Вернуться на главную страницу
Борьба за Спинозу
Очень многих раздражает, когда Эвальда Васильевича Ильенкова называют в ряду крупнейших мыслителей в области философии вообще и в области марксистской философии - в частности. И это не только те, преимущественно молодые, «марксисты», которых раздражает сам факт того, что Ильенков призывает «думать, мыслить», в то время как они уверены, что марксист, революционер обязан действовать, в общем, «делать революцию». «Философию» такого рода «марксистов» можно легко выразить фразой из известного анекдота: «Что там думать, прыгать нужно!». А их отношение к теории когда-то отлично сформулировал один киевский троцкист, который в ответ на предложение организовать обсуждение какой-то работы Маркса сказал: «Зачем мне Маркса читать, если я уже и так марксист; это пусть читают те, кто еще пока не стал марксистом». Разумеется, что у такого рода «практиков» утверждения о большой ценности работ Э. В. Ильенкова для современного революционера не могут вызывать ничего, кроме раздражения. Но приблизительно такое же отношение к Ильенкову в 90-е годы высказывал, например, и один из немногочисленных грамотных советских экономистов-нетоварников, прекрасный знаток «Капитала» и наследия классиков марксизма вообще Альберт Георгиевич Провозин. Он утверждал, что вся слава Ильенкова сводится к «шумихе друзей».
Бесспорно, что и это последнее имело место. Хотя друзей у Э. В. Ильенкова было не так уж много, но очень многие из тех, кто хотя бы по касательной сталкивался с ним на жизненном пути, потом считали долгом причислять себя к его друзьям и по-своему хранили верность этой воображаемой дружбе. Дело доходило до смешного. Иные из этих «друзей» не просто ничего не понимали в идеях Э. В. Ильенкова (точно так же, как в идеях Ильенкова обычно ничего не понимают и не собираются понимать и те, кого раздражает известность Ильенкова), но придерживались ровно противоположных позиций практически по всем основным вопросам, но при этом не переставали восхвалять Ильенкова, приписывая ему при этом свои собственные взгляды.
За этим парадоксом стоит совершенно объективная вещь: притягательная сила личности Эвальда Васильевича Ильенкова кроется не в его личных качествах, а в том историческом значении, которое нашло свое воплощение в его личности. И, надо сказать, что меру этого значения не могли оценить не только те незадачливые описанные выше «друзья», но и самые талантливые ученики, и действительные товарищи по духу, и соратники по борьбе. Причина этому проста. Заслуга Ильенкова перед философией была настолько велика, что требовалось некоторое «расстояние», чтобы ее увидеть.
Его величайшей заслугой является, как уже писалось, переоткрытие Спинозы для советской философии. Но, увы, советская философия, не спешила воспользоваться этим открытием. Получился, как говорят в таких случаях, «не в коня корм». Впрочем, советскую философию, так сказать, «извиняет» то, что западная философия ХХ века не только не могла принять в себя этот «корм», но и даже отвергнуть его не могла по причине того, что уже давно перешла на всяческую мертвечину. Многие ее представители, подобно уже упомянутому киевскому троцкисту, даже не догадывались о своей обязанности постоянно перепроверять свои взгляды на их соответствие уровню, заданному классической философией.
В любом случае, сегодня приходится снова «переоткрывать» это «переоткрытие».
Для того чтобы оценить исторический (в данном случае имеется в виду исключительно история философии, но дело не только в ней) масштаб этого философского подвига, я предлагаю сначала посмотреть, с каким противником Эвальду Васильевичу Ильенкову пришлось иметь дело в борьбе за Спинозу. А таковым выступил - ни много, ни мало - сам Георг Вильгельм Фридрих Гегель.
В так называемой «Малой логике»[1] есть у Гегеля одно интереснейшее замечание, которое стоит того, чтобы в него вдуматься:
"... мы можем, например, указать на упрек, который делают спинозизму, утверждая, что он представляет собой пантеизм и атеизм. Абсолютная субстанция Спинозы, разумеется, не есть еще абсолютный дух, и справедливо требование, чтобы бог определялся как абсолютный дух. Но если определение Спинозы истолковывается таким образом, что он смешивает бога с природой, с конечным миром, и делает мир богом, то при этом исходят из предположения, что конечный мир обладает истинной действительностью, утвердительной реальностью. При таком предположении утверждение о единстве бога и мира, несомненно, делает бога конечным и низводит его к конечному, внешнему многообразию существования. Не говоря уже о том, что Спиноза определяет бога не как единство бога и мира, а как единство мышления и протяжения (материального мира), само это единство, даже если мы его будем понимать в первом, совершенно неточном смысле, должно убедить нас, что в системе Спинозы мир есть лишь феномен (Phanomen), нечто, не обладающее действительной реальностью. Поэтому мы должны смотреть на его систему скорее как на акосмизм. Философское учение, утверждающее, что есть бог и только бог, не следовало бы по крайней мере выдавать за атеизм»[2].
Несложно заметить, что Гегель здесь «пускается во все тяжкие», лишь бы доказать, что Спиноза не является материалистом. Для этого ему приходится идти на самые разнообразные уловки, первая из которых состоит в том, что вопрос о том, является ли спинозизм материализмом, он подменяет вопросом о том, является ли Спиноза атеистом.
