как болячка: на благоприятной почве она легко приспосабливается и приобретает изящные формы, так что сразу и не заметишь заразу. Благоприятна ли для нее почва сегодня? Еще бы! Общество, в котором человек человеку партнер (читай: бизнесмен), в котором все делается ради денег, в котором все хотят накапливать, накапливать и еще раз накапливать - чем не идеальные условия для помещичьей морали?! Наше время очень больное. Мы от этой морали не убежим, она от нас тоже. Соглашаться с ней - значит превращаться в Иудушку, в кровопивца, в помещика. Что же делать? Неужели остается только покорно принимать заранее подготовленный универсальный камень?
Кстати будет вспомнить: «Истина заключается вовсе не в голых «результатах», а в непрекращающемся процессе все более глубокого, все более расчлененного на детали, все более «конкретного» постижения существа дела. А «существо дела» нигде и никогда не состоит в простой «одинаковости», в «тождественности» вещей и явлений друг другу. И искать это «существо дела» - значит тщательно прослеживать переходы, превращения одних строго зафиксированных (в том числе словесно) явлений в другие, в конце концов, в прямо противоположные исходным». (Ильенков Э. В. Так кто же мыслит абстрактно? - Необразованный человек, а вовсе не просвещенный)
Видите, можно думать не только как помещик. Это труднее, гораздо труднее, но пусть нас не пугают трудности. В конце концов, даже не знаю, что сложнее: постоянно искать, думать, проверять, отвергать и начинать все сначала или каждый день убеждать себя в том, что выбранная раз и навсегда позиция - правильная.
