Борислав любит
Сказать, что Иван Франко разбирался в теме любви - значит ничего не сказать. Должно быть, именно поэтому любви в романе «Борислав смеется» нет. И уж точно любви не сыскать там, где ей, казалось бы, непременно следует быть - в отношениях Готлиба и Фанни.
Действительно, Готлиб любить попросту не способен. Его среда воспитала в нём только одно чувство: непреодолимую страсть к обладанию. В этой страсти, как в доменной печи, плавятся все грубые движения его неразвитой души. Любовь Готлиба к Фанни тёмная и тяжелая; всё, что он знает о Фанни - это то, что «она должна быть моей». Фанни для него - равно как и Герман, Ривка, Леон, трубочист - только средство для удовлетворения желания обладать: другим человеком или деньгами.
Фанни тоже жертва своего окружения: кроме упоительных фантазий о любви, она ничего в жизни не видит и не понимает. Чему-то другому её просто не научили - разве только читать романчик или вышивать - то есть, всё таким же пустым, праздным занятиям. «Ей хотелось любви с чудесными романтическими приключениями, горячих объятий какого-нибудь героя, верности до гроба, безграничного обожания», - пишет Иван Франко. Готлиб сильно выделяется (для Фанни) из числа прочих кавалеров и она тут же посвящает ему всё своё естество. Для неё важно лишь то, что Готлиб - «сказочный принц в нищенском платье»; другие качества Готлиба для неё совершенно не важны.
Понятно, что это никакая не любовь, а грустная карикатура. Но вот в отношениях Ривки и Германа - родителей Готлиба - изначально не было даже намёка даже на такую «любовь». Бедный тогда ещё «лыбак» (работник-нефтяник) Герман взял в жёны Ривку только потому, что у той имелись кое-какие сбережения, и едва Герман пустил их в дело, Ривка стала для него «пятым колесом в телеге».
И тем оно важнее. Конечно, не потому, что такая «любовь», как можна сперва подумать, обнажает ничтожность и духовное вырождение панов: не в этом суть, хотя это тоже правда. Суть в том, что вся эта «недолюбовь» разворачивается там, где любви также нет - но уже по совсем другим причинам.
Варьку, что была для Прийдеволи «один человек, который умел меня утешить, подбодрить, приголубить, который отдал бы за меня свою жизнь... который любил меня», опорочили паны и она убилась в яме. Ивана, мужа Марты, которую удочерил старый Матвей, еврей Мортко свёл в яму из-за денег - да и не особенно больших, всего-то лишь со две сотни гульденов! Сама Марта после этого хату свою оставила и пошла во службу - и, видимо, «личная жизнь» у неё тогда вовсе исчезла, ведь дальше о девушке ни слуху, ни духу. А где жены Бенедя, Басарабов, других побратимов? О какой любви вообще может идти речь, когда люди работают по 12 часов в шахтах денно и нощно без выходных? Когда они живут в сараях, которые принадлежат панам, а их хаты пустуют в окрестных сёлах? Когда достаточно только заболеть, как их попросту выбрасывают из жилища - как ту женщину с младенцем, которого поп не хотел крестить? Когда им платят такой мизер, что с него и прокормиться не выходит? Как писал Михаил Коцюбинский в статье «Иван Франко», «Весь Борислав - одна смрадная яма. Там тяжёлый труд, малый заработок, грязь, пьянство, разврат, дурная пища и дурная водка, всякие болезни; там человек хуже скотины, там брат на брата идёт с ножом, там чад и вечная преисподняя». Ясно здесь, что Варька для Прийдеволи - даже больше, чем любимый человек. Они настоящая родня по несчастью и жизни.
Как по мне, Иван Франко поступает именно так, как и следует поступить. В то время, когда под ногами панов начинает кипеть целое рабочее море, их личные трагедии начинают выглядеть особенно бледно и несущественно. Что нам до того, как сложится история Готлиба и Фанни, если целый класс людей лишён условий не только для любви, но и для существования? Однако Франко показывает нам, что от господства капитала страдают теперь уже все, не только рабочие, но и господа - известно им об этом или нет. И когда Готлиб, как и братство во главе с Басарабами, порознь отправляются жечь господские усадьбы, читателю становится очевидно, что так просто из этой неволи не выбраться: в сравнении с тем, что предлагал сделать Бенедя, поджог - ещё худший метод. Бенедя двигался в верном направлении, но не мог, как барон Мюнхгаузен, вытащить себя за волосы до уровня теории социализма, откуда было бы видно, что нельзя просто взять и договориться с собственниками. Побратимы же и вовсе повернули в обратную от выхода сторону, и дальнейшую судьбу их движения в романе показывать не требуется. О «выходе» из ситуации для Готлиба не стоит и говорить.
Но закончим, всё же, на любви. В «Бориславе...» Иван Франко решительно расправляется с той сентиментально-романтической литературой, которая ставит личные любовные трагедии впереди страданий целых масс людей. Этим Франко выводит украинскую литературу на более высокий уровень сознательности. На этом уровне уже видно, что трагедия одного человека - не личная драма, которая могла случиться или не случиться, а проявление и часть общей проблемы; предыдущий же «подход» к этому вопросу с этих пор оказывается устаревшим. То же - когда речь идёт о несчастливой любви. Разве не болело сердце у всех тех нефтяников от изувеченной личной жизни? Болело, но они уже понимали, что эта боль - составляющая общих страданий, и что в одиночку их не преодолеть. Разумеется, можно сказать, что это не изобретение Франко: все революционные украинские писатели писали о страданиях народа. Но есть же разница, когда, допустим, Тарас Шевченко говорит об Украине вообще, народе вообще - и когда то же показывают на реальных примерах, разбирают причины общественных проблем.
И следует думать, что не только в литературе, а и в жизни личные проблемы всякого человека - даже не эхо, а прямой голос всеобщих проблем. Разрешить одни в отрыве от других невозможно. И то, насколько общество это волнует, показывает и то, насколько общество себя любит.
Цитаты сверены по изданию «Иван Франко. Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется» - БВЛ, серия вторая, том 121. -М., Художественная литература, 1971.
Оригинал взят с Leport