Но это вопросы разные. Даже тот факт, что кто-то очень искренне считает себя материалистом, не гарантирует его от скатывания в самый безнадежный теизм. Достаточно вспомнить, например, Н. Бердяева, С. Булгакова, (а коль список получился на букву «Б», то и Г. С. Батищев сюда же просится), которые поначалу были не просто убежденными материалистами, а и весьма талантливыми марксистами, что совершенно не помешало им превратиться впоследствии в то ли «христианствующих философов», то ли «философствующих христиан», в общем - в «юродствующих во Христе». И уж нечего говорить о том, что идеализм отнюдь не гарантирует от самого радикального атеизма! Шопенгауер и Ницше тому лучшие свидетели, не говоря уж о таких выдающихся последователях самого Гегеля, как Бруно Бауэр и Макс Штирнер. Или возьмите Д. Ф. Штрауса, который, начав как искренне верующий теолог, именно под влиянием Гегеля не только написал свою знаменитую книгу «Жизнь Иисуса», во многом спровоцировавшую раскол гегельянства и появление его левого крыла, но и сам впоследствии превратился в материалиста и дарвиниста!
В посвященной 300-летию Спинозы статье «Опередивший свое время», одним из соавторов которой являлся Э. В. Ильенков, идеализм назван «концентратом религии», но это нисколько не отменяет ни открытого самим же Гегелем закона взаимного превращения противоположностей, ни того, что идеализм не исчерпывается религиозностью. Даже сам факт, что это «концентрат» религии, а не сама религия, говорит о том, что здесь мы имеем дело, как минимум, с преодолением религиозной формы. Поэтому никак нельзя отождествлять идеализм и религию, а тем более, материализм и атеизм. Это два разных вопроса, и решаются они по-разному.
Но, по большому счету, для философии не очень важен даже вопрос о том, является ли спинозизм непосредственно материализмом. Для философии куда более важен вопрос о том, к чему ведет спинозизм: к материализму или к идеализму. В конце концов, нет никаких сомнений в том, что не только сам Гегель не был атеистом, но и что философия Гегеля есть абсолютный идеализм. Но точно так же нельзя сомневаться в том, что гегельянство оказалось одним из источников самого последовательного материализма в философии - марксизма.
Тем не менее, Гегель, как выразился бы современный студент, «съезжает» с вопроса о месте спинозизма в развитии философии на вопрос о том, можно ли Спинозу называть атеистом. Притом вывод о том, что философское учение Спинозы не следует выдавать за атеизм, Гегель делает на основании утверждения Спинозы о том, что «есть бог и только бог». Разумеется, что это доказательство нельзя не признать, как минимум, остроумным.
Жаль только, что остроумия у Гегеля не хватило для того, чтобы заметить, что ровно так же неудобно называть акосмизмом учение, автор которого критикует Декарта за допущение существования двух субстанций и утверждает, что существует только одна субстанция - материальная. Ведь это же равнозначно тому, если Спиноза утверждал бы, что есть «природа и только природа».
Собственно, никаких серьезных доводов в пользу «акосмизма» спинозовского учения Гегель привести не может. Поэтому он приводит совсем несерьезные. Вот как выглядит продолжение уже приведенной цитаты:
«Философское учение, утверждающее, что есть бог и только бог, не следовало бы по крайней мере выдавать за атеизм. Ведь приписывают же религию даже тем народам, которые поклоняются как богу обезьянам, корове, каменным и железным статуям и т.д.»[3]
Получается, что приписывать Спинозе теизм мы можем разве что на тех же основаниях, на которых приписывают религию тем, кто поклоняется обезьянам, коровам и статуям.
Прямо-таки неудобно наблюдать, как изворачивается этот великий ум, чтобы создать хотя бы видимость убедительности своей точки зрения и перетянуть Спинозу на свою сторону, точнее, на сторону идеализма.
Гегель прекрасно видит, какую нелегкую задачу он перед собой поставил:
«Однако человеку нелегко отказаться от предположения, основанного на чувственном представлении, что агрегат конечных вещей, который называется миром, обладает действительной реальностью; что не существует мира - это признается совершенно неприемлемым или, по крайней мере, гораздо менее приемлемым, чем мысль о том, что не существует бога. Полагают - и это не служит к чести тех, которые так полагают, - что гораздо возможнее, чтобы какая-либо философская система отрицала бога, чем чтобы она отрицала мир; отрицание бога находят гораздо более понятным, чем отрицание мира»[4]
Что тут можно возразить? Яснее, точнее, точку зрения науки на вопрос о существовании или несуществовании бога никто из ученых никогда не формулировал. Нужно быть Гегелем, чтобы поставить вопрос так ясно: бог или природа, ни третьего не дано, ни какой-то там «золотой середины».
И снова же нужно быть Гегелем, то есть законченным идеалистом, чтобы на так великолепно поставленный вопрос давать такой позорный ответ, что, мол, лучше отрицать мир, чем отрицать бога. После этого известное замечание Ленина на полях своего конспекта гегелевских Лекций по истории философии «Бога жалко. Сволочь идеалистическая»[5] не будет казаться таким уж грубым и несправедливым. Ведь Гегель здесь изменяет в первую очередь самому себе, делу всей своей жизни: диалектике как методу мышления, лишь бы сохранить видимость незыблемости системы. Ведь он лучше, чем кто-либо иной, понимает, что мир отнюдь не обязательно мыслить как «агрегат конечных вещей», и что Спиноза точно его так никогда не мыслил. Спиноза был уверен, что материя, природа не просто бесконечна во времени и пространстве, но и бесконечна в своих проявлениях, что означает в первую очередь способность порождать мысль, дух. Он требует абсолютно все выводить из природных причин, не прибегая к потусторонним силам:
«...говорят, из одних лишь законов природы, поскольку она рассматривается исключительно как телесная, невозможно было бы вывести причины архитектурных зданий, произведений живописи и тому подобного, что производит одно только человеческое искусство, и тело человеческое не могло бы построить какой-либо храм, если бы оно не определялось и не руководствовалось душою. Но я показал уже, что они не знают, к чему способно тело и что можно вывести из одного только рассмотрения его природы, а также, что сами они знают из опыта, что по одним лишь законам природы происходит весьма многое, возможности происхождения чего иначе, как по руководству души, они никогда не поверили бы, каково, например, то, что делают во сне лунатики и от чего сами они в бодрственном состоянии приходят в изумление. Прибавим, что самое устройство человеческого тела по своей художественности далеко превосходит все, что только было создано человеческим искусством, не говоря уже о том, что из природы, как это было показано выше, под каким бы атрибутом она ни рассматривалась, вытекает бесконечно многое»[6].
Гегелю все это прекрасно известно, поэтому иногда вместо аргументов он использует курсив:
«Только духовная природа есть достойнейший и истиннейший исходный пункт для мышления абсолютного, поскольку мышление имеет исходный пункт и хочет иметь его в будущем»[7].
Напиши Гегель курсивом слово природа, смысл предложения поменялся бы на противоположный, и тогда с ним невозможно было бы спорить. Действительно, только «духовная», то есть «очеловеченная» природа есть не просто достойнейший, а единственно возможный исходный пункт для мышления. В этом и состоит суть позиции Спинозы, и в этом смысле Гегель прав, что «быть спинозистом есть начало всякого философствования». Но ведь именно духовная природа есть таким началом. Если же поставить курсив на «духовная», то получается тавтология, что мышление есть начало мышления.
Только не нужно думать, что все так просто. Что достаточно изобличить Гегеля в мелком жульничестве, и он побежден, а Спиноза становится материалистом, притом диалектическим.
Во-первых, сам Спиноза, конечно же, не считал себя атеистом и даже напротив, все свои философские подвиги совершил исключительно во имя спасения идеи Бога, так что здесь правда на стороне Гегеля. А тот факт, что Спиноза спасал бога в первую очередь от церковников и вообще от верующих, еще ничего не говорит о его материализме. Гегель ведь делал то же самое, но нельзя же его заподозрить в материализме, точно так же, как нелепо подозревать в атеизме, например, Лютера только за то, что он сравнивал католических попов с ворами и убийцами и требовал «скорее напасть на этих вредоносных учителей пагубы, на пап, кардиналов, епископов и всю остальную свору римского содома, напасть на них со всевозможным оружием в руках и омыть наши руки в их крови»[8]. К слову сказать, Спиноза критиковал официальную церковь не менее радикально. Притом, он не делал никакого различия между разными конфессиями[9].
Но вот в этом, пожалуй, и состоял философский подвиг Э. В. Ильенкова, что он взял и таки заподозрил в материализме сначала самого Гегеля, а потом уже сквозь призму такого взгляда подобрался и к Спинозе.
Все знали, что Гегель есть абсолютный идеалист, и сам Гегель был в этом уверен. Все знали, что идеализм есть противоположность материализма, и сам Гегель останавливался именно на этом моменте противоположности, хотя не кто иной, как Гегель наиболее точно сформулировал учение о единстве, то есть о взаимопереходе, взаимопревращении противоположностей. Но одно дело учение, теория, а совсем другое - практика, даже если это практика теоретической борьбы. Практика борьбы, противостояния, часто делает слепыми и тупыми упрямцами даже самых остроумных и проницательных теоретиков. Желание победить становится тождественным с желанием уничтожить противника, не оставить камня на камне от его теоретической позиции. В такой борьбе критика как главное оружие теоретической борьбы часто превращается в поиск слабых мест в позиции оппонента с целью постоянно бить в эти слабые места, дабы как можно скорее разрушить всю его теоретическую конструкцию и тем самым «размазать противника по асфальту».
И только истинные мастера полемики в пылу борьбы в состоянии вспомнить, что настоящая победа в теоретической борьбе (на самом деле, не только в теоретической, но и во всякой борьбе, но в теоретической борьбе никакая иная, «ненастоящая», победа просто невозможна) возможна только в результате превращения противника в своего союзника, то есть в результате преодоления его точки зрения. А это означает, как минимум, усвоение его точки зрения с тем, чтобы пойти дальше, доразвить ее за те пределы, до каких смог дойти оппонент. Но для это нужно выискивать не столько слабые места, сколько, наоборот, самые сильные. Для того чтобы увидеть, где и как эти самые сильные места превратились у противника в слабые, где он оказался непоследовательным, где остановился перед трудностями, или, на оборот, где успех заставил его успокоиться.
Собственно, Э. В. Ильенков ничего не придумывал относительно Гегеля. Он просто действовал как положено действовать теоретику-марксисту.
Маркс во втором послесловии к «Капиталу» пишет:
«Мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение её всеобщих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо её поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно.
В своей мистифицированной форме диалектика стала немецкой модой, так как казалось, будто она прославляет существующее положение вещей. В своём рациональном виде диалектика внушает буржуазии и её доктринёрам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществлённую форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с её преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна»[10].
Ленин в статье «О значении воинствующего материализма» советует редакции журнала «Под знаменем марксизма», для третьего номера которого и была написана эта статья, следующее:
«Опираясь на то, как применял Маркс материалистически понятую диалектику Гегеля, мы можем и должны разрабатывать эту диалектику со всех сторон, печатать в журнале отрывки из главных сочинений Гегеля, истолковывать их материалистически, комментируя образцами применения диалектики у Маркса, а также теми образцами диалектики в области отношений экономических, политических, каковых образцов новейшая история, особенно современная империалистическая война и революция дают необыкновенно много. Группа редакторов и сотрудников журнала «Под Знаменем Марксизма» должна быть, на мой взгляд, своего рода "обществом материалистических друзей гегелевской диалектики"».
К сожалению, «обществом материалистических друзей гегелевской диалектики» не стала ни редакция «Под Знаменем Марксизма», ни объединившиеся вокруг нее литераторы и читатели. Мало того, через короткое время слово «гегельянец» стало в Советском Союзе ругательным, и Э. В. Ильенкову пришлось идти на прямой конфликт с тогдашним философским истеблишментом, чтобы восстановить учение Гегеля в тех его правах, которые ему выписали классики марксизма, то есть - в праве на самое внимательное изучение и материалистическое истолкование, то есть приведение его к рациональному виду, в котором гегелевская диалектика «внушает буржуазии и её доктринёрам-идеологам лишь злобу и ужас». Но получилось, что гегелевское учение внушало злобу и ужас не только «буржуазии и её доктринёрам-идеологам».
Что же касается «переоткрытия» Спинозы, то заслуга Э. В. Ильенкова состоит только в том, что он рассмотрел его наследие сквозь призму не просто основного вопроса философии в том смысле, в котором его рассматривали традиционно не только советские философы, но, как доказывает Э. В. Ильенков, даже Гегель, то есть с точки зрения того, что первично: материя или сознание, а сквозь призму логики. «Учение Спинозы во имя требований логики должно быть признано атеистическим»[11] - признал еще А. И. Введенский, который при этом ссылается на совершенно справедливое замечание Ф. Ибервега: «Ни в коем случае нельзя перетолковывать слова Бог и тем менее в нечто столь совершенно инородное, как субстанция... Если есть личное существо, как творец мира, с безусловным могуществом, мудростью и благостью, то оправдан теизм. Если такого существа нет, то долг чести - или исповедовать атеизм, допускать представление Бога как выдумку и заменять его научно, например, понятием вечного мирового порядка, или входить в богословские вопросы не иначе, как исторически»[12].
Если быть еще точнее, то Э. В. Ильенков рассмотрел учение Спинозы не просто сквозь призму логики, а сквозь призму вопроса о единстве логики, диалектики и теории познания:
«Диалектическая логика есть поэтому не только всеобщая схема деятельности, творчески преобразующей природу, но одновременно и всеобщая схема изменения любого естественно-природного и социально-исторического материала, в котором эта деятельность выполняется и объективными требованиями которого она всегда связана. Вот в чем, на наш взгляд, заключается подлинный смысл ленинского положения о тождестве (не о «единстве» только, а о тождестве, о совпадении) диалектики, логики и теории познания современного научного, т.е. материалистического, мировоззрения».[13]
Еще лучше эту точку зрения пересказывает М. Бурик в статье «Проблема идеального и эстетического идеала в творчестве Э. В. Ильенкова»:
«С точки зрения последовательной диалектико-материалистической позиции не может быть никаких специфических законов движения идеального (и мышления в частности), отличных от законов движения бытия. Человек объективно вынужден преобразовывать мир по его собственной логике, которую он и делает своей. Более того - это не две разные логики, а одна и та же логика материи, деятельно отражённая в самой же материи»[14].
Так вот, Э. В. Ильенков находит зародыш такого понимания мира, то есть, зародыш последовательно монистического материалистического подхода в понимании природы, включая природу идеального, а это значит: зародыш подлинно материалистического понимания истории - в философии Бенедикта Спинозы.
Но последовательно материалистической оказывается точка зрения далеко не всякого материализма. Даже напротив, всякий материализм, не осиливший диалектики, обязательно превращается в идеализм. На это много раз указывал Ф. Энгельс. Например, в «Диалектике природы» есть специальный раздел «Естествознание в мире духов», где Ф. Энгельс показывает, как даже самые гениальные представители естествознания, давшие лучшие в истории науки образцы объяснения явлений природы из самой природы, попадали в плен самого позорного мистицизма, пытаясь теми же самыми методами объяснить явления духовной сферы. Так, Исаак Ньютон много лет занимался толкованием Откровения Иоанна Богослова, а его (правда, не публиковавшиеся при жизни) сочинения по алхимии имеют объем в 650 тысяч слов, то есть гораздо больше, чем «Математические начала натуральной философии». Среди сторонников спиритизма оказались открывший параллельно с Ч. Дарвином механизм эволюции живого А. Р. Уоллес и один из основоположников органической химии А. М. Бутлеров.
И наоборот, даже самый, казалось бы, последовательный и самый что ни на есть диалектический идеализм на поверку оказывается дуализмом, если он пытается отбросить точку зрения материализма. На этом, собственно, и «спёкся» Гегель в его стремлении перетянуть Спинозу на сторону идеализма. Говоря, что «быть спинозистом - это существенное начало всякого философствования», он превознес Спинозу именно за его монизм, за умение увидеть материю и мышление в их единстве, тождестве, а не просто в «тесной связи», в «неразрывной связи», как это обычно говорится. Но вдруг ни с того, ни с сего, в нем «взыграло ретивое», то есть идеалистическое, и он постарался из этого единства элиминировать мир, природу, что неизбежно вело этот величайший идеалистический ум к уже описанному выше мелкому интеллектуальному жульничеству, на котором его легко поймал Э. В. Ильенков:
«Гениальность решения вопроса об отношении мышления к миру тел в пространстве вне мышления (то есть вне головы человека), сформулированного Спинозой в виде тезиса о том, что «мышление и протяженность - это не две субстанции, а лишь два атрибута одной и той же субстанции», трудно переоценить. Такое решение сразу же отбрасывает всевозможные толкования и исследования мышления по логике спиритуалистических и дуалистических конструкций. Оно позволяет найти действительный выход как из тупика дуализма души и тела, так и из специфического тупика гегельянщины. Не случайно глубокую идею Спинозы смогли по достоинству оценить впервые лишь материалисты-диалектики Маркс и Энгельс. Даже Гегелю она оказалась не по зубам. В данном, решающем пункте он опять возвращается на точку зрения Декарта, к тезису о том, что «чистая», т.е. «бестелесно-непротяженная», мысль есть активная причина всех изменений, возникающих в «мыслящем теле человека» - в материи мозга, органов чувств, в языке, в поступках и их результатах, включая сюда и орудия труда и исторические события»[15].
Гегель в «Малой логике» предъявляет Спинозе претензию, что у него природа конечна. А разве не конечным окажется гегелевский Бог, если он мог существовать и без природы?
Гегель пишет: «Абсолютная субстанция Спинозы, разумеется, не есть еще абсолютный дух, и справедливо требование, чтобы бог определялся как абсолютный дух»[16]. На самом деле ничего справедливого в таком требовании нет. Справедливо, даже с точки зрения теологической, совершенно обратное: чтобы бог определялся как абсолютная субстанция. Иначе никакой он не бог.
Кто сказал, что абсолютная субстанция должна быть абсолютным духом?! А если она больше, чем абсолютный дух?! Ведь нет никаких оснований мыслить субстанцию как дух, лишенный тела. С точки зрения философии это недопустимо. Здесь Ильенков ловит Гегеля на непростительной для философа ошибке. Какой же этот дух абсолютный, если он лишен своего главнейшего определения, своей противоположности?! Гегель отказывается от своего собственного философского метода и даже от полноценной идеи Бога ради спасения старого церковного представления о боге как святом духе.
Вот уж поистине «боженьку жалко». Но если «жалость унижает человека», то Бога и подавно нельзя жалеть. Кто-то из читателей постарше, вспомнит, что Людмила Зыкина когда-то пела:
В селах Рязанщины, в селах Смоленщины
Слово «люблю» непривычно для женщины,
Там, бесконечно и верно любя,
Женщина скажет: «Жалею тебя».
Хорошая песня, и даже по-своему диалектическая, ибо заканчивается «отрицанием отрицания:
Женщины вечно добры и нежны...
Как же мужчины жалеть их должны!
Когда проникновенный советский поэт, латыш по национальности, Феликс Лаубе пытается с помощью диалектических построений проникнуть в душу русской женщины, это может казаться несколько неубедительным, но получается весьма мило. Но когда Гегель - величайший философ в истории - в своем отношении к Богу начинает «косить» под рязанскую или смоленскую женщину, то ему вряд ли приходится рассчитывать на жалость к себе. Я так и представляю, как Ленин, читая вышеприведенный кусочек из Ильенкова, где тот утверждает, что идея Спинозы о том, что мышление и протяженность - это не две субстанции, а лишь два атрибута одной и той же субстанции, оказалась «не по зубам даже Гегелю», радостно пишет на полях нечто вроде:
«почему «не по зубам». Именно «по зубам», «по зубам» ему. Пусть не придуривается».
Бога надо любить, а не жалеть. Именно «интеллектуальная любовь к Богу», которую проповедует Спиноза, есть единственное «богоугодное» отношение к нему. Любить бога нелегко. Не легче, чем человека. Обычно людям только кажется, что они любят бога. На самом же деле они любят самих себя, а то и просто деньги. Вот что об этом думает Спиноза:
«Отыскивая причину зла, я не сомневался, что оно возникло оттого, что толпе религией вменялось в обязанность смотреть на служение при церкви, как на достоинство, а на церковные должности - как на доходную статью, и оказывать священникам высший почет. Ведь, как только началось в церкви это злоупотребление, тотчас у всякого негодяя стало являться сильнейшее желание занять должность священнослужителя, любовь к распространению божественной религии переродилась в гнусную алчность и честолюбие, а самый храм превратился в театр, где слышны не церковные учители, а ораторы. И ни один из таких ораторов не руководится желанием учить народ, но старается вызвать в нем удивление к себе, публично осудить разно с ним мыслящих и учить только тому, что ново и необыкновенно, [т.е. тому] чему толпа больше всего и удивляется. В связи с этим, конечно, должны были возникнуть зависть и ненависть, а также великие споры, которые не в состоянии была ослабить никакая давность»[17].
В конце же «Богословско-политического трактата» Спиноза отсекает и более утонченные, на первый взгляд, виды любви к богу, в связи с чем пишет:
«...только тот следует божественному закону, кто старается любить Бога не из боязни наказания и не из любви к другой вещи, например удовольствиям, славе и пр., но только потому, что он знает Бога или что он знает, что познание Бога и любовь к нему есть высшее благо»[18].
Очистив любовь к Богу от всяких случайных наслоений, Спиноза формирует такую «программу любви к Богу», которая полностью совпадает с задачами естествознания, с той разве что поправкой, что с точки зрения Спинозы никаких «неестественных» наук быть не может - ведь Бог един, а значит и «естественные вещи», которые необходимо постичь для его познания, только очень условно можно поделить между разными науками:
«Затем, так как ничто без Бога не может ни существовать, ни быть понимаемо, то несомненно, что все, что есть в природе, заключает в себе и выражает понятие о Боге, смотря по своей сущности и своему совершенству; и потому, чем больше мы познаем естественные вещи, тем большее и совершеннейшее познание о Боге мы приобретаем; другими словами (так как познание действия через причину есть не что иное, как познание какого-нибудь свойства причины), чем более мы познаем естественные вещи, тем совершеннее познаем сущность Бога (которая составляет причину всего)»[19].
И не думаю, что Бог обидится, если выяснится, что в процессе этой любви ему уготована «царская смерть». «Царю небесному» и положена «царская смерть». А. В. Луначарский в своей интереснейшей статье «Барух Спиноза и буржуазия» пересказывает анекдот, согласно которому Спиноза часто играл в шахматы со своим домохозяином ван Спииком. Однажды Спиик обратился к нему с вопросом: «Почему, когда я проигрываю, я волнуюсь, а вы нет, разве вы так равнодушны к игре?» - «Нисколько, - отвечал Спиноза, - но кто бы из нас ни проиграл, какой-то король получает мат, и это радует мое республиканское сердце»[20].
Так вот Спиноза оказался республиканцем и в отношении «царя небесного». Притом, «мат» который он ему поставил, оказался куда более существенным, чем могли оценить его современники и многочисленные последователи. Хотя многие оценивали «богоборчество» Спинозы очень высоко. Так Л. Фейербах назвал Спинозу «Моисеем всех современных вольнодумцев и материалистов»[21]. И аргументировал эту свою оценку очень даже основательно:
«Своим парадоксальным положением, что Бог есть протяженная, следовательно, материальная сущность, Спиноза попал как раз в цель. Для новой материалистической тенденции он нашел настоящее философское выражение во всяком случае для своего времени, он узаконил, он санкционировал эту тенденцию: сам Бог - материалист»[22].
Людвига Фейербаха потом очень верно «расшифровывает» И. А. Коников:
«Несомненно, Спиноза приписывает Богу всесовершенство, освобождая его от всего отрицательного, несовершенного, провозглашает его необходимо и единственно существующим, но несомненно также и то, что в системе Спинозы разрушается само понятие Бога. И именно объявляя Бога всереальностью, утверждая за ним абсолютно бесконечное бытие, Спиноза тем самым упраздняет Бога»[23].
Как Фейербах, так и Коников ошибаются только в одном: Спиноза разрушает не понятие бога, а только представление о Боге, начиная с наивных представлений авторов Библии, которые мыслили Бога как личность, и заканчивая даже таким суперразвитым представлением, которое представлено у Гегеля, требующего мыслить бога как абсолютный дух.
Что же касается понятия Бога, то его Спиноза не разрушает, а, наоборот, утверждает. Уже другое дело, что понятие Бога тем самым оказывается одновременно и понятием человека, если мы последнего будем рассматривать тоже не на уровне представления, не эмпирически: как отдельного индивида или их совокупность, а субстанционально, то есть по той роли, которую человек играет в становлении субстанции. С этой же точки зрения человек - это «мыслящее тело». Но речь здесь, разумеется, не о мозге, который сам по себе, изъятый из головы, не мыслит, но даже не о «физическом» теле человека вообще. Речь о так называемом «неорганическом теле человека» или, выражаясь более точно, о «социальной форме движения материи».
Вот как эта ситуация описана в статье «Три века бессмертия», написанной Э. В. Ильенковым, выступившим под псевдонимом И. Васильев, в соавторстве с Л. К. Науменко:
«Диалектически разложив религиозно-идеалистическое понятие «бог» на его реальные составляющие (на ложное представление о природе, с одной стороны, и на столь же ложное представление о природе человека как «частички» той же природы - с другой), Спиноза тем самым уже и сформулировал позитивную альтернативу разрушенному его анализом взгляду - бесстрашное, ни перед чем не останавливающееся, трезво-научное исследование природы человека как своеобразного «модуса» природы вообще, диалектическое постижение того и другого как в их единстве, так и в столь же несомненном различии внутри этого единства.
Это в общем и целом та самая программа, которой с тех пор и следует все развитие мировой культуры в ее лучших, действительно прогрессивных тенденциях и течениях»[24].
В этом смысле попытки Гегеля спасти Спинозу для идеализма выглядят совершенно неубедительно. Собственно, Ильенков выиграл у Гегеля борьбу за Спинозу еще в 1953 году, когда написал:
«Как нет мышления без материи, так нет и материи без мышления», именно в этом заключается единственное принципиальное отличие материализма диалектического, материализма Спинозы - Энгельса - Ленина, от материализма механистического, материализма типа Галилея, Ньютона, Гоббса, Гольбаха»[25].
Это были «шах и мат» Гегелю. Ведь ответить он мог разве что только «симметрично»:
«Не только нет материи без духа, но и духа без материи».
Но это был бы самый настоящий материализм, и как раз на это у Гегеля «не хватило духа». Он начал всячески юлить, пытаясь доказать другим и самому себе, что он не понял Спинозу, не понял того, что начав как спинозист, уже невозможно, не сходя с точки зрения философии на «окольные пути» мистики или эмпиризма (что как уже говорилось, в конечном счете, одно и то же), не превратиться в материалиста.
Вот он этими окольными путями, бродя «как кот вокруг горячей каши», и подходит Гегель «ближе всего к материализму», где его и застает Ленин[26] и ставит на службу материализму. Собственно, Э. В. Ильенков просто выполнял ленинский завет - материалистически прочесть Гегеля. Ключом к материалистической «расшифровке» Гегеля Ильенкову послужил Спиноза.
Доказав таким образом, что Спиноза - не просто материалист, а основоположник современной, самой последовательной формы материализма, так что теперь можно спокойно перефразировать Гегеля и сказать «быть спинозистом есть начало всякого истинного материализма в философии», Ильенков может спокойно вернуться и к вопросу об атеизме Спинозы:
«Перед нами, конечно же, атеизм, настолько прозрачный и недвусмысленный, что его сразу поняли все - не только образованные теологи, изощренные в деле сыска малейших намеков на инакомыслие, но и любой провинциальный попик. Такой бури возмущения, ненависти и брани со стороны клерикалов не навлекал на себя прежде ни один атеист. В ненависти к Спинозе дружно объединились силы всех религий, демонстрируя тем самым полное единодушие в понимании того обстоятельства, что его учение представляет собой смертный приговор не только и не столько какой-либо определенной религии и церкви, но и религиозной форме мышления вообще. Разумеется, накал ярости клерикалов обнаруживал лишь одно - их полное бессилие возразить Спинозе хоть что-либо по существу, противопоставить его учению хоть что-либо, кроме брани, проклятий и угроз. Имя «спинозист» на целые века превратилось в синоним «атеиста», и понадобились столетия, прежде чем мировые религии уразумели тот факт, что грубая ругань в адрес Спинозы лишь оттеняет спокойную силу его аргументации, поднимая его авторитет в глазах всех мыслящих людей»[27].
Согласитесь, что все сказанное с очень небольшими поправками на то, что Гегель умный и поэтому вовсе не собирается отдавать Спинозу атеистам и материалистам, а хочет, как сказали бы сейчас, «перепрошить» его учение на идеалистический и теистический лад, можно отнести и к Гегелю.
Спиноза не отрицал бога. Он его утверждал. Но, последовательно утверждая бога, он его исчерпал. Это можно считать принципом настоящего атеизма. Отрицающий бога еще не атеист. Он «дотеист» или агностик. Атеист только тот, кто преодолел бога через его всестороннее и последовательное утверждение.
Фейербаховская характеристика Спинозы как «Моисея всех атеистов и материалистов» должна быть понята именно в этом ключе. Без «путешествия» по пустыне религиозного сознания, не достичь земли обетованной самосознания человека.
Нельзя стать культурным человеком, не включив в опыт своего духовного становления религиозную составляющую. Стать атеистом можно, только преодолев теизм. Но чтобы преодолеть религиозное сознание, его сначала освоить, сделать моментом собственного становления. Это, разумеется, не значит, что каждый должен обязательно вступить в церковь, чтобы потом оттуда выйти. Церковь вообще не самое подходящее место для встречи с богом. Религиозное мышление лучше осваивать в лучших его образцах: скажем, в форме соответствующих произведений художественной литературы, например, вместе с Достоевским или Толстым, кстати, как и Спиноза, отлученным от церкви. Как гениальные художники и искренне пытающиеся разобраться в противоречиях религиозного сознания люди, они могут служить неплохими «гидами» в этой области. Двигаться «вглубь» в этой сфере можно вместе с самими Спинозой и Гегелем. Они же потом приведут вас и к выходу за пределы религии. Но со Спинозой и Гегелем лучше всего знакомиться через Ильенкова.
Э. В. Ильенков «открыл» для современников не просто Спинозу или Гегеля - он, как и положено любому мыслителю, заново «переоткрыл» всю историю философии, в результате чего обнаружил «осевую линию мер» как самой философии, так и человеческого мышления в целом. Эту «осевую линию мер» Э. В. Ильенков выстраивал по-разному. В статье «Философия и молодость» он пишет «традиционная философия в лице лучших своих представителей... - Демокрит и Платон, Декарт и Спиноза, Кант и Гегель, Гельвеций и Дидро, Маркс и Энгельс, Плеханов и Ленин»[28]. В материалах к докладу о Спинозе Ильенков выделяет линию Декарт - Спиноза - Лейбниц (а далее - Фихте - Гегель), как «магистраль развития диалектики как логики» в противовес линии Ньютон - Локк - Кант, которая, по его мнению есть «по существу линия антидиалектическая»[29]. В «Диалектической логике» Ильенков выделяет «общематериалистическое понимание природы идеального, составляющее существо линии Демокрита - Спинозы - Дидро - Фейербаха». Это понимание, «независимое от вариантов его конкретизации у отдельных материалистов», - по мнению Э. В. Ильенкова, - послужило отправной точкой и для марксистско-ленинского решения проблемы»[30] (имеется в виду проблема идеального - В.П.)
Но может возникнуть вопрос - при чем здесь вообще проблема идеального? Ведь целью ставилось доказать, что Э. В. Ильенков сыграл огромную роль в становлении марксистской философии и марксизма вообще. А тут вдруг какая-то совершенно частная проблема - проблема идеального. Но в том-то как раз и дело, что Э. В. Ильенков не считает проблему идеального частной. Он считает ее центральной не просто в марксистской философии (мол, надо запомнить, что материальное первично, а идеальное вторично), а в марксизме в целом. И если позиция материалистов линии «Демокрита - Спинозы - Дидро - Фейербаха» послужила «отправной точкой» для марксистского решения проблемы идеального, то само решение требовало совершенно неожиданных поворотов мысли.
Дальше Ильенков пишет, что «главное изменение, которое Маркс и Энгельс внесли в материалистическое понимание природы идеального, касалось прежде всего активной стороны отношений мыслящего человека к природе, т.е. того аспекта, который развивался преимущественно, по выражению Ленина, «умным» идеализмом - линией Платона - Фихте - Гегеля и был абстрактно, односторонне выпячен ими»[31].
Другими словами, «главное изменение», которое внесли Маркс и Энгельс в позицию старого материализма, состояло в том, что они восполнили его «главный недостаток»[32] за счет точки зрения «умного идеализма». Но результат такого соединения противоположностей оказался неожиданным - выход за пределы философии вообще.
Сначала это был выход в область вполне конкретной науки о современном обществе - политической экономии, точнее в ходе ее критики. Вот как об этом пишет Э. В. Ильенков в статье «Диалектика идеального»:
«Вполне рациональное, очищенное от всякой мистики понимание «идеального», как «идеальной формы» реального, материального по своей субстанции мира, в общей форме было достигнуто К. Марксом как раз в ходе конструктивно-критического преодоления гегелевской концепции идеальности, а в частной форме - как решение вопроса о форме стоимости через критику политической экономии, т.е. классической трудовой теории стоимости. Идеальность формы стоимости - типичнейший и характернейший случай идеальности вообще, и поэтому на марксовской концепции формы стоимости могут быть конкретно продемонстрированы все преимущества диалектико-материалистического взгляда на идеальность и на «идеальное»»[33].
Таким образом, спинозовская полумистическая «интеллектуальная любовь к богу» плавно превращается во вполне рациональную критику «богопротивной» действительности.
Соответственно, дело остается исключительно за превращением логики «Капитала» как «оружия критики» в «критику оружием» - то есть в логику действий революционного класса, в первую очередь, в логику его политической борьбы.
Вопросу о том, как эта задача решалась следующими поколениями марксистов, посвящена последняя книга Э. В. Ильенкова, которая вышла уже после его смерти под названием «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма».
[1] Г.В.Ф. Гегель. Энциклопедия философских наук. т. 1. Наука логики. М. 1975. с. 171-172.
[2] Г.В.Ф. Гегель Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М. 1975. с. 171-172.
[3] Г.В.Ф. Гегель Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М. 1975. с. 172.
[4] Г.В.Ф. Гегель Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М. 1975. с. 172-173.
[5] В.И. Ленин. Философские тетради. В.И. Ленин. ПСС. т. 29. с. 267.
[6] Б. Спиноза. Этика. / Спиноза. Избранное. Минск. 1999. с. 420-421.
[7] Г.В.Ф. Гегель Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М. 1975. с. 173
[8] Цит. по кн. Ф. Энгельс. Крестьянская война в Германии. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 365.
[9] Вот кусочек из его «Богословско-политического трактата: «... Неудивительно, что от прежней религии ничего не осталось, кроме внешнего культа (да и он, кажется, воздается толпой Богу более из раболепства, чем из благоговения), и вера теперь стала не чем иным, как легковерием и предрассудками. И какими предрассудками! Такими, которые превращают людей из разумных существ в скотов, так как совершенно препятствуют пользоваться каждому своим свободным суждением и распознавать истину от лжи, и которые будто нарочно, по-видимому, придуманы для окончательного погашения света разума (lumen intellectus)».
[10] К. Маркс. Капитал. т.1. К. Маркс., Ф. Энгельс. Собр соч. 2-е изд. т. 23. с. 23.
[11] А.И. Введенский. Об атеизме вы учении Спинозы. http://az.lib.ru/w/wwedenskij_a_i/text_1897_spinoza.shtml
[12] Там же.
[13] Э.В. Ильенков. Диалектическая логика. М. 1984. с. 5. http://caute.ru/ilyenkov/texts/dla/intro.html
[14] Марина Бурик. «Проблема идеального и эстетического идеала в творчестве Э.В. Ильенкова». http://spinoza.in/theory/problema-ideal-nogo-i-e-steticheskogo-ideala-v-tvorchestve-e-v-il-enkova.html
[15] Э.В. Ильенков. Диалектическая логика. М. 1984. с. 36. http://caute.ru/ilyenkov/texts/dl/02.html
[16] Г.В.Ф. Гегель Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М. 1975. с. 171.
[17] Б. Спиноза. Богословско-политический трактат. https://www.civisbook.ru/files/File/Spinoza_B-P_tr.pdf. с. 5-6.
[18] Там же. с. 55.
[19] Там же. с. 54.
[20] А.В. Луначарский. Барух Спиноза и буржуазия. Впервые опубликовано отдельной брошюрой из серии Библиотека «Огонек» - Журнально-газетное объединение, Москва, 1933г. http://lunacharsky.newgod.su/lib/baruh-spinoza-i-burzuazia
[21] Людвиг Фейербах. Основные положения философии будущего. М. Наука. Сочинения (2 тома). 1995. Том 1. с. 106.
[22] Там же.
[23] И.А. Коников. Материализм Спинозы. М. 1971. Цит. по http://sbiblio.com/biblio/archive/konikov_materialism/00.aspx
[24] И.Васильев, Л.Науменко. Три века бессмертия. /Коммунист. №7. 1975. с. 65. http://caute.ru/ilyenkov/texts/tricent.html
[25] Э.В. Ильенков. Космология духа. http://caute.ru/ilyenkov/texts/phc/cosmologia.html
[26] Не могу отказать себе в удовольствии в третий раз процитировать это место из «Философских тетрадей»: «Объективный (и еще более абсолютный) идеализм зигзагом (и кувырком) подошел вплотную к материализму, частью даже превратился в него». В.И Ленин. ПСС. т. 29. с. 250.
[27] Три века бессмертия. «Коммунист», 5 (1977), с. 65.
[28] Э.В. Ильенков. Философия и молодость. http://caute.ru/ilyenkov/texts/ums/i.html
[29] Э.В. Ильенков. К докладу о Спинозе. http://caute.ru/ilyenkov/texts/spinrep.html
[30] Э.В. Ильенков Диалектическая логика. М. 1984. с. 165.
[31] Там же. с. 166.
[32] «Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой». К. Маркс. Тезисы о Фейербахе. Собр. Соч. 2-е изд. т. 3 с. 1.
[33] Э.В. Ильенков «Диалектика идеального». http://caute.ru/ilyenkov/texts/dialideal.html